Essent.press
Татьяна Ляхович

Один из тех, кто строил великую страну. Мы проектировали полет человека на Марс на 1981–1983 гг.

Встреча выпускников МАИ. Справа налево: Юрий Каплин, Юрий Митцев, Игорь Комлев, Эдуард Степанов, Вячеслав Дворниченко, Леонид Васильев, Юрий Михайлов. 2007
Встреча выпускников МАИ. Справа налево: Юрий Каплин, Юрий Митцев, Игорь Комлев, Эдуард Степанов, Вячеслав Дворниченко, Леонид Васильев, Юрий Михайлов. 2007

ЦНИИмаш — такие обтекаемые названия давали в СССР организациям и предприятиям стратегически важных отраслей экономики: оборонки, атомной (все же знают, чем занимаются предприятия среднего машиностроения?).

ЦНИИмаш занимается пилотируемой ракетной техникой, сейчас это закрытая тематика, и Леонид Петрович, имевший серьезный допуск секретности, рассказывал мне больше о людях, и в своих воспоминаниях тоже не писал ничего такого, что нельзя разглашать.

Из файла «Биография»:

«Я приступил к работе в ЦНИИмаш 2 марта 1966 года. До этого сразу после окончания Московского авиационного института я проработал в ОКБ-12 МАП с 30 марта 1961 года по февраль 1966 года. Тогда я добирался от дома у метро „Ботанический сад“ за 35–45 минут в зависимости от загруженности эскалаторов в метро „Белорусская-кольцевая“ или какой-то необычной погоды. Работа устраивала. Руководство ценило, успехи были. Уже были сданы в печать две статьи по тематике применения систем СОБ на изделиях отрасли. Но… захотелось, видимо, чего-то нового. А может быть, причина была и финансовая.

Теперь же, чтобы добраться от дома до работы в ЦНИИмаш в городе Калининград Московской области, что на станции Подлипки по Ярославской железной дороге, мне надо было из Москвы, от моего дома в Ботаническом переулке (метро «Ботанический сад») ехать на автобусе от кинотеатра «Перекоп» до Комсомольской площади. Затем на Ярославском вокзале садиться на электричку, которая шла в Монино, Болшево или Фрязино, и ехать до станции Подлипки-дачные. От станции или шли пешком 20 минут, или на автобусе до остановки «Улица Ленина».

Обычно шли гурьбой. С Ярославского вокзала в Подлипки и далее до Монино и Фрязино ездило много молодых людей. Вагоны были забиты. Приходилось часто ехать стоя. В городе Калининград (Московской обл. — Прим. ред.) располагалось тогда несколько предприятий нашей отрасли; выпускников московских вузов, проживавших в самой Москве или ближайшем Подмосковье, после окончания институтов МАИ, МВТУ, МЭИ, МГУ, ФИЗТЕХ и некоторых других вузов направляли работать на калининградские предприятия.

Шестидесятые годы были знаменательны для ракетно-космической техники. В ЦНИИмаш уровень зарплат был выше, чем на московских предприятиях РКТ. Если в московских организациях молодому специалисту платили 100 рублей, то в ЦНИИмаш молодой специалист получал 140 рублей. Разница в 40 рублей в 1960-е годы была приличной. Обед в столовой обходился тогда от 50 до 70 копеек. Проезд на электричке по годовому билету от Москвы до Подлипок-дачных обходился в 1 рубль 6 копеек. Поэтому нам казалось, что даже потеря на дорогу в Подлипки и обратно покрывается этими 40 рублями. И это с учетом того, что у многих из нас были уже дети. Жилищные условия были тогда примерно одинаковыми.

Таким образом, 2 марта 1966 года я оказался в ЦНИИмаш, головном институте по ракетно-космической технике в Советском Союзе. Я, конечно, еще не мог знать, чем конкретно буду заниматься. В. М. Суриков, который брал меня на работу в свою недавно образованную группу ракет-носителей, пожалуй, больше полагался на мои слова о моей работе в ОКБ-12 НИИ-25 по эффективности применения систем регулирования расходов топлива (СОБ и РСК). Само слово «эффективность» связывалось со словами «системные исследования», которые были ключевыми в отделе Льва Григорьевича Головина, его еще молодых, но уже заявивших о себе ученых: Александра Денисовича Коваля, Володи Сенкевича, Славы Щелкова, Анатолия Евича, Владимира Вахниченко и, конечно, Виктора Сурикова.

Эти ребята умели и любили работать, обладали завидным багажом знаний, полученных в ведущих вузах страны, включая МГУ имени Ломоносова, МФТИ, МАИ, МВТУ, МАТИ, ВОЕНМЕХ, МЭИ и других профильных учебных заведениях Советского Союза. У этих ребят было нормальное желание быть на ведущих ролях в только что формирующемся направлении космических исследований. Эти ребята имели достаточный уровень тщеславия, багаж знаний, 28–35-летний возраст, чтобы показать свои способности и добиться желаемых результатов, а может быть, и оставить свой след в исследовании космического пространства. Этот путь еще только формировался.

Были пока наметки идей.

Не было еще понимания, что надо делать и как делать. Да, был уже запуск первого спутника 8,5 лет тому назад, были первые полеты в космос Юрия Гагарина, Германа Титова, Романа Поповича, Андрияна Николаева, Валентины Терешковой, Валерия Быковского, Павла Беляева и Алексея Леонова. Был полет Комарова, Феоктистова и Елисеева и других. Первые космические корабли уже были запущены на Луну, Марс и Венеру.

Но это была пристрелка. Разовые дела. Еще не было четкого плана, тем более программы действий государства по исследованию космического пространства. Перед ЦНИИмаш как головным НИИ в отрасли руководством страны была поставлена задача формирования Государственной программы действий на ближайшие годы, на пятилетку, на ближайшие 10 лет, а может быть, и более дальнюю перспективу.

Вспоминается, что уже в наших работах, отражаемых в программе действий государства на перспективу, мы в 1967–1972 годы рассматривали возможность полетов человека на поверхность Марса в 1981–1983 годы. Эти годы для полета на Марс были предпочтительными, так как они были ближайшими в 11-летних циклах и оптимальными с точки зрения потребных энергетических затрат, баллистики, приемлемого по длительности полета (700–900 суток при полетах на Марс и обратно).

Группа Виктора Сурикова в начале марта 1966 года состояла из 9 человек. В этот коллектив 2 марта 1966 года пришел работать и я, Леонид Петрович Васильев.

У каждого в группе Сурикова был свой участок работы. Каждый отвечал за одно или два направления.

Мне Виктор Суриков поручил заняться верхними ступенями ракет и ракет-носителей, которые имеют специфическое применение, заключающееся в том, что включение двигательных установок должно быть многократным, при этом должно учитываться, что хранение ракетных топлив до включения двигателя происходит в условиях космоса.

Виктор Михайлович ежедневно встречался с директором института Юрием Александровичем Мозжориным. Гонка в космосе была нешуточная. Обычно вечером, часов в восемь, Мозжорин приглашал к себе в кабинет Виктора Михайловича и давал задание. Нередко Суриков нас задерживал после окончания рабочего времени, чтобы задания директора изложить перед нами. Часто Виктор давал уже свою интерпретацию или версию возможного пути выполнения задания. Мы, конечно, активно включались в выполнение этих заданий.

В конце марта 1966 года приказом директора института Виктор Михайлович Суриков был назначен начальником сектора по средствам выведения космических аппаратов в лаборатории Александра Денисовича Коваля, входившей в состав отдела Л. Г. Головина. Одну из групп сектора Сурикова возглавил Вахниченко Владимир Васильевич, другую группу возглавил Журавлёв Игорь Фёдорович. К этому времени Борис Бобков нас покинул, перейдя в один из отделов, занимающихся двигательной тематикой.

Мне достался стол Бобкова, за которым я проработал все годы в ЦНИИмаш. Стол был привезен в конце 1946 года из Германии, из Пенемюнде. Только в первые 40 лет работы в ЦНИИмаш с этим столом мне пришлось перемещаться из комнаты в комнату 13 раз. Стол мне достался исторический…»

Формат статьи не позволяет последовательно и подробно описывать работу Леонида Петровича год за годом.

Упорство, трудолюбие, талант, успехи и неудачи — все было за эти годы напряженной творческой работы. Чтобы дать какое-то представление о его работе, я могу только обратиться к его служебной характеристике.

«Во время работы в ЦНИИмаш занимал должности старшего инженера, начальника сектора, начальника лаборатории. Основное направление научной деятельности Васильева Л. П. в период руководства сектором и лабораторией до 1994 года — системные исследования по оптимизации технических параметров и эффективности применения разгонных блоков ракет-носителей, межорбитальных буксиров и двигательных установок космических аппаратов. Результаты его научной деятельности нашли применение на РН „Протон“, „Союз“ и „Зенит“, РБ ДМ „Бриз“, КВРБ и „Фрегат“. В 1975 году защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата технических наук, в течение ряда лет вел преподавательскую работу в системе повышения квалификации специалистов отрасли. Принимал участие в работе ряда комиссий по расследованию причин аварий отечественных и зарубежных ракет-носителей, разгонных блоков…»

Впоследствии Леонида Петровича как опытного специалиста периодически привлекали к сотрудничеству со смежными организациями, к заседаниям межведомственных комиссий, к расследованию причин нештатных ситуаций в отрасли.

Из файла «Биография»:

«1987 год. 3-я ступень РН „Протон-К“ выводит модуль „Квант“. „Квант“ отделяется. Обычно 3-я ступень в таких случаях падает на Землю на 18–19-е сутки. В данном случае 3-я ступень падает на 3–4-е сутки после запуска, и падает на территорию США.

Утром я прихожу на работу. Вахниченко срочно вызывает: «Читай». Телеграмма правительственная — красный цвет. Из посольства СССР в США. Озабочены и просят дать объяснения по поводу падения космического объекта на территорию США. Я не успеваю еще осмыслить прочитанное, как звонит директорский телефон. Юрий Александрович Мозжорин срочно вызывает к себе Вахниченко. Вахниченко берет меня с собой.

Юрий Александрович протягивает правительственную телеграмму из МИД. Текст телеграммы тот же, что и в телеграмме посольства СССР в США.

Юрий Александрович: Что думаете по этой телеграмме?

Я: Запускали модуль «Квант». Обычно после запуска КА на ОИСЗ наша третья ступень РН «Протон» падает на 18–19-е сутки. А пока идут 4-е сутки.

Юрий Александрович: Владимир Васильевич, кто поедет со мной в оборонный отдел ЦК КПСС?

Вахниченко: Поедет Леонид Петрович. Он в курсе вопроса.

Юрий Александрович (обращаясь ко мне): Партбилет с собой? Взносы уплачены? Едем. По дороге обговорим.

Садимся в служебную «Волгу». ЮА задает еще раз вопросы по РН «Протон». Какие схемы выведения РН используются? Какая из схем может быть в данном конкретном случае? Что можно предложить, чтобы подобное не повторилось? Сколько по массе твердотопливные двигатели могут «потянуть»?

Подъехали на улицу Куйбышева. Остановились напротив дежурного на входе во двор оборонного отдела ЦК КПСС.

Юрий Александрович: «Вы пойдете к начальнику оборонного отдела ЦК КПСС Григорьеву Ю. А. Я по делам буду в соседнем подъезде. В этом, — указал Юрий Александрович, — на 3-м этаже. Доложите, потом меня здесь найдете. Поговорим».

Я возвращаюсь на Старую площадь. Вхожу в подъезд, получаю пропуск. Возвращаюсь к проходной будочке на улице Куйбышева. Прохожу проходную и знакомой дорогой иду в знакомый подъезд. 9-й этаж девятиэтажного дома. Кабинет начальника отдела Григорьева Ю. А.

Ю. А. Григорьев, здороваясь, просит присаживаться в кресло напротив. Говорит: «Хочу предупредить. Думайте об ответственности, над каждым словом. Вы докладываете мне, я докладываю секретарю ЦК КПСС по ВПВ. А секретарь ЦК КПСС по ВПВ докладывает главе государства».

Я начинаю докладывать про схемы выведения РН «Протон». Юрий Алексеевич задает уточняющие вопросы.

Юрий Алексеевич: А что можно предложить, чтобы подобной истории избежать?»

Я: На 3-ей ступени можно поставить два РДТТ. После отделения КА от третьей ступени РДТТ включаются, ступень затормаживается и входит в атмосферу, тормозится и несгоревшие фрагменты ступени уже на первом витке падают в акватории Тихого океана.

Юрий Алексеевич: А во что обойдется таких два РДТТ?

Я: Думаю, что 250–300 кг при удельном импульсе тяги 250–260 секунд и при скорости срабатывания 80–90 м/с.

Юрий Алексеевич достает из стола калькулятор и что-то считает. Меня это удивило. Редко приходилось видеть, чтобы проверяли на таком уровне наши баллистические расчеты.

Юрий Алексеевич говорит: «Похоже. Спасибо, Леонид Петрович. Создана Государственная комиссия по расследованию причин этого инцидента. Возглавит комиссию Карраск Владимир Константинович. Вы знакомы с ним?

Я: Да, хорошо знаком.

Ю. А.: Вы входите в состав этой комиссии. И сейчас сразу же поезжайте в КБ «Салют». Владимир Константинович уже знает и ждет вас.

Отметив пропуск, выхожу на улицу Куйбышева. Захожу в соседний подъезд, поднимаюсь на 3-й этаж. Юрий Александрович Мозжорин меня уже ждет.

Я рассказал подробности встречи. Про назначение Государственной комиссии, и что я включен в состав этой комиссии.

Юрий Александрович: Сейчас выходим, и я отвезу вас в КБ «Салют». Работайте сколько потребуется. Вахниченко я предупрежу.

Моя фамилия была уже в списке на проход в КБ «Салют».

Владимир Константинович Карраск уже начал знакомить прибывших членов комиссии с обстоятельствами происшедшего. Представил меня собравшимся. Там уже присутствовали несколько генералов, с которыми я не был знаком, и несколько гражданских лиц. Владимир Константинович определил меня в группу баллистиков.

Через три дня Государственная комиссия работу закончила, подготовив заключение и подписав его. Причина оказалась простой: за 3-4 дня до старта РН «Протон» была мощная вспышка на Солнце. Атмосфера Земли прогрелась, вспухла. 3-я ступень РН «Протон» оказалась после выведения на ОИСЗ в более, чем всегда, плотных слоях атмосферы. И затормозилась скорее, чем обычно. И сошла с орбиты не на 18–19-е сутки полета, а на 3–4-е сутки полета.

Что касается опасений американцев, то в какой-то мере нам повезло. Третья ступень упала в гористой местности на границе между США и Канадой.

Вот такой эпизод был в моей долгой работе в ЦНИИмаш в 1987 году. А Юрий Александрович и на этот раз оказал мне высокое доверие, веру в квалификацию и профессионализм в непростой ситуации. Спасибо ему и на этот раз».

Для этой публикации я отбирала воспоминания Леонида Петровича, связанные, в основном с его работой. Но, как и у всех людей, в его жизни была не только работа.

Были яхты…

Леонид Петрович был мастером спорта СССР по парусному спорту, обладателем Кубков СССР и России, неоднократным призером первенств СССР и Москвы. И обладателем Международного диплома яхтенного капитана.

А начиналось все в подмосковном яхт-клубе «Водник» на Хлебниковском водохранилище.

В СССР этим элитным видом спорта могли заниматься люди самых разных социальных групп — от зам. министра до столяра-краснодеревщика (именно такая пестрая компания и собиралась в яхт-клубе «Водник»). Все просто — ты приходишь в клуб, осень и зиму работаешь на благоустройстве и техническом обслуживании яхты, а летом на две недели идешь в составе команды этой яхты по рекам и озерам страны. Сначала идешь матросом, а если хочешь — заканчиваешь курсы рулевых, учишься дальше — становишься капитаном.

Леонид Петрович пришел в яхт-клуб в 1975 году. И посвятил яхтам 19 лет. Сначала он был матросом, потом рулевым, потом стал помощником капитана и затем капитаном. Через некоторое время он выполнил норматив мастера спорта СССР. По мере роста квалификации он стал руководить яхтенным экипажем, затем стал председателем крейсерской секции, вошел в совет яхт-клуба.

Леонид Петрович был хорошим капитаном-крейсеристом. 19 лет он ходил последовательно на яхтах «Пан», «Альба», «Волна», «Ритм», «Дикси». Он вошел в сборную Москвы, и в гонках чичестеров (одиночных капитанов) на большой яхте пять раз занимал третье место по Москве. Он любил эти гонки — когда ты на яхте один, сам ставишь парус и следишь за тем, чтобы яхта шла с максимальной скоростью.

С 1975 по 1993 год всегда участвовал в гонках на кубок Онежского озера. В 80-е годы на Онеге проходили самые многочисленные международные соревнования, где собиралось более двухсот яхт. В 1982 году на этих соревнованиях крейсерская яхта капитана Васильева пришла первой в своем классе, и экипаж был награжден золотыми медалями.

Он ничего не делал вполсилы. И, увлеченный парусами, пройдя путь от матроса до капитана, вошел в технический комитет парусного спорта Москвы, участвовал в разборе аварийных ситуаций, параллельно вел курсы молодых яхтсменов, а после теоретического курса сам принимал экзамены на воде. Некоторые ребята, которые занимались у Леонида Петровича, пошли в большой спорт и впоследствии стали победителями чемпионатов СССР, а некоторые — призерами чемпионатов мира в спортивных гонках.

Но в 1994 году, на волне всеобщей приватизации, «Водник» как спортивный клуб перестал существовать — яхты стали сдавать под коммерческие рейсы тем, кто мог платить за это. Команды спортсменов превратились в обслуживающий персонал для нуворишей, и оставаться в таком яхт-клубе старые капитаны не захотели.

(Продолжение следует.)

Татьяна Ляхович
Свежие статьи