Статья Ильи Роготнева для меня оказалась очень своевременной: как раз накануне я обратился к своим православным братьям на эту же тему, завязалась полемика.
Я не собирался писать о Поклонской и ее «подвигах». Где-то что-то прокомментировал по мелочи и думал, что на этом всё. Потому что отдельный поступок отдельного человека, красивый или некрасивый, говорит прежде всего о самом этом человеке. А образ Поклонской вовсе не является для меня интересным предметом исследования. Кроме того, даже осуждая поступок, я не собираюсь сильно строго судить саму Наталью. Уверен, что прозвучавшие в ее адрес восхваления как мудрого и самостоятельного политика преждевременны, так как явно несовместимы с оправданием ее поклонников «Попросили — понесла». Не вправе исключать, что она не ведает, что творит в пространстве, где взаимодействуют смыслы, идеи и политтехнологии, а просто носит в сердце почитание святого. Конечно, и в этом случае поступок нельзя не признать бестактным, но ведь понятно, что рядом с ней было кому нашептывать: «Давай, Наташа, надо!», внушая, что это — миссия. А «мнения света» для не очень твердо воспитанного человека заменяют стыд.
Короче, я не собирался выступать. Но перепечатка на портале «Русское поле» статьи протоиерея Олега Трофимова заставила обратиться к публикаторам с вопросами. Потому что «Бессмертный полк» — это уже не частное дело. Отец Олег, отталкиваясь от поступка, открыто перешел к переосмыслению акции. И ладно бы, если бы «новый смысл» не отменял, а только углублял общий и тем самым работал на него. Но он его расширяет, а значит размывает. А публикаторов — «Русское поле» — я знаю по нашей общей борьбе именно с разрушителями смыслов. Когда-то мы вместе выходили против Гельмана — разрушителя всех объединяющих смыслов — и религиозных, и советских, и Великой Победы. И сейчас мы солидарны в отношении к такой акции боевого постмодернизма как монстрация. Я был удивлен, как же братья не заметили, что отец Олег применил тот же метод, что «монстры» против Первомая? Они-то должны понимать, что такое пространство смыслов и метод разрушения! Он сделал это, может быть, не осознанно, а от радости, что «прошла» близкая ему идея, но для того и даются знания, чтобы это заметить и не перепечатывать. Да что знания! — элементарная чуткость.
Теперь я думаю: «А не было ли им и тогда важно — и у Гельмана, и у Лоскутова — лишь то, что касается церковных смыслов?» Но когда «свое» не поднимается до «общего», оно не способно собирать и объединять, а значит и бороться.
Отец Олег расширил рамки смысла акции в более мягкой форме, чем Поклонская, которая собиралась пронести портрет солдата другой войны, пока ее не попросили пронести икону. Он не дошел и до прямого оскорбления смысла акции, смысла Победы, до которого договорились Мультатули с Крутовым («покаянный крестный ход» вместо Парада победителей). Конкретно он сказал только о «трех славных царях». Но он в целом — и не походя, а как главное содержание своей заметки, — дал формулу расширения смысла акции: «Метафизический феномен Русской Цивилизации — «Безсмертный [правописание автора] полк» — уже глубоко и далеко вышел как за рамки празднования Дня Победы, за географические грани стран-победителей, так и за временные рамки. И в этом «Безсмертном полку» ныне шествуют как древние предки разных времен и народов нашего Отечества, так и...» Пафосность может иметь собственную значительность, но часто подводит, создавая иллюзию смысла или духовности, поэтому я не спешу обвинять, но могу лишь спросить, понимает ли отец Олег, что смысл действия, посвященного именно Великой Победе, такая его формула вытесняет?
Ведь если надо не только о Победе и не только в той войне с фашизмом, то всё: общего действия, посвященного Победе, нет. Тогда каждый будет носить, что ему близко: фашисты — фашиста, монархисты — монарха, либералы — Ельцина с Чубайсом. Неважно, что они не имели отношения к Победе! Потому что это теперь не Парад победителей, а «метафизический феномен Русской Цивилизации», а тогда пусть каждый цивилизованный русский тащит свое метафизическое нутро!
Об этом же написал и И. Роготнев. И привел пример того, что уже так и происходит: в Аргентине во время шествия БП уже несли портреты власовцев. А что, они не входят в «Русскую Цивилизацию»?
Объективно статья отца Олега борется со смыслом «Бессмертного полка» так же постмодернистски. Сначала внимание переносится с идеи на энтузиазм, единение, к которому другие идеи могут испытывать ревность. Потом — «БП вышел за рамки своего смысла»! — и вносятся свои смыслы, которые тоже могут вызвать энтузиазм и единение, но уже у каждой группы в отдельности. И вместо единства — «мультиединство». Добавьте веселья — и всё, монстрация!
Поэтому надо было возразить. Но не возразили, а перепечатали. Те, кто (бесспорно, молодцы) в прошлом году дали бой Мездричам–Кулябиным. Но и тогда у них слабо получилось говорить об общем, а не о своем. А говорить об оскорблении только религиозных чувств, а не о разрушении искусства — значило не только заужать проблему и сокращать ряды союзников, но и помогать противнику свести полемику к чувствам «православных активистов», что ему было на руку. Реально побеждать можно только когда выходишь за рамки своего.
Я далек от мысли, что протоиерей Олег — сознательный постмодернист. Возможно, сработало то, типичное — «свое дороже общего». Ура, дорогой нам смысл пролез, это знамение! Если знамение (то есть «знак»), то разве что бестактности, нечуткости. Этот поступок можно сравнить с поступком человека, который не пробует услышать, в какой хор встраивается, а просто запевает свою партию. С клироса таких гонят — неклиросный, говорят, характер.
Странно, что это непонятно — где люди собрались во имя чего-то общего, там бестактно отвлекать, разворачивать их от общего, собравшего их смысла. Поэтому вдвойне досадно это свойство видеть у верующих, борющихся с неуважением к религиозным чувствам. Очевидно, первично уважение к чувствам вообще, а с ним и готовность чувствовать общий настрой и тогда определяться по отношению к нему — встраиваться или уходить. А потом уже можно говорить об уважении к более сильным, но и более тонким чувствам — религиозным.
Я написал примерно это, друзья это прочитали и стали возражать. И как-то так выходило, что возражениями только подтверждали мои недоумения.
Мне говорят: «Но у тебя нет монополии на смысл шествия. У каждого свое понимание. «Бессмертный — это вообще про «вечно живых». То есть и по итогу демонстрируют постмодернистское отрицание общего, фиксируя право на разрушение единства, и по методу совершают чистую «деконструкцию» — не имя используют как знак смысла, а новый смысл подбирают к имени. Иными словами, используют постмодернистскую технику ради весьма жалкого оправдания: ведь наличие консенсуса, пусть нестрогого, о смысле БП невозможно отрицать.
Мне говорят: «Что же ты! Православные не должны быть против святого монарха!» И этим только настаивают на своем праве вносить свое вопреки общему. Это даже преподносится как доблесть: «Она внесла новый смысл!», «Она этим освятила шествие».
Но для святыни есть свое место. И святыню, и религиозные чувства не обнажают среди тех, кто их может оскорбить. И уж конечно, почитать святого Царя-страстотерпца — не значит читать вслух тропарь Царю в минуту молчания 9 мая. Это плохо ведь не потому, что тропарь несет негативный смысл. А потому, что эта минута — для других чувств. Или стоило бы? — «внести новый смысл», «освятить действо»?! Неужели Победа, доставшаяся жертвенным подвигом, нуждается в освящении?
Может, дело в том, что это чувство общности с рядом идущими людьми ослеплено, вытеснено другой эмоцией, связанной с этим своим, а не общим смыслом? Это объяснило бы, почему не заметили того, что отметил Илья, — что Николай II никак не может ассоциироваться с Победой, он, скорее, символ земных поражений. Это факт Истории, независимый от обвинений или оправданий конкретной личности — что и на трон попал не по своей воле, и «профессии» царя не успел доучиться, а попал под такое Историческое колесо, что святости для его остановки недостаточно, посади на трон хоть Саровского чудотворца.
А что это могла быть за эмоция?
Могла ли эту ослепляющую роль играть антисоветская эмоция — от того, что, как написал И. Роготнев, «акция в результате превратилась в триумф державно-патриотической идеи и пробуждение спящей советской идентичности»? До какой злобы может она дойти, видно из упомянутого желания переоформления БП в покаянное шествие, высказанное двумя монархистами. И церковный официоз в нашей митрополии вполне себе «мемориальский» по духу. И эти друзья вполне подвержены антисоветским мифам. Но в случае Победы, зная их, не думаю, что они могли быть в чем-то против.
Или это могла быть эмоция убежденных монархистов «се, приблизилось чаяние!»? Но нет, характер их возражений не связан с монархической струей. Говорят об иконе, об освящении, о типичном для любого святого (не обязательно царя) небесном заступничестве. Просто как бы «наше церковное, святое и чистое, поэтому право имеет».
Для серьезных монархистов естественна, думаю, реакция моего френда-монархиста А. Нечипоренко, который еще 9 мая в своем блоге восхищался поступком «послушницы Натальи» (!), а уже 15 мая вскричал: «Я отказываюсь этому верить!» — при виде якшания ее с Кирилловичами (которые, добавлю, отреклись от царя в дни его свержения, а потом союзничали с Гитлером!). И дальше он написал «уважаемой Наталье Владимировне» открытое письмо, справедливо указав, что «если врагам России действительно удастся осуществить «реставрацию Монархии» как политтехнологический проект, это будет смерть России — глубинная, духовная, уже до конца». Он считает, что монархия, немыслимая соборным единством народа как священный акт, может быть лишь псевдомонархическим симулякром. В этом и есть отличие серьезного монархизма от сегодняшнего крымского монархизма «врагов России», в поле влияния которого попала и Поклонская.
Любопытно, однако, что многие не увидели политтехнологичности в том, что, как пишет отец Олег, «по улицам Симферополя она прошла с чудотворной иконой царя-мученика Николая II, которую привезли в Крым из Москвы». Легко ли представить, чтобы привезенную в наш город чудотворную икону просто дали бы поносить прокурору области? Явно же — попросить должен был не только ветеран и не только прокурора!
Подведу итог.
Самому мне важно было не столько оценить поступок Поклонской, сколько защитить смысл «Бессмертного полка» — тот, в который вылилась эта идея, вопреки опасениям, что из нее сделают траурное шествие и потом сольют великий смысл Победы в общий траур о погибших с обеих сторон. Это Парад победителей, часть парада, в котором идут те, кто заслужил ту Победу, но уже не может пройти сам.
Но подмена в данном случае питается восторгом части православных по поводу поступка, который кажется им не недостойной Православия нечуткостью к ближним, а прямо проявлением особого церковного благочестия, даже подвига. В этом я вижу самостоятельную проблему — особенность современного благочестия части Церкви, которая отнюдь не способствуют, а скорее препятствует ей быть «солью земли» и «закваской Царствия небесного».