В последние столетия одним из главных рецептов выхода из кризисов было прорывное научно-техническое обновление — создание технологий, которых еще не было, решение проблем, которые решить никто не пробовал. Не копировать старые проверенные способы, а творить всё новое. Последним примером такого разрешения глобального кризиса, с последующим технологическим и социальным обновлением мира, была Вторая мировая война.

Сегодня мир подходит к зрелой стадии очередного глобального кризиса и новой мировой войне.

Разумеется, вовсе не обязательно быть впереди планеты всей во всем — в производстве утюгов, мобильных телефонов и автомобилей. Достаточно того, чтобы сохранять лидерство в космических, ядерных технологиях, фундаментальной физике, кристаллографии и др. Можно быть уверенным, что в обмен на космические станции и атомные реакторы мы сможем получить со всего мира и самые лучшие стиральные машины, и кроссовки, и автомобили.

Однажды выдающегося американского физика Ричарда Филлипса Фейнмана спросили: «Может ли выродиться русский народ?» На что тот ответил: «Разве может выродиться и исчезнуть народ, которому принадлежит половина всех фундаментальных открытий в науке? Разве может выродиться народ, которому нет равных в культуре, народ-философ, поэт и воин? Нет, русские — это не просто народ, это целостная великая цивилизация».

Русские имеют возможность развить отрасль, в которой они традиционно сильны — производство уникальных, штучных изделий с непревзойденными качествами. Благодаря уникальному творческому потенциалу русские давно находятся на самом острие научно-технического прогресса. Сохраняя эту позицию, можно организовывать нисходящие ступени из реализаторов этих уникальных изделий, которые будут доводить их до коммерческой «кондиции». Это как раз хорошо умеют делать учёные и маркетологи Запада.

Таким образом, русская культура может быть мировым творческим центром — вершиной цивилизационной пирамиды, по которой будут спускаться новейшие изделия и фундаментальные открытия, переходя в прикладные области и ответвления.

Аналогично может быть и в гуманитарной области. Русская культура может стать «точкой сборки» не только для учёных, инженеров, строителей, предложив новые научные мегапроекты, но и для деятелей высокой культуры, а также просто людей, желающих сохранить гуманистические ценности. Русская культура может стать прибежищем для диссидентов, бегущих от мира «толерантности» и «политкорректности» (фальшивой искусственной морали), от мира гомопропаганды (становящейся обязательной), от мира феминизма и ювенальной юстиции... В конце концов — от мира несправедливости, неравенства, от диктата транснациональных корпораций.

Традиционные ценности — всё очевиднее — становятся стратегическим ресурсом, спрос на который растет, ввиду нарастающего его дефицита. Исламистская альтернатива (единственная, на данный момент, реальная альтернатива западной системе) — далеко не всеми рассматривается как таковая, так как предлагая одни традиционные гуманитарные ценности, она уничтожает другие.

Русская культура, с трудом, но сдерживающая натиск трансгуманистических ценностей, имеет шанс стать центром притяжения для широчайшего круга людей доброй воли и нравственности со всего мира. Именно под идею эмансипации от «мирового порядка на века», в зону, суверенную от «мировых» (западных) стандартов, приедут и ученые, и менеджеры, и капиталы, которые заполнят поредевшие в годы социальных катастроф русские ряды.

Нужно лишь создать для этого фундамент в виде альтернативного культурного пространства, свободного как от постчеловеческой постмодернистской «морали», так и от творческих ограничений. Последние, кстати, характерны будут не только для исламистской альтернативы: и на Западе возможности для творческой самореализации человека всё более сужаются.

Вот цитата из статьи «Наука о тонкостях» Джеффри Миллера: «...в XX веке западная культура и западная психология «американизировались». Они стали более доступными — и менее глубокими; более объективными в методологии — и менее точными в результатах; более политизированными — и менее гуманными. Они сфокусировались на отдельных людях как на инопланетянах, состоящих из разных компонентов и напрочь лишенных социальных, половых и семейных связей. Наконец, они научились описывать простые рефлексы и использовать их в целях рекламы и пропаганды, но потеряли интерес к сколько-нибудь сложным проявлениям человеческой натуры вроде двойственности, воображения, сострадания».

Если взять к рассмотрению, отдельно западную науку, то уже здесь заметны признаки подчинения науки некой макрополитической стратегии, которая отнюдь не направлена на всеобщее человеческое благо.

Здесь и система грантов, посредством которой можно направлять научно-технический прогресс, давая жизнь одним направлениям исследований и удушая другие (может быть, более полезные). Здесь и система патентования, также позволяющая резко тормозить НТП. После развала Советского Союза, многие технологии были украдены и вывезены на Запад для того, чтобы НЕ быть реализованными. Кстати, была остановлена космическая экспансия (проекты освоения дальнего космоса). Существуют подозрения, что многие технологии находятся под табу. Есть даже конспирологические версии, что имеют место быть две совершенно разные науки — данные первой открыто публикуются, а данные второй добываются только в секретных институтах и лабораториях, и узнать их можно только на закрытых совещаниях властных элит (Бильдербергский клуб и т. п.). Любого, кто несанкционированно посмеет заниматься «второй» наукой, предупреждают о том, что он будет объявлен «лжеучёным» и навлечёт на себя всеобщее осуждение и презрение учёного сообщества.

Итак, перед русской культурой освобождается гигантская ниша, которую не сможет полноценно заполнить ни одна другая культура.

Ведь ни одна другая страна не думает о всеобщем благе больше, чем о своём собственном.

Ни одна культура, кроме русской, не предлагает концепции всеобщей справедливости.

Ни одна страна не может предложить столь же универсальных общечеловеческих, глобальных цивилизационных стандартов.

Русское пространство реально может дать простор для нового научного творчества — в том числе, например, для новой нехимической медицины, заменяющей фармацевтику; и для новой энергетики — на смену нефтеугольной и т. д.

Освобождение от сковывающих стандартов и системы подавления научного творчества, может положить начало новой эпохе просвещения — но уже русской, а не европейской.

Естественно, что нужно будет и всесторонне защитить это пространство, в т. ч. новейшими вооружениями, и, главное — самоотверженно защищать.

Для начала, к сожалению, придётся защищать это «зерно кристаллизации» новой модели общества внутри России и от самой России.