Я сам — из бывших монархистов. Попал туда, гоняясь за «градом Китежем», который рисовали мне идеологи от «белых», рассказывая о дореволюционной России. Ушел оттуда, увидев, что в реально «потерянном» не было даже следов той самой «Святой Руси», о которой с таким пафосом рассказывают «белые». Притом разоблачителями этого мифа выступили не «большевистские пропагандисты», как любят говорить мои бывшие единомышленники, а сами «белые» или современники гибели романовской империи. Например, св. пр. Иоанн Кронштадтский, ведя постоянную борьбу с увлечениями нашей интеллигенции всякого рода спиритическими гадостями. И получая в ответ на это ожесточенную травлю.

Митрополит Вениамин (Федченков), бывший духовник армии Врангеля, вернувшийся в СССР после Великой Отечественной войны. Деникин в своих мемуарах. Великий князь Александр Михайлович, двоюродный брат последнего императора России. И так далее. Я перечислил весь спектр мнений авторитетов, на которые обычно любят ссылаться «белые», заводя разговор о «Китеже», то бишь, дореволюционной России. Я бы мог всё отведенное для сочинения место занять цитатами указанных авторов, вскрывающих реальное положение дел в России в начале ХХ века. Но приведу лишь одну, которая меня лично убеждает, даже если бы она была единственной.

«Первое десятилетие ХХ века, наполненное террором и убийствами, развинтило нервы русского общества. Все слои населения Империи приветствовали наступление новой эры, которая носила на себе отпечаток нормального времени...

Бывшие владельцы промышленных предприятий перебрались в столицу, чтобы пользоваться вновь приобретенными благами жизни и свободой. Хозяина предприятия, который знал каждого рабочего по имени, заменил дельный специалист, присланный из Петербурга. Патриархальная Русь, устоявшая перед атаками революционеров 1905 года, благодаря деятельности мелких предпринимателей, отступила перед системой, заимствованной за границей и не подходившей русскому укладу.

Во время переписи населения Петербурга, устроенной в 1913 году, около 40 000 жителей обоего пола были зарегистрированы в качестве биржевых маклеров.

Адвокаты, врачи, педагоги, журналисты и инженеры были недовольны своими профессиями. Казалось позором трудиться, чтобы зарабатывать копейки, когда открывалась возможность зарабатывать десятки тысяч рублей посредством покупки акций... Отцы церкви подписывались на акции, и обитые бархатом кареты архиепископов виднелись возле бирж» (А. М. Романов. «Книга воспоминаний», с 275–277).

В приведенной цитате очевидным образом констатируется факт смерти «патриархальной Руси». Но ведь это не могло произойти в одночасье! И вот поиск ответов на вопросы: как это произошло и почему это могло произойти, — у меня идет впереди желания обсуждать формы и конкретику появления в России новых «идеалов».

В своей статье «Судьба гуманизма в XXI столетии» в газете № 173 С. Е. Кургинян показывает странный интерес имперских высочайших элитных кругов к Тибету. Кстати, один из воспевателей «Китежа» как русской утопии, Николай Рерих, полагал что она (утопия) располагается там же, в Тибете. То есть мы видим, что интерес к данному району востока не был присущ одному императорскому дому. Или же мы можем делать вывод о некоей общности, объединённой этим интересом как в высочайших кругах, так и среди части интеллигенции предреволюционной России. Но повторюсь, меня интересует на данном этапе не эта общность, а те причины, сделавший такой поворот интереса возможным. Ведь нельзя забывать, что император был главой Русской Церкви. И тут трудно удержаться от цитирования Писания: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом не радеть». (Св. Евангелие от Матфея 6:24).

Я не утверждаю, что лично религиозным Николаем Романовым была утеряна вера и он отошел от Православия. Тут только Бог ведает. Но факт наличия глубочайшего интереса к Тибету и его языческим культам говорит, как минимум, о том, что роль Православия как объединяющего элитные верхи начала сильно проблематизироваться. Из тех же воспоминаний А. М. Романова и Федченкова видно, что эта самая элита была по большей части атеистической или, в лучшем случае, «веровавшей» по традиции. А это значит, что для них в равной мере объединяющим началом могли быть и языческие культы, и христианство. Но от христианства, как от уходящего проекта была некоторая усталость и разочарование, если не сказать раздражение. А увлечение таинственным и модным в Европе Востоком было буквально под рукой.

Но главное, конечно же, было в смысловой исчерпанности проекта «православного Царства», так и не ставшего проектом «Православной Империи». О чем опять же убедительно рассказывает С. Е. Кургинян.

Возвращаясь к теме смены эзотерических элитных воззрений и завершая разговор об императорской России начала ХХ века, следует отметить важный момент. А именно то, что эта смена была именно элитной, шла только в верхах и среди части интеллигенции. Искавшие для себя новые предельные основания элиты не ставили себе задачей ни слом прежних оснований для всей массы населения страны, ни зачистку возможности появления конкурирующих оснований, предложенных кем-то другим. И потому пришедшие к власти «красные» смогли предложить и предложили России иные основания, созвучные тем, от которых ранее отказались «белые». Мостик идеалов был перекинут, и народное самосознание не было лишено творческого начала. А также начала, способного защищать свои идеалы, так как идеалы были живыми.

Совершенно иначе себя повела послевоенная советская элита. Она, как раз наоборот, «устав» от мобилизационного «красного проекта», и переходя к иным основаниям (не хочется писать идеалам), главным направлением своих усилий выбрала именно подрыв переданных ей идеалов. Тем самым она разорвала важнейшую историческую преемственность идеального и обесточила полноценную работу так называемого «ядра» народного самосознания.

Когда я читал статью «Экологический эволюционизм Н. Моисеева» я всё время себя ловил на мысли, что позиция, излагаемая советским академиком, мягко говоря, очень близка тому, что описывалось Ю. В. Бялым в его статьях о концептуальных предтечах фашизма. И тому, что описывал С. Е. Кургинян в статьях об эзотерике германских нацистов. И позже, когда я дочитал до фактов, делающих возможным допущение связи Моисеева, его идейных окормителей с нацистами и их сообщниками, я ничуть не удивился. Иначе откуда такое тождество подходов, понятий и концепций?

Говоря о сообщниках нацистов, связавших их с «советской» волной обладателей «нового мышления», я имею в виду прежде всего всё тех же «белых». Видимо, они сделали выводы из своего идейного поражения начала века. И потому озаботились не столько конкурированием с «красным» проектом на уровне идей, сколько его разрушением и канализацией всех новых идей в нужное им русло. Очень было бы неплохо, если бы хоть какие-то выводы сделали и патриоты России (неважно, какой «цветности» идеологии). И после четверти века курса на отсутствие государственной идеологии как нормы, озаботились бы ее выработкой и защитой.