Движение «Суть времени» существует уже более трех лет. И более трех лет существует сообщество Х, заявившее о том, что «Суть времени» — это краткосрочный проект. Что этот проект создан мною под выборы 2011–2012 годов. И что после выборов «Суть времени» исчезнет.
При этом сообщество, пообещавшее своим сторонникам скорое исчезновение «Сути времени», вообще ничего не сказало этим сторонникам после того, как «Суть времени» не исчезла. Оно не сказало: «Извините, мы ошиблись». Оно не сказало: «В наши руки попали тайные документы, объясняющие, почему злодей Кургинян не распустил «Суть времени» после выборов, хотя перед этим собирался это сделать». Данное сообщество вообще ничего не сказало. И расписалось тем самым в том, что реальность для него просто не существует.
В данном случае реальность — это организация «Суть времени» как некая структура, проходящая в своем развитии определенные этапы. Этой структуры для сообщества Х не существует вообще. А существует для этого сообщества только своя собственная интерпретация «Сути времени» как краткосрочного проекта. Что делает сообщество Х, когда реальность полностью разрушает эту интерпретацию? Оно заявляет: «А нам наплевать на реальность! Есть люди, которые, как и мы, на эту реальность плюют. Которым нравится то, что мы говорим. А значит, наша интерпретация обладает правом на существование, не зависящее от того, как именно интерпретация соотносится с реальностью. Мы даже не будем приводить интерпретацию в новое соотношение с реальностью. Мы просто проигнорируем реальность и всё. И этого никто в рамках нашего сообщества не заметит».
Еще совсем недавно — лет этак 25 назад — подобное было невозможно. А сообщество, которое решило бы в такой степени игнорировать реальность, заслуженно приобрело бы статус сообщества людей психически нездоровых.
То-то и оно, что теперича не то, что давеча. Относительно здоровый мир может опознать психическое нездоровье и отстранить его от себя. Безумный мир опознает психически нездоровое как свое, а психически здоровое — как чужое. Мир же переходный, то есть уже отказавшийся от психического здоровья как безусловной нормы, но еще не возведший в безусловную норму откровенный дурдом, просто не заинтересован тем, как соотносятся интерпретации и то, что интерпретируется.
Можно ли утверждать подобное на основе неадекватности ничтожного сообщества Х? Конечно, нельзя. Но ведь есть и сообщество Y. Члены этого сообщества могут, например, сказать, что на Юго-Востоке Украины протестуют несколько сотен пенсионеров, примерно столько же, сколько выходит на митинги «Сути времени». Представители этого сообщества, во-первых, видят воочию, сколько людей протестует на Юго-Востоке. Этих людей как минимум достаточно для того, чтобы вокруг Славянска беспомощно топталась огромная бандеровская военная сила.
Представители этого сообщества, во-вторых, только что вопили по поводу того, что «Суть времени» вывела слишком много молодых людей в красных куртках. И сообщали своим сторонникам, что эти люди — о ужас! — отнюдь не пенсионеры и их отнюдь не несколько сот. И что с того? Они видят бурлящие массы на Юго-Востоке и говорят, что нет ни масс, ни бурления, а есть несколько сот пенсионеров. Кто-нибудь возмущается по этому поводу? Говорит им «окстись»? Ничуть не бывало.
Для этого сообщества Y нет никакой проблемы в том, чтобы оторвать интерпретацию от реальности. Причем оторвать полностью. И наслаждаться такой оторванной от реальности интерпретацией.
А есть сообщество Z. Оно видит портреты преступника, садиста Бандеры на стенах государственных зданий в Киеве. И говорит, что бандеровцы в Киеве — это выдумка Москвы.
Оно видит толпы осатанелых бандеровцев, пляшущих и вопящих: «Кто не скачет, тот москаль». И опять же говорит, что бандеровцы выдуманы кремлевскими пропагандистами.
Оно лицезрит видеозаписи, сделанные самими бандеровцами, на которых отрубают руку и выкалывают глаз молодому парню из «Беркута». И говорит о том, что киевские митингующие — это воплощение миролюбия и гуманизма.
И возникает вопрос: а интересует ли кого-то вообще связь между интерпретацией и реальностью? Или мы уже находимся в мире, в котором интерпретация сама по себе, а реальность — сама по себе? И что же это в таком случае за мир?
В 1992 году одна патриотическая газета начала печатать из номера в номер статьи, в которых любой крупный политический конфликт интерпретировался как борьба «атлантистов» и «евразийцев». Ну что ж, известная интерпретационная схема из разряда конспирологических. Беда была в другом — в том, что эта схема накладывалась на нашу политическую реальность. В том числе и на реальность ГКЧП. И оказывалось, что председатель Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов — это «евразиец» и «менестрель Мурсии»... А председатель КГБ СССР Владимир Крючков — это «атлантист» и «менестрель Морвана».
А главное, говорилось, что всё КГБ — это атлантисты, а всё ГРУ — это их непримиримые враги, евразийцы.
С Лукьяновым мне эту схему обсудить не удалось. А Крючкова я спросил однажды: «А Вы знаете, что такие-то именуют Вас менестрелем Морвана?» «Менестрелем кого?..» — переспросил Крючков с неподражаемой вежливостью. Если бы в обществе была к тому моменту воля к соединению реальности и интерпретации... Если бы была в нем хотя бы капля иронии, то есть способность уловить вопиющее несоответствие реальности и интерпретации (то бишь реального Крючкова и менестреля вообще, и тем более менестреля какого-то Морвана) ... Может быть, при наличии всего этого не погибли бы в октябре 1993 года сотни мальчишек и девчонок, расстрелянных почти в упор танками подонков, которым оплатили «налом» их кровавое преступление наши «прогрессивные реформаторы»...
Если бы да кабы... Да, кстати, автор интерпретационной схемы, предполагавшей, что весь КГБ — это атлантисты, а всё ГРУ — это евразийцы, в 2000 году обнаружил наличие «евразийского КГБ». Из чего однозначно вытекало наличие «атлантического ГРУ». То есть крушение всей его схемы. Автор даже не извинился. И никто не стал приставать к нему с вопросами: «Как же это так?» Те, кому его интерпретационная схема нравилась, продолжали ею восхищаться. Те, кому схема не нравилась, негодовали.
Что на сегодняшний день происходит с данной схемой, я, право, затрудняюсь сказать. Но одно я знаю наверняка: интерпретация, оторванная от реальности и противостоящая ей, — это безумие. И даже если такое безумие окажется востребовано и поддержано большей частью человечества, что с того? Оно останется безумием. А мир, который подчинится безумию, погибнет чуть раньше или чуть позже. Потому что он сначала разорвет связь между интерпретацией и реальностью в малой степени, потом в большей степени. И, наконец, этот разрыв станет абсолютным. А став абсолютным, он воспрепятствует адекватному осуществлению любой человеческой деятельности. И это при том, что количество видов человеческой деятельности, в рамках которых потеря адекватности чревата смертью человечества, нарастает.
Но может быть, спасение следует искать в обнулении интерпретаций?
Ведь любая интерпретация взыскует смысла или сути. А что, если нет ни смысла, ни сути? А есть только то, что есть? КГБ — это КГБ. ГРУ — это ГРУ. Крючков — это Крючков. Лукьянов — это Лукьянов... Может ли так быть? И означает ли такой подход, что мы, отбросив интерпретацию, сохраняем верность реальности?
Конечно же, такое шараханье из крайности в крайность порождает не освобождение мира от безумия, а его впадение в иное безумие, почему-то именуемое прагматизмом.
Этот номер газеты «Суть времени» издает кафедра исследований социальных структур. А кто сказал, что социальные структуры вообще существуют? Это первое. И второе. Если они все-таки существуют, то и Крючков, и Лукьянов должны входить в какие-то социальные структуры. Конечно, не в орден атлантистов (он же «морванцы») и не в орден евразийцев (он же «мурсианцы»), но в какие-то структуры Крючков и Лукьянов просто не могут не входить. И что значит прагматическое высказывание, согласно которому «КГБ — это только КГБ», а «ГРУ — это только ГРУ»? Ведь и КГБ, и ГРУ — это профессионально-корпоративные структуры, состоящие из определенных элементов, связанных определенными связями.
Познавая реальность, мы ее интерпретируем. Но ведь сама реальность содержит в себе нечто, выявляемое нами в ходе наших интерпретаций, не правда ли? И содержа в себе нечто, реальность ведет себя определенным образом. Выявляя это нечто, мы можем представить себе, как именно будет вести себя реальность. Встраивая в реальность то, чего в ней не было (а именно этим и занимается технический прогресс, да и не только он), мы управляем поведением реальности. Что значит отказаться от таких возможностей? А ведь заявив, что реальность — это реальность и точка, мы от них на сто процентов отказываемся...
Это значит отказаться не только от управления реальностью, но и от приспособления к тем фортелям, которые она готовится выкинуть. А это тоже смерть человечества.
Но дело даже не только в этом. Дело еще и в том, что человек — это существо, которое с огромным трудом выдерживает боль своего земного существования. Человек — это единственное существо на планете, которое живет, зная о том, что оно смертно. Которое что-то обретает, зная, что обретенное будет отнято, и так далее. Ни алкоголь, ни наркотики, ни физиологические наслаждения разного рода не могут надежно заглушить боль земного существования у большинства человеческих особей. Меньшинство же, способное окончательно спиться и исколоться, жизнь человечества длить не может. Что же касается гедонистических болеутолителей в их квазиживотном психофизиологическом варианте, то даже те, на кого они действуют по-настоящему, раньше или позже теряют способность к их потреблению. Они стареют... и уже не жаждут любовных утех с прежней страстностью... Они начинают болеть и уже не могут так обжираться... И так далее.
Человек — это существо, которое может сносить жизнь только за счет потребления в больших количествах одного-единственного спасительного болеутоляющего средства. Средство это — смысл. Или — суть.
Такое средство может быть добыто только из руды под названием реальность на фабрике под названием интерпретация.
Оставить фабрику без руды или руду без фабрики — это значит уничтожить человечество. Потому что оно в этом случае не только перестанет управлять реальностью, менять реальность, приспосабливаться к ней, наконец. Нет, оно еще и не захочет жить, то есть терпеть муку этой самой жизни, не имея смысла и сути в качестве основного и незаменимого болеутолителя, единственно совместимого с воспроизводством и развитием реальности.
Когда мы боремся за связь между реальностью и интерпретацией, мы боремся за сохранение человечества. Это первое.
И второе. Те, кто разрывает связь между реальностью и интерпретацией, борются за уничтожение человечества. И кое-кто из них это даже понимает.
Метафизическая война... Концептуальная война... Экономическая война и так далее... Что это такое?
Это наши интерпретации. Есть ли связь между этими интерпретациями и реальностью? Нам-то кажется, что только эти интерпретации и раскрывают перед читателем смысл и суть того, что вываривается в котле под названием реальность. Но убеждаться в этом — или это оспаривать — следует, сообразуясь с реальностью.
Это значит, что реальность следует поставить во главу угла. Что вся наблюдаемая нами событийность — а она-то и есть реальность как таковая — должна быть упакована в предлагаемую нами интерпретационную матрицу. И если эта событийность начнет вываливаться из матрицы или же взрывать матрицу, то надо не событийность препарировать, а матрицу изменять.
Будучи справедливым по отношению ко всему на свете, этот подход вдвойне справедлив, коль скоро речь идет о выпуске любой газеты — хоть желтой, хоть высоколобой. Конечно, желтая газета отдаст предпочтение так называемому «живью», то есть репортажам о неких жгучих, сенсационных фактах. Репортер справедливо скажет: «Я для вас факты добываю — и точка. А о смысле этих фактов пусть талдычут интерпретаторы». И он будет абсолютно прав. Но почему-то даже самые желтые газеты в последние годы не рвутся сохранять стопроцентную верность такому репортерскому кредо. И ясно, почему. Потому что в котле реальности вываривается что-то зловещее. И все, даже самые элементарные потребители фактов («глотатели пустот, читатели газет», как говорила Марина Цветаева), взыскуют интерпретаций. Потому, наверное, все желтые газеты представляют собой адскую смесь репортажей — и сообщений об НЛО и очередных прогнозах величайших гадателей о реальности.
Что же касается возможности обсуждения сути чего угодно — и времени в первую очередь — при полном отказе от злобы дня, то этак можно и впрямь дообсуждаться до атлантизма и евразийства, мурсианства и морванизма, а также чего угодно еще. Я, кстати, довольно часто сталкиваюсь в последнее время с теми, кому претит любая событийность, фактологичность. С теми, кто говорят: «Подумаешь, Украина или какой-нибудь Крым... Идет такой-то и такой-то глобальный процесс. А крымские и украинские события — это лишь третьи производные от этого процесса! Зачем вы так подробно обсуждаете симптоматику? Надо сосредоточиться на том, что эту симптоматику порождает, и на лечении болезни».
Любителям таких медицинских метафор я отвечаю на медицинском же языке: «А если болезнь новая? Если отрыв изучения симптоматики от лечения может привести только к усугублению болезни? Да и вообще — как вы хотите развивать интерпретацию, не погружаясь в событийность, пренебрегая фактологичностью? Между тем, отсутствие развития интерпретации превращает любую интерпретацию в мертвую, опасную схему. Кстати, в основе подобного пренебрежения фактами и событиями лежит презрение к истории, убежденность в том, что ничто не ново под луной. А ведь мы знаем, до чего доводит такое пренебрежение».
Спору нет — и киевский майдан, и наши ответные действия в Крыму, и события на Юго-Востоке Украины порождены глобальным процессом. Но, являясь порождением этого процесса, они одновременно существенным образом влияют на характер процесса, не правда ли? И вряд ли целесообразно противопоставлять общее частному, а суть нашего времени — его реальному и неумолимому движению. То бишь всей этой сумме частных наиважнейших событийностей. Слишком сложны и нелинейны, как сказали бы математики, связи между духом и плотью, смыслом и существованием, трансцендентным и имманентным, общим и частным.
Что если на Украине обнаруживает себя нечто, являющееся и принципиально новым, и предельно зловещим одновременно? Что если, пренебрегая фактурой, запихивая фактуру в известные расхожие схемы, мы не обеспечим своевременной встречи общества — или, по крайней мере, его наиболее активных слоев — с этой самой зловещей новизной? Что если общество, не поняв, что оно имеет дело именно со зловещей новизной, а не с буквальным воспроизводством прежнего зла, не выработает в себе иммунитета к этой новизне, не ответит должным образом на вызов этой новизны?
В народе говорят: «Назвался груздем, полезай в кузов». Назвался газетой — служи сиюминутному как таковому. Потому что в нем и только в нем сердцевина подлинного газетного дела. Но если ты вдобавок хочешь не просто отражать реальность, что неимоверно трудно, но еще и менять ее, то твое служение сиюминутному должно осуществляться иначе, чем в обычной газете. И для тебя оно должно быть наполнено особым, нетривиальным, смыслом.
Ты должен напряженно вглядываться в сиюминутное и спрашивать себя: «А вдруг оно несет в себе эту самую зловещую новизну?» Смысл и факт, суть и содержание, интерпретация и реальность должны в этом случае не противопоставляться друг другу, а рассматриваться по принципу дополнительности. То есть как одинаково важные слагаемые процесса познания и воздействия на познанное.
Разве не этим занимался Маркс по отношению к зловещей новизне, названной капитализмом? Яростный анализ фактов, порой простейших, и цифр — порою самых элементарных. И взращивание сложнейших интерпретаций, уходящих своими корнями в элементарность, возделанную умом и превращенную тем самым в почву для произрастания причудливых диалектических всходов.
И что же теперь? Мы должны укладывать новую, сложнейшую социальную реальность в интерпретационные матрицы, предлагаемые классическим марксизмом? А как же тогда зловещая новизна? И наша роль стражей, стоящих у той двери, через которую она хочет вторгнуться в мир?
Что же делать? Отбрасывать блестящие интерпретационные матрицы, созданные Марксом, было бы столь же нелепо, как и зацикливаться на этих матрицах, сочетая такое зацикливание с проклятиями в адрес любого, кто улавливает зловещую новизну: «Ах, вы не хотите тупо упаковывать новую реальность в прежние матрицы? Это значит, что вы ревизионист! Нет, не только ревизионист! Буржуазный оппортунист! Нет, не только оппортунист! Идеалист! Мракобес!»
Что стоит за всеми этими воплями? В том числе и теми, которые адресованы «Сути времени»? Просто тупость? Безграмотность? Полуграмотность плюс начетничество? Страх перед зловещей новизной?
Или нечто большее? А именно — нежелание допустить предуготовление человечества к этой зловещей новизне. Нежелание допустить вооруженность человечества необходимыми интерпретационными схемами.
А как бы на нашем месте поступил сам Маркс, этот гениальный первооткрыватель, говоривший про себя, что он не марксист? Как поступил бы он, столкнувшись со зловещей новизной, требующей коррекции интерпретационных моделей? Как поступил бы он в случае, если бы коррекции должны были подвергаться его модели? Уверен, Маркс, как и любой гений, с наслаждением сам бы стал осуществлять такую коррекцию. И осуществил бы ее быстро, тонко и деликатно — то есть, не повредив интерпретационного ядра и придав модели совершенно новое качество.
Весь этот номер газеты «Суть времени» посвящен празднику 1 Мая. Дню международной солидарности трудящихся. Как страстно и истово праздновали этот праздник трудящиеся в конце XIX — начале ХХ века! Какой религиозной мощью наполнены прокламации с призывами: «Братья-рабочие, празднуйте 1 мая! Грядет час великой борьбы за светлое будущее человечества! Мы погибнем в этой борьбе, но для человечества откроются совершенно новые перспективы».
Если праздник размыкает сиюминутность и восстанавливает связь между нами и теми, кто сложил голову за великое дело, то наша святая обязанность — уважительно обновлять интерпретацию во имя своевременного осознания вызова зловещей новизны. И, конечно же, во имя нахождения адекватного ответа на этот вызов.
Весь этот номер газеты «Суть времени», будучи посвященным празднику 1 Мая, является еще и очередным нашим кафедральным номером. То есть номером, который полностью создает одна из кафедр Школы Высших Смыслов. Той школы, которая оказалась создана на основе нашей газеты.
Уже был номер, выпущенный кафедрой Классической войны и посвященный празднику 23 февраля, Дню рождения Красной Армии. Этот номер — тоже кафедральный и тоже посвящен празднику. Дню международной солидарности трудящихся 1 Мая.
Кафедра исследования социальных структур обсуждает в этом номере, что такое солидарность вообще, что такое солидарность трудящихся, что такое труд и так далее.
Впоследствии будут выходить номера, выпускаемые разными кафедрами. Сначала они будут выходить редко, потом чаще... А еще — в случаях, когда событийность этого требует, все кафедры будут обсуждать одно и то же событие под разными углами зрения. И это тоже уже имело место, когда началась украинская майданная мерзость, и мы ее обсуждали именно под выбранными важными для нас углами зрения. Причем с предельно допустимой для газеты детальностью.
А еще — на протяжении четырех номеров — мы обсуждали наши собственные исследования, имеющие важнейшее общенациональное значение. К числу таких исследований, безусловно, относятся исследования АКСИО по вопросу о традиционных ценностях.
Во имя чего всё это? Во имя обнаружения зловещей новизны, во имя предуготовления к этой новизне. И во имя победы над ней. Той победы, о которой мечтали на первых маевках. Победы настоящей, предполагающей переход человечества в новый этап, именуемый сверхисторией. Победы не только социальной, но и антропологической, аксиологической, метафизической. Ибо именно такая победа маячит за тщательно скрываемой начетчиками от марксизма марксовой теорией отчуждения.
Преодоление отчуждения возможно только на основе раскрепощения и пробуждения высших творческих способностей в каждом человеке. Тех способностей, которые являются сутью и сущностью человека. Тех способностей, которые отчуждал от человека капитализм прошлого и которые полностью хочет пожрать нынешняя зловещая новизна.
Отразив ее натиск и сокрушив ее, мы проложим путь, ведущий к обретению этих возможностей.
С Праздником, товарищи!
И до встречи в СССР!