Мы специально приберегли к праздничной дате спецрепортаж о митинге 25 апреля 2013 года на площади Революции. Потому что негоже в такой праздничный день выпускать номер, похожий на все остальные. Конечно, нельзя все время жертвовать интересами проекта ради праздников. Работать надо. Праздновать будем потом, когда будет что праздновать.

Но есть праздники, которые нельзя не отмечать.

Кроме того, есть две крайности. Одна состоит в том, чтобы все время что-то праздновать. По две недели праздновать Новый год, например. Другая — в том, чтобы только работать и ничего не праздновать вообще. Это более редкая по нынешним временам крайность. Но поскольку я еще помню времена, когда очень и очень многие (мои родители, например) работали и по будням, и по выходным, то твердо могу сказать: праздникам тогда придавали очень большое значение. И не только государство, граждане тоже. Потому что понимали: праздники наполняют жизнь особым смыслом. Они иначе организуют время. Они соединяют тебя с чем-то невероятно важным. «Праздника хочет душа», — говорит герой Шукшина.

И я помню, как вдруг прекращался напряженный ненормированный (родители мои были учеными) увлеченный труд, и люди собирались, чтобы что-то отпраздновать. Они и ели, и пили, но не нажирались и не напивались. Они организовывали радостную встречу с какими-то дорогими для них смыслами. Любое государство, любое общество знает цену праздникам. Если это сколь-нибудь полноценное человеческое общество.

Потому-то так грустно наблюдать постсоветские суррогаты праздников. Люди быстро впадают в состояние пищевого и алкогольного шока... Теряют потребность к полноценному диалогу. В лучшем случае что-то бормочут и как-то обжимаются. Потом наступает кульминация: они запускают фейерверки сообразно своему достатку. И радуются: пусть фейерверки говорят вместо них — «бух-бух, бух-бух! замечательно!».

Вместе со смыслом у людей украли праздники. Это, кстати, называется «отчуждение». Особо больно наблюдать, как молодые люди пытаются преодолевать это отчуждение. Они чувствуют, что у них что-то отнято, отчуждено. Они, конечно же, не знают, что значит «отчуждено». Но, повторяю, они это чувствуют. И они к этому отчужденному пытаются прорваться. Судорожно, крикливо, неловко, с чувством стыда (а что это мы такое делаем?) и вызова (а вот что хотим, то и делаем!). Они прорываются, не зная ни того, к чему следует прорываться, ни того, что такое прорыв, ни того, как осуществляют такие прорывы. Они прорываются инстинктивно, нелепо, с чувством внутренней безнадежности. Они брошены на произвол судьбы теми, кто должен был их научить, как именно соединяются со смыслами. Их этому не учили ни родители, ни учителя, ни государство, ни жрецы особой постсоветской культуры. Ни, ни, ни…

Написав эти строки, я вдруг вспомнил одну свою прогулку по Патриаршим прудам. На скамейке, мимо которой я проходил, сидели юноша и девушка. Им было лет по пятнадцати. Они явно сильно поддали... А возможно, и что-то еще приняли...

Но не в этом дело. А в том, что парень с глуповатым и одновременно невероятно проникновенным лицом пытался прорваться к отчужденному от него чувству подлинной любовной близости. Он искренне хотел стать для своей Джульетты настоящим Ромео. Он очень старался, и это было именно подлинно человеческое, а не полуживотное усилие.

Для того чтобы осмелиться на это, ему надо было сильно «принять на грудь». Он и принял. А что? — дело житейское. Парень проникновенно гладил девушку, он хотел, чтобы на него снизошло. Чтобы он приобщился, возвысился. И девушка хотела того же самого. Проблема была в одном: парень делал это, не снимая перчатки. Это не пришло ему в голову. Да и девушка не высказывала по этому поводу никаких недовольств. Вот так они и прорывались к отчужденному от них подлинно любовному началу. Дарованному Ромео и Джульетте, а у них отнятому. Они понимали, что у них что-то отняли. Они чувствовали себя способными вернуть это отнятое. Они еще не привыкли к тому, что без этого отнятого можно обойтись. Он, повторяю, прорывался к подлинному, этот парень. Но — не снимая перчаток.

До сих пор меня волнует вопрос: может быть, я должен был к нему подойти и что-то сказать? Конечно, это было бы очень бестактно. И вызвало бы реакцию абсолютного отторжения. А просто пройти... Разве это было правильно с моей стороны? Ну, не знаю… Скорее всего, я поступил правильно, пройдя мимо. Только мне от этого не легче, да и парню этому тоже.

И вот я обращаюсь к своим соратникам, поздравляю их с самым главным на свете праздником, праздником 9 мая. Выражаю глубокую уверенность, что они сумеют в этот день прорваться к праздничным смыслам. То есть к тому, что метафорически могу назвать «снятием перчаток». Понимаю, что очень трудно прорваться к такому смыслу. И напоминаю, как именно они неоднократно прорывались к нему. В конце съезда, проходившего в Колонном зале, например. И — 25 апреля 2013 года во время митинга на площади Революции.

Было холодно. Шел дождь. Я убежден, что погода в этот день была именно той, которая нужна была на этом этапе движению. Она была дождливой, холодной... Побуждающей к тому, чтобы спрятаться в находившиеся рядом кафешки. Никто не спрятался. Включая людей, приехавших из других городов, будучи тяжело больными. Уж у них-то были все основания, чтобы отойти в сторону. Но они этого не сделали. Им нужен был этот напряг. Нужно было хоть какое-то начальное испытание. Им нужно было сказать себе: «Я это выдерживаю, и рядом со мной это выдерживают другие».

Молодые юноши и девушки стояли, не шелохнувшись, и держали растянутые плакаты с подписями. Шеренги стояли два часа, не сходя в места. Никто не ушел. Людей объединяло общее дело, которые они делали в течение долгого времени. И теперь настал момент, когда они подводили вместе итог. И одновременно смотрели в будущее.

А еще они объединялись с теми, кто был им дорог и кто незримо присутствовал на митинге. Со своими мертвыми. Без этого объединения не существует народных праздников.

«Смогли б ли мы, оставив их вдали,
Прожить без них в своем отдельном счастье,
Глазами их не видеть их земли
И слухом их не слышать мир отчасти?

И, жизнь пройдя по выпавшей тропе,
В конце концов, у смертного порога,
В себе самих не угадать себе
Их одобренья или их упрека!»

Ну вот... Как-то сами собой вспомнились именно строки, посвященные 9 мая. Патетических параллелей (мол, стояли, как деды в 41-м…) проводить не буду. Их многие теперь проводят. И пусть им за эти параллели будет стыдно перед своими предками. Но налаживание контакта — происходило. Соединение со смыслами — происходило. Все, кто там был, понимают, что это так. И им — да и другим, сражающимся за нашу победу — не стыдно будет произнести 9 мая слова

«До встречи в СССР».