Военная составляющая торговых конфликтов за рынки сбыта и источники товаров и сырья в Новое время была особенно явно выражена в эпоху колониальных захватов. Причем, далеко не всегда речь шла о прямых вооруженных столкновениях колониальных держав-метрополий.
Типичный случай — тот, когда державы-метрополии договаривались между собой о колониальном разделе сфер влияния и подписывали соответствующий договор, но каждая из «высоких договаривающихся сторон» при этом, что называется, «держала фигу в кармане». Суть «фиги» состояла в том, чтобы границами колониальных владений рассечь территории исторического проживания единых племенных и родовых групп.
А затем чиновники и бизнес-корпорации метрополии провоцировали трансграничные конфликты — например, по благим мотивам «воссоединения племени» или «изгнания чужаков». И начинали — руками населения колонии — войну, суть которой заключалась в расширении рынка сбыта товаров метрополии, а также росте поставок из колонии пряностей, черного дерева, слоновой кости или рабов.
Яркий пример — определение колониальных границ в Африке в XVII–XIX веках. Решения по этим границам принимались не просто без ведома и согласия африканских народов. И их не просто, как иногда пишут, «проводили по линейке». Эти границы, как правило, устанавливались именно так, чтобы в будущем провоцировать трансграничные конфликты. Аналогичным образом были проведены границы в Северной Африке, Юго-Западной Азии и Юго-Восточной Европе в ходе раздела Османской империи после ее обрушения в Первой мировой войне.
При этом народы делили между разными странами, как подчеркивают этнологи, явно поперек логики исторических мест проживания арабов, персов и тюрок, шиитов, суннитов и христиан, вплоть до средних и малых этносов и конфессиональных групп.
Колониальная эпоха закончилась, на дворе XXI век. Но установленные в давние колониальные времена границы, рассекающие родственные народы и объединяющие народы конфликтующие, играют свою роль в провоцировании межгосударственной напряженности и конфликтов до сих пор — в вооруженных и торговых войнах вокруг Судана, Сомали, Ливии, Мавритании, Конго, Уганды, Ирана, Ирака, Кувейта, Сирии и так далее.
Еще один тип торговых войн колониальной эпохи — исключительные льготы, которые одна из сторон торговли предоставляет своим корпорациям в ущерб всем другим сторонам.
Один из примеров — деятельность во второй половине XVI века английской «Московской компании», которой британское правительство передало монопольное право торговли с Россией. И которая ввиду острой потребности Москвы в промышленных товарах, выторговала для себя не только льготные пошлинные режимы, но заодно и фактические тарифные запреты на торговлю с Россией для своих европейских (прежде всего, голландских) конкурентов.
Другой яркий пример — так называемый Навигационный акт 1651 г., которым правительство Британии давало право вывоза товаров из своих колоний только английским судам. Главным конкурентом Британии в морской колониальной торговле в тот период была Голландия, которая ответила на Акт войной. Три англо-голландские войны, которые шли с перерывами до 1674 г., несмотря на болезненные поражения Англии, привели к упадку Голландии и передали Англии статус «владычицы морей».
Веком позже английское правительство выпустило еще один закон с очень серьезными историческими последствиями. Оно в 1773 г. предоставило английской «Ост-Индской компании» право беспошлинного ввоза чая в колонии Британии в Северной Америке, то есть обрушило одну из главных статей доходов местных торговцев. Они ответили нападением на британские суда в порту Бостона, во время которого просто выбросили за борт привезенную крупную партию чая. Именно с этого «бостонского чаепития» в Америке началась антиколониальная борьба, которая через десять лет завершилась официальным признанием независимости 13 британских колониальных территорий в Новом Свете.
Один из самых мрачных сюжетов торговых войн XIX века — две так называемые опиумные войны Англии, Франции и США против Китая. Китай, который в первой половине XIX века был достаточно мощной державой, не желал широко открывать свои порты и территорию для зарубежной торговой экспансии. А в 1839 году китайское правительство отреагировало на быстро растущую в стране наркоманию, связанную с беспрецедентным ввозом английскими торговцами индийского опиума, уничтожением крупной партии английской опиумной контрабанды.
Великобритания ответила так называемой Первой опиумной войной, которую Китай проиграл. И был вынужден подписать Нанкинский договор, не только устанавливающий для британских товаров благоприятные ввозные пошлины, но и открывающий для ввоза этих товаров основные китайские порты. Менее крупные, но тоже весьма значительные, льготы по итогам Первой опиумной войны получили также Франция и США. А по итогам Второй опиумной войны, начатой Англией и Францией в 1856 году и через четыре года завершившейся Пекинским договором, победившие Лондон и Париж получили широкий торговый доступ к крупным территориям внутреннего Китая.
Тем не менее, в конце XIX — начале ХХ века большинство торговых войн в мире все-таки велось невооруженными методами. Но это не означало снижения их интенсивности. Ведь именно в то время разворачивался предыдущий цикл экономической глобализации и захват главных, еще не освоенных, мировых рынков.
В частности, мировой промышленный и торговый лидер конца XIX века — Великобритания — поставляла на экспорт почти половину мирового производства промышленных товаров. И непрерывно заботилась об этом своем лидерстве, подавляя возникающих и потенциальных конкурентов (Францию, Швецию и других, а особенно быстро растущую Германию) адресными торговыми санкциями. В том числе, в виде полных или частичных эмбарго (прямых запретов на торговлю в определенных регионах мира) или изъятий из принципов свободной торговли для определенных товаров.
В таких условиях большинство растущих экономических держав старались защитить свои внутренние рынки высокими импортными тарифами (средний уровень пошлин в этот период составлял 35–45 %). Теоретические основания для этого дали идеи немецкого экономиста Фридриха Листа о форсированном развитии национальной промышленности на основе тарифной защиты внутреннего рынка и многоплановой поддержки внутреннего производства. Так, министр финансов России С. Ю. Витте несколько раз проявлял готовность начать тарифную войну с Германией, несмотря на династическое родство императорских дворов и резкое недовольство германского канцлера Бисмарка. Причем в этом Витте был поддержан Д. И. Менделеевым, который написал по вопросу защитных тарифов несколько писем императору Николаю II.
Но торговые войны шли не только в сфере импортных тарифов. Все развитые и развивающиеся страны в этот же период предпринимали особые усилия для завоевания новых экспортных рынков. И эти усилия включали далеко не только меры честной конкуренции.
К этому времени развернулись и очень быстро шли к своему логическому завершению два общемировых экономических процесса, которые детально описали сначала Р. Гильфердинг («Финансовый капитал»), а затем В. И. Ленин («Империализм как высшая стадия капитализма»). Во-первых, происходило неуклонное «сращивание» капитала финансового и промышленного, то есть денег и производственных мощностей, во главе с финансовым капиталом. Во-вторых, шла очень быстрая монополизация в большинстве отраслей промышленного производства, а также создание транснациональных корпораций (с базой в метрополии и производственными мощностями, источниками сырья, торговыми подразделениями в колониях).
В результате возникали «финансово-промышленно-торговые» гиганты, которые могли вести экспансию на новые рынки, располагая огромными финансовыми (кредитными), производственными и торговыми потенциалами. И они все чаще сталкивались между собой в торговых конфликтах на пространстве уже практически полностью «поделенных» мировых рынков. Сначала — невооруженными, а затем и вооруженными методами.
Так, например, некоторые исследователи определяют процесс торгового вытеснения Англии Германией из провинций Персии в начале ХХ века как «войну взяток и контрабанды». В ходе этой торговой войны германские товары в больших масштабах тайно ввозились в Персию через Турцию или морем, а перед продажей на них ставились товарные знаки турецких и персидских фирм. И на весь этот процесс «сквозь пальцы» смотрели «хорошо подмазанные» ответственные персидские чиновники...
Но в Османской Турции в это время столкновения по вопросам торговли и транзита грузов между английскими и французскими компаниями (владельцами железных дорог из Смирны вглубь Малой Азии) и компаниями германскими (владельцами железной дороги из Константинополя в провинцию Анатолия) — уже нередко сопровождались вооруженными конфликтами между охранными отрядами компаний.
В этом соперничестве за рынки быстро развивающиеся «новые промышленные страны» (и прежде всего, Германия, почти полностью обделенная колониями), наращивали торговую экспансию, а развитые промышленные страны (прежде всего, Англия и Франция) пытались такой экспансии помешать. Соперничество все чаще переходило в локальные вооруженные столкновения. И, как и предсказывал Ленин, не могло не привести к империалистической войне.
Первая мировая война не только привела к огромным человеческим и экономическим бедствиям, но и очень резко свернула мировую торговлю. Военные торговые санкции, нарушения кредитных соглашений, огромная ничем не обеспеченная эмиссия бумажных денег, сопровождавшие вооруженные действия... Затем — выплаты репараций побежденными... Все это не могло не вызвать глубокое торговое «закрытие» большинства воевавших стран. Кроме того, из сферы международной торговли после окончания войны оказалась почти полностью выведена молодая Советская Россия.
И потому некоторые экономисты называют Первую мировую войну обрушением первой торговой глобализации. Существенно сниженные к началу войны таможенные тарифы после войны вновь резко (в среднем до 35–45 %) выросли. И послевоенное экономическое восстановление глобального мира шло в режиме торговой «полузакрытости» большинства стран. В том числе, в режиме практического эмбарго (полного запрета) на торговые отношения с СССР, из которого лишь некоторые страны (Швеция, США, Голландия и др.) иногда делали отдельные исключения.
А в начале 30-х годов ХХ века разразился мировой кризис. Который привел к дальнейшему торговому «закрытию» глобального мира. Особенно отличились в этом развитые страны, наиболее глубоко погружавшиеся в кризис. Так, если в США таможенные сборы в 1920-е годы составляли в среднем 40 % от таможенной стоимости облагаемого пошлинами импорта, то в 1930 г. был законодательно принят так называемый тариф Смута-Хаули, который увеличил импортные тарифы до 64–65 %. Большинство торговых партнеров Америки (которые также испытывали аналогичные кризисные проблемы) восприняли это как «тарифную войну». И некоторые из них тут же ответили «симметричными» тарифными мерами.
Однако защиты от импорта для выхода из кризиса было явно недостаточно. Нужно было наращивать экспорт. Именно поэтому (а вовсе не из внезапно проснувшейся благосклонности к СССР) сначала Америка, а затем и некоторые другие кризисные страны сняли с нашей страны наиболее болезненные торговые санкции. И начали продавать Советской России трактора, паровозы, станки, промышленное оборудование и даже целые «заводы под ключ», обеспечившие нашей стране очень существенную часть технологической базы для широкой коллективизации сельского хозяйства и индустриализации промышленности.
Тем не менее, мировой кризис продолжался, и большинство экономистов видело одну из его причин в упадке или недостаточной развитости международной торговли. Обсуждение вопроса о необходимости принятия согласованных и обязательных решений о единых нормах мировой торговли началось еще в середине 30-х годов ХХ века в кулуарах предшественницы ООН — Лиги Наций, созданной в 1920 г. по итогам Первой мировой войны.
Но эти переговоры прервала Вторая мировая война. Которая (как всегда бывает во время войны) параллельно с вооруженными действиями на фронтах открыла новый раунд жесточайших торговых войн. С потоплением вражеских торговых судов, захватом грузов, ростом нелегальных контрабандных потоков через «нейтральные» страны и так далее. И это еще раз показало, что торговые войны, в конечном итоге, не приносят устойчивого успеха ни одному из их участников.
О том, что было дальше — в следующей статье.