Одесская «Суть времени» поручила мне производить видеофиксацию всех политических событий, которые происходили в Одессе. А происходили они, в основном, каждую субботу-воскресенье. Были акции, которые устраивали «правосеки» или еще кто-то, и необходимо было вести видеофиксацию, чтобы иметь представление о них...
Нами была проведена работа по изучению того, как организовывают стрим. Стрим — это прямая онлайн-видеотрансляция с места событий. Она позволяет людям, которые патриотически настроены, но пока еще спят, так сказать, находятся на диванах, узнать, что происходит в их городе, как бы выйти на улицу.
Есть определенное отличие стрима от съемки видеокамерой. Так как стрим предназначен для прямого освещения событий, тут есть определенные законы жанра. Либо вы организуете стрим с помощью смартфона, имея при себе онлайн точку доступа, Wi-Fi точку доступа. Либо вы организуете какую-то интернет-площадку, на которой собираете все стрим-каналы. И интересующиеся люди могут видеть в онлайн-режиме, что происходит в тот или иной момент времени сопротивления на Украине. Либо, если у вас своей площадки нет, можно попытаться попасть на площадку родственных организаций.
Когда я организовал стрим-трансляцию в Одессе 2 мая, число он-лайн зрителей превысило 70 000. Стрим как жанр имеет определенную особенность. Для того, чтобы тебя смотрело как можно большее число людей, ты (оператор) должен комментировать события. Потому что зрители хотят понимать, что, собственно, происходит. Интервью, снятое на видеокамеру, имеет отложенный эффект по времени. То есть оно чаще всего монтируется, определенные лица ретушируются... Оно имеет несколько иное применение.
Среди ярких моментов, которые мне удалось запечатлеть до событий 2 мая, — поднятие российского флага над зданием Одесской облгосадминистрации. Могу сказать, что люди, когда видели поднятие флага, реагировали более чем положительно. Некоторые плакали. Людей как бы панцирем покрыло из-за этих событий — путча и всего прочего. А поднятие российского влага вдруг что-то прорвало — у людей была очень яркая эмоциональная реакция.
Из ярких моментов, которые мне довелось зафиксировать именно 2 мая, могу назвать появление снайперов на Греческой — это мало где показывается. Для того, чтобы снять подобные вещи, необходимо войти в стан врага и вести съемку изнутри.
Так получилось, что я выбрался из котла. На Греческой были зажаты силы куликовцев. Я вышел с целью посмотреть, где находятся основные силы «правосеков», и дать людям, где есть, коридоры для выхода. Чтобы понять, где эти коридоры находятся, нужно было обойти всё, посмотреть, какова диспозиция. Совершая этот обход, я случайно наткнулся на людей, которые шли с винтовками. Я не специалист и не могу с уверенностью сказать, какие это винтовки — оптические или штурмовые. Вел их какой-то депутат...
Среди интересных кадров, которые мне удалось снять, — интервью с выжившими 2 мая. Я сейчас с удивлением иногда обнаруживаю часть своих видео на каких-то неожиданных ресурсах. Например, какие-то энтузиасты в Америке сняли фильм по одесским событиям 2 мая и использовали в нем съемки очевидцев, включая и то, что удалось снять мне. Чтобы взять эти интервью, я сразу пробежался по больницам. Туда, конечно, не всегда можно было легко зайти. И не все хотели говорить на видеокамеру. Но, к чести людей выживших, многие не боялись показать свое лицо и открыто выразить свое мнение.
Если говорить о событиях 2 мая в целом, получается, что с помощью стрима удалось зафиксировать самое начало и развитие событий, которые происходили на Греческой. Зафиксировано, как активисты Куликова поля стоят возле памятника защитникам правопорядка, как со стороны «Правого сектора» к ним приблизился человек, который разрядил обойму в стоящих людей. А потом скрылся — там неподалеку есть детский дворик, вот он туда и побежал. Его заметили, хотели догнать. Но внутри дворика был «Правый сектор» с оружием, со щитами. Доступ во дворик был прегражден изнутри милицией, и рядом стояла машина ОБСЕ. То есть многие тогда поняли, что ОБСЕ «правосеков» как бы покрывает, защищает. Во всяком случае такое создалось впечатление. ОБСЕ стояла во дворе вместе с карателями. И это было мною зафиксировано.
Хочу добавить, что в самой Одессе были стримеры разного рода. Например, был один англичанин, который делал репортаж о наемниках. Он заснял очень любопытные вещи. Иностранные наемники, в том числе и из Израиля, они ему прямо в камеру признавались — это был стрим в чистом виде. Он тут же вышел в интернет. Но потом как-то эта тема быстренько замылилась, и больше к ней никто не возвращался.
Вот, вкратце, в чем заключалась моя деятельность.
Сергей Кургинян:
То, чем занимается наш товарищ, — это оперативная съемка. Кадры, где 2 мая в Одессе машина ОБСЕ соседствует с «Правым сектором» — ценнейшая оперативная съемка. Но все, кто ведет такую съемку, рискуют. Они не могут быть анонимными, потому что должны вести комментарии. Для нашего товарища участие в этой работе завершилось необходимостью срочно уехать самому и эвакуировать семью — под угрозой была их жизнь. Но в принципе сама эта идея ведения оперативной съемки при помощи смартфона или другой аппаратуры, которую можно достаточно легко приобрести, — очень ценная.
Мария Подкопаева:
Помимо того, что оперативное информирование из горячей точки ценно само по себе, есть еще одна огромная ценность того, что сделал наш товарищ. Когда в горячих точках происходят острые события, то в какой-то момент острая фаза так или иначе заканчивается. И потом нужен суд, а документальных свидетельств нет. Свидетели либо погибли, либо об их местонахождении ничего не известно, либо они дают противоречивые показания. Собрать свидетельства — это огромная работа. И те страшные преступления, которые сегодня творятся, могут просто пропасть в безвестности. Поэтому всё, что записано, всё, что поймано на камеру, — на вес золота. И вот этот будущий суд — его тоже нужно иметь в виду.
Сергей Кургинян:
Хочу сказать про этот будущий суд и про информационную войну. Что бы ни произошло в горячей точке, немедленно после этого начинается интерпретация событий. Помните перестроечные рассказы о том, что в Тбилиси людей рубили саперными лопатками? Если бы в Тбилиси существовал стрим, страна бы не распалась, понимаете? Поэтому немедленно в эфир должна идти оперативная съемка с места событий. Одна бригада информбюро ведет оперативную съемку. А другая бригада информбюро дает оценку событию и начинает распространять эту свою оценку. Кто первый интерпретирует, тот и побеждает. И в условиях интернета это, в конечном итоге, уже не может быть монополией государства.
Дмитрий Попов:
На Греческой можно было услышать такие слова: «Сорок лет хождения по пустыне». У меня есть кадры, на которых видно, что в какие-то моменты народ хочет двинуться на марш, а его задерживают на митинге, то есть просто предлагают постоять на площади. Понимаете? И многим было непонятно: сколько можно не осуществлять каких-то реальных действий? Почему, допустим, в Луганске или Донецке захватывают ОГА, а у нас не захватывают? Почему не ставится такая повестка, которая могла бы принести ощутимую пользу? Почему нельзя было взять и поставить охрану возле телецентра какого-то мощного и разрешить трансляцию российских каналов? Но никто же этого не делал! Мало того, когда случайно с трибуны был озвучен призыв формировать отряды в помощь Луганску, это же быстро пресекли.
Многие реально не понимали, как — уже после поджога Дома Профсоюзов в Киеве, после разграбления оружейных складов на Западной Украине, — как можно в Одессе формировать дружины, которые будут бегать просто со щитами? Люди, которые пришли на Греческую, они просто устали. Они знали, что приехали бандеровцы, что их приехало очень много. Но у них было два довода: первый — ненависть к бандеровцам и необходимость встать у них на пути и второй — надежда, что Одесса встанет, что она пробудится, наконец. Какой еще может быть яркий и весомый довод? Всё — наши дерутся, наши стоят. Но многие так и не поняли, почему же все-таки Одесса не встала.
Сергей Кургинян:
Действительно непонятно, почему все люди с большим военным опытом, которых не может не быть в Одессе по массе причин, почему они вообще не дернулись? Вы понимаете, что там была лучшая школа военной разведки в СССР? Там было очень много чего. Что там, собственно, произошло? Почему на такой страшный и яркий импульс — нулевая реакция? И надо иметь в виду, что Одесса — это, конечно, главная точка для ввода войск НАТО, если этот ввод будет.
Давайте подведем какой-то итог. Для того чтобы информацию из горячих точек упаковывать, фиксировать, делать компактной, соединять, комментировать, должна быть группа операторов на местах и штаб, который сидит и непрерывно отбирает материалы, монтирует и т. д. Как вы понимаете, один человек этого сделать не может. Он в лучшем случае вытащит смартфон и будет с ним стоять, пока его не стукнут по голове. А на самом деле тут нужна скрытая камера, соответствующие возможности монтажа, штаб, мгновенная коммуникация, группирование случайных материалов в пакеты, выдача этих пакетов через каналы и так далее. И если всего этого не будет, то в любой горячей ситуации мы будем проигрывать любым мерзавцам, которые будут менять очевидность с точностью до наоборот. Полтерритории сдано, но тот, кто это сделал — герой... Понимаете, всё находится в руках определенной группы конструкторов. Единственное, что можно этому противопоставить, — реальная информация, постоянно идущая с мест. Иначе ничего не будет.
Мария Мамиконян:
Можно, скажу одну вещь? Стрим, онлайн-слежение за ситуацией, — это именно то, что в одном одесском анекдоте называется «волновайтесь, подробности письмом». Был такой одесский анекдот: умер на курорте человек. И нужно отправить жене телеграмму. Но чтобы ее особенно не огорчить, написали: «Волновайтесь, подробности письмом». Стрим — это, по сути, «волновайтесь». Все мы очень волновались, когда его смотрели. Но дальше должны быть подробности, которые тоже дает стрим, плюс другие подробности. И главное — «письмо». То есть, пока это не будет оформлено быстро в пропагандистский информационный блок — это окажется просто возбуждением масс, когда они чувствуют себя причастными, потому что сопереживают горячим событиям, с кем-то там перезваниваются и так далее. А потом начинается такой отходняк. Вот, собственно, что мы наблюдали отчасти в одесских событиях. Все следят, все перевозбуждены, а дальше — ничего.
Сергей Кургинян:
Товарищи, это всё можно сделать. И все понимают, как это делать. Может быть запрос на оборудование. Если мы профессионалы, должно быть обучение, как пользоваться этим оборудованием. А еще те, кто ведет съемку в горячей точке, должны уметь выходить оттуда живым. Значит, нужны группы прикрытия, группы увода. Этому — и многому другому — мы должны быстро научиться. Не может быть так, что вы уехали со школы, послушав выступления своих товарищей, сказав: «Как это всё интересно!», — и ничего не начнете делать. Мы здесь для того, чтобы запустить процессы по самоорганизации, по работе региональных бюро, по направлениям. Эта школа — решающая.