В 2001 году на экраны вышел фильм известного венгерского режиссера Иштвана Сабо «Мнения сторон». Режиссер, снявший в 80-х «немецкую трилогию», в которую вошел знаменитый фильм «Мефисто», продолжил разбирать вопрос о судьбе творческого человека, артиста в нацистской Германии. Сравнение фильмов «Мефисто» и «Мнения сторон» показывает, что даже таким крупным художником, как Иштван Сабо, свойственна определенная податливость в оценках Второй мировой войны. Но крупный художник не может оставаться художником, если эта податливость не будет дополняться крайней неуступчивостью в оценке чего-то особо важного для художника.
С одной стороны, Сабо в «Мнении сторон» начинает (в сравнении с «Мефисто») проявлять больше снисходительности к человеческим слабостям. Сабо осуществляет этот нравственный маневр не от первого лица, а от лица одного из своих героев. Причем не абы какого, а русского генерала. Этот русский генерал-искусствовед, директор музея, рассуждая о знаменитом немецком композиторе и дирижере Вильгельме Фуртвенглере, который работал в Германии при фашистах, говорит в его оправдание: «Вас ласкают, оказывают вам почести, вы становитесь директором оркестра».
Так что Сабо и снисходительность к человеческим слабостям проявляет, и русского генерала-искусствоведа отрекомендовывает как конформиста, и параллели между Советским Союзом и Германией проводит буквально в духе последних демаршей ПАСЕ. Но, проявляя такую податливость к соблазнам новой вопиюще аморальной эпохи, Сабо не перестает быть собой в той мере, в какой перестал быть собой Абуладзе, поставивший фильм «Покаяние», написанный по сценарию Шеварднадзе.
Показанный Сабо американский полковник, возглавивший обвинение в процессе Фуртвенглера по приказу руководства, увидев кинохронику из освобожденного концлагеря, меняет отношение к процессу. Мы видим уже не веселого исполнительного военного, четко выполняющего приказ начальства. Перед нами буквально новая личность. Американский полковник — это своего рода Савл, ставший Павлом. Только увидел он не свет на пути в Дамаск, а черное солнце нацистского изуверства. Увидев его, он просыпается по ночам в холодном поту. Он буквально чувствует запах тлеющей человеческой плоти.
Сабо не только оказывает воздействие на зрителя. Он еще и выясняет отношения с самим собой. Ставя фильм, он говорит и зрителю, и себе: «Я — как этот американский полковник. Я не менее чем он подвержен всем слабостям человеческим. Но я не менее чем он способен проявить стойкость перед лицом абсолютного зла».
Американский полковник проявляет эту стойкость. И добивается цели. Все оправдания Фуртвенглера о незнании, о том, что он помогал евреям, о необходимости сохранить в Германии музыку (Фуртвенглер, полемизируя с Томасом Манном, спрашивал, действительно ли он верит, что в гиммлеровской Германии надо было запретить исполнять Бетховена?) — рушатся перед лицом этой стойкости американца, неизмеримо более примитивного, чем Фуртвенглер. В итоге сам Фуртвенглер в какой-то мере признает правоту американца.
Конечно, он не допускает до конца и мысли о Голгофе, терзающей разум и совесть героев «Пятой печати». Он всего лишь говорит о том, что ему, наверное, нужно было уехать из Германии. Но высокомерную убежденность гения-дирижера в том, что сотрудничество с нацизмом во имя искусства допустимо, американский следователь все-таки переламывает.
Сделав все эти оговорки, я должна признать (не без внутреннего сожаления, конечно), что фильм Сабо «Мнения сторон» — это один из последних сложных содержательных фильмов о Второй мировой. Вслед за этим необходимо признать и то, что для современного российского кино даже та планка, которая задана последним фильмом Сабо, недостижимо высока. Что это кино позорно провалилось во всем, что касается интеллектуального разговора о войне.
Зато фильмы, снятые о войне в советское время, — это одно из важных связующих звеньев в исторической памяти. Не зря кинокритик Даниил Дондурей во время обсуждения вопроса о том, почему зрители неизменно поддерживают позицию Сергея Кургиняна в программе «Суд времени», отметил, что просоветские взгляды населения — это еще и заслуга телевидения. По его мнению, построить новое, несоветское общество мешает «повестка дня в новостях... всё, что касается «старых песен о главном», огромное количество развлечений — всё с советской матрицей... Второе — школа, семья — все работают и воспроизводят эту систему... Победа как единственное значимое событие и так далее, все важные фундаментальные вещи — телевидение это поддерживает, не меняя курса, все 20 лет. И это очень важно, а всё остальное — просто стилистика, телевизионные игры для рейтингов».
Конечно, сказать, что постсоветское телевидение (на котором регулярно шли и идут исторические программы Сванидзе и Млечина) воспроизводит советскую матрицу, — большая натяжка. Но правда в словах Дондурея есть. Эфир надо заполнять, рейтинг канала поддерживать. Поэтому советские фильмы годами не сходили с экранов телеканалов, в том числе и в день Победы. В итоге фильмы наряду с семейными историями, а где-то и школой, стали связующим звеном между поколениями. Начавшееся после развала Советского Союза огульное отрицание и критика всего советского не дали должного эффекта.
О войне снято очень много. Военные хроники и документальное кино дают возможность увидеть последствия бомбардировок, кадры сражений. В 1943 году Довженко снял фильм «Битва за нашу Советскую Украину», в котором показал, чего стоила советскому народу фашистская оккупация. Огромные братские могилы в Харькове, сожженный харьковский университет, сожженный вместе с ранеными бойцами Красной Армии госпиталь, трупы шахтеров в шахтах Донбасса.
Осмысление войны шло и в художественных фильмах. «Баллада о солдате» (1959 год) начинается с кадров, где молодой солдат в одиночку стреляет и уничтожает немецкие танки. «Как у тебя так получилось?» — спрашивает его генерал. «Я струсил», — отвечает солдат. «Так это ты с испугу два танка подбил?... Все бы так пугались», — шутит командующий и отпускает его на побывку домой. Оказывается, что и один в поле — воин!
Еще один советский эпос о войне — фильм «Отец солдата» (1964 год), основанный на реальных событиях. Отец едет в госпиталь повидать сына, но не застает его — сын уже в действующей армии. Вернуться назад, не повидавшись, тяжело. Кроме того, идет война, а герой фильма, которого сыграл известный актер Серго Закариадзе, умеет воевать. Он просится в армию, где становится примером мудрости, стойкости и мужества — поддержкой, отцом для молодых солдат.
Многие советские режиссеры прошли через фронт. Их фильмы уже стали классикой мирового кино и, конечно, теперь служат делу «воспроизводства советской матрицы».
В этом году в разных городах России планируется сделать открытые площадки для показа военных фильмов. В Москве в конце апреля в Столешниковом переулке начала работу выставка «Лица войны». Выставка состоит из 16 фотографий из самых известных и популярных военных фильмов: «Судьба человека», «В бой идут одни старики», «Двадцать дней без войны», «Летят журавли», «Молодая гвардия». Правда, на «советскую матрицу» налипает всё, что может добавить от себя новая эпоха: устроитель выставки — российская версия американского журнала The Hollywood Reporter, и на плакатах выставки надписи «Лица войны» перемежаются с названием американского журнала.
Дальше — больше. На торжественное открытие выставки пришел министр культуры Мединский, современные актеры и деятели киноискусства. Так что интернет полон не фотографиями из фильмов, а фотографиями «звезд» в гламурных позах: то на фоне плаката с надписями «Лица войны», то напротив самих выставочных экспонатов — кадров войны. Смешение войны и гламура производит тягостное впечатление.
Но больше беспокоит другое — каковы современные российские фильмы о Великой Отечественной войне?
Одной из первых, кто посетил выставку «Лица войны», стала Вера Глаголева. Ее знают больше как актрису, но в 90-е годы она стала режиссером. И тоже сняла фильм о войне. Вот о нем и подобных ему фильмах и поговорим.
В России широко прогремели скандалы вокруг фильмов «Сволочи» и «Штрафбат». Недавно министр культуры Мединский, комментируя отказ в выдаче прокатного удостоверения американскому фильму «Номер 44», искажающему советскую жизнь, сказал и обо всех подобных кинофальсификациях. Он заявил, что давно пора «поставить точку в череде бесконечных шизофренических рефлексий о самих себе... Это мы сами наснимали фильмов из серии «сволочи из штрафбатов»... Это мы сами, по доброй воле, решили, что удобнее сверять свое понимание собственной истории с политическими интригами давно минувших дней, с дикими шаблонами, принятыми в иных культурных пространствах. Это мы озабочены, чтобы наши представления о самих себе непременно были угодны «цивилизованному человечеству».
Высказывание совершенно справедливое, но хочется спросить: а что заставляло Министерство культуры давать деньги на съемку «сволочей из штрафбатов»? И главный вопрос: а что делать, если почти всё современное кино о войне — это «шизофреническая рефлексия»?
Такова и режиссерская работа Веры Глаголевой. Премьера ее фильма «Одна война» состоялась 22 июня 2009 года, но о нем стоит напомнить. Тем более что фильм взял много призов на Западе, хотя в России по широким экранам не прошел. По мнению автора, отсутствие интереса к фильму в России связано с тем, что серьезное кино не пользуется популярностью. Но так ли это?
Глаголева рассказала историю пяти женщин, родивших во время Великой Отечественной от немецких солдат. Время картины разворачивается с 8 по 10 мая 1945 года, в дни Победы. Именно в это время героинь и их детей отправляют с далекого северного острова в новую ссылку.
История создания фильма напоминает историю создания «Сволочей». Автор сценария фильма — молодой журналист, случайно узнавший историю женщин от зашедшего в редакцию моряка, конвоировавшего женщин к месту новой ссылки. Одной рассказанной мимолетом истории оказалось достаточно не только для утверждения о том, что фильм основан на реальных событиях, но и для убежденности в том, что эта история — типическая для того времени.
Веру Глаголеву не раз спрашивали в интервью о зрительской реакции, о том, писали ли ей женщины, попавшие в подобную ситуацию, или дети таких женщин. Режиссер признает, что реакции на фильм в виде писем людей, оказавшихся в подобной ситуации, не было. Но объясняет это тем, что люди до сих пор боятся. «...Эта тема закрыта до сих пор. Люди боялись и до сих пор боятся, чтобы кто-то узнал о таком их прошлом» <...> «Да, дети войны уже выросли и никто не захотел об этом говорить. Никто. Не хотят ни интервью давать, не хотят, потому что этот страх гонимого детства до сих пор жив, уже даже в 70 лет».
Зато последовала реакция ветеранов. И эту реакцию, и всю проблематику, которая связана с ее наличием, мы обсудим в следующем номере.
(Продолжение следует)