Мы говорили в предыдущей статье, что греческий образец, лежащий в основе всего европейского типа героизма, был передан России Византией, а Западной Европе — Римом. Который сильно трансформировал этот самый греческий образец.
К тому же, и этот, полученный Европой, римский вариант греческого образца был сильно видоизменен за счет германской военно-племенной традиции. В результате родился тот рыцарский вариант европейского героизма, к которому можно относиться по-разному, отдавая при этом себе отчет в том, за счет чего он сформирован, каким трансформациям был подвержен при его формировании исходный греческий эталон и так далее.
Конечно же, Византия передала русским греческий эталон героизма с гораздо меньшими искажениями, нежели те, которые возымели место при передаче Римом того же эталона разного рода варварским племенам Европы.
И, конечно же, переданный русским греческий эталон, соединившись с местной русско-славянской почвой, дал впечатляющие образцы героизма. Но можно ли эти образцы в том виде, в каком они сформировались до татаро-монгольского нашествия, экстраполировать на последующую эпоху?
Иначе говоря, не переродился ли русский героизм за три века татарщины?
Во всяком случае, как утверждают представители некоего ревизионистского течения в русской исторической науке, сумевшие довольно широко распространить свои взгляды среди либеральной публики, татаро-монгольское влияние на тип русского героизма, да и на другие черты национального характера, оказалось крайне значительным.
Сначала об этом заговорили такие крупные русские историки как Василий Ключевский и Сергей Платонов. Потом ту же тему подхватили евразийцы (Савицкий и Трубецкой). А в середине XX века ту же тему стали в том же направлении развивать Л. Н. Гумилев и его последователи.
Скажем только, что это значительное влияние оценивают и как негативное, и как позитивное. Те, кто утверждают, что оно было негативным, выводят из этого всю последующую заторможенность исторических процессов нашего Отечества, вплоть до заявлений — мол, как же, отатарились, вот и отстаем от передовой Европы. Мы не будем здесь подробно опровергать аргументы, приводимые сторонниками этой версии, тем более что уже приходилось это делать в статьях, посвященных Александру Невскому.
Но есть и другие ревизионисты, утверждающие, что татаро-монголы повлияли на нас, наоборот, благотворно, и дали огромное количество, так сказать, инноваций, благодаря чему дикие славяне вполне цивилизовались. В качестве таких благотворных влияний обычно называют самодержавие, централизм, крепостное право, десятеричную систему организации войска, систему сбора налогов, организацию транспортной системы, перепись населения и еще многое-многое другое. То есть, то же отатаривание, но со знаком плюс.
На эту версию можно ответить так.
Во-первых, якобы огромный список заимствований русскими у татаро-монголов во всех областях общественной и государственной жизни легко уполовинивается в случае, если начинаешь разбираться, чем реально порождены те или иные заимствования.
Во-вторых, никакого однонаправленного заимствования не было. Имело место очень сложное взаимодействие между двумя мирами. Такое взаимодействие между европейским и исламским миром осуществлялось и в ходе крестовых походов, и в ходе испанской Реконкисты. Взаимобогащающий диалог миров — нормальное слагаемое в развитии каждого из партнеров по диалогу.
В-третьих, те заимствования, которые действительно были, все поголовно имеют технологический характер — ничего духовного, символического, интеллектуального, мистического русские у татаро-монголов не почерпнули.
Но самое главное — то, что предлагаемая ревизионистами концепция «татаризации» Руси, благой или негативной, более чем сомнительна. Потому что в ее основе лежит примитивная и злобная мысль: «Не может быть, чтобы три века татарщины не изменили русских!»
Мы же скажем так: в основе своей русский тип остался русским, а вот те татары, которым пришлось жить на Руси, как раз изменились — обрусели. И дело вот в чем — выжить на территории, которую мы населяем, мог только русский народ.
Напомним очевидное, но почему-то часто забываемое. Как и у каждого народа, качества русского народа-воина сформировались тем пространством, на котором ему выпало родиться, и тем образом жизни, который ему пришлось на этом пространстве вести.
Образ жизни вплоть до середины XX века был, по преимуществу, крестьянский, а пространство, как тогда, так и теперь — зоной рискованного земледелия в эпоху малого ледникового периода (так ученые называют время общего похолодания климата в XIII — XIX веках).
Мы и до сих пор, несмотря на общее потепление климата, не собираем по два-три урожая в год, как в Бразилии, и не можем почти десять месяцев в году вести сельхозработы, как в Западной Европе.
В России как были, так и остались малоплодородными среднерусские почвы, каждый пятый год отличается затяжными дождями, а каждый восьмой — летними заморозками.
Уже одни трудности выживания в таком климате и на таком пространстве должны были выработать в русском человеке исключительные качества выносливости, т. е. моральной готовности к перенесению физических лишений. А еще — привычки к тяжкому ежедневному труду, к полуголодному существованию, к работе на «форсаже», когда надо в короткий промежуток времени выдать максимум усилий.
А ведь кроме трудностей, связанных с нашим гигантским, но нещедрым пространством, русские были вынуждены постоянно отбиваться от соседей, шедших на них войной. Мы уже писали в нашем цикле, что чуть ли не божьим чудом считались на Руси мирные промежутки в десять-пятнадцать лет.
Эта тяжелейшая жизнь рождала в русском крестьянине способность и готовность к перенесению запредельных нагрузок, а в русском воине — невероятную стойкость, упорство — качество, ставившее в тупик всех, кто с ним сталкивался.
Именно в расчете на такое качество Дмитрий Донской поставил Большой полк, состоявший из пеших ополченцев, против тяжелой татарской конницы. И крестьяне-пешцы выдержали этот многочасовой бой, не дрогнули.
А уж когда это не простой ополченец, а тренированный, дисциплинированный, опытный солдат! Одним из многих, кто отметил эту небывалую стойкость русских, был немецкий генерал фон Меллентин, воевавший на Восточном фронте в 1942–1944 годах:
«Опыт показывает, что русский солдат обладает почти невероятной способностью выдерживать сильнейший артиллерийский огонь и мощные удары авиации. Гораздо полезнее переоценивать упорство русских и никогда нельзя рассчитывать на то, что они не выдержат».
Эти природные качества русского воина проявлялись не только в физическом и моральном упорстве, но и во всей духовной сфере — в коллективизме и взаимовыручке, чувстве долга, надежности, дисциплинированности, честности, патриотизме и других высоких качествах.
Огромный материал по русскому воинскому этосу хранят былины, летописи, сказания, сказки, жития, наблюдения и воспоминания современников. Однако в наиболее емком и точном виде он дан, на мой взгляд, в наших старинных пословицах.
Пословицы о войне, битве, защите Родины, о воинской доле, отношении к жизни и смерти — это глубокая и верная народная самооценка, понимание своих нравственных плюсов и минусов, сравнение себя, русского, с другими.
Я заимствую их из замечательной книги «Военные пословицы русского народа», изданной в 1945 году Ленинградским газетно-журнальным и книжным издательством.
Вот, буквально на первых же страницах:
«За Родину, за честь — хоть голову снесть»;
«Кто за Родину горой — тот истый герой»;
«Кто наступит на землю русскую — оступится».
Внимательное сопоставление такого русского принципа служения с рыцарским европейским идеалом позволяет понять природу русских побед в двух Отечественных войнах. И многое другое.
Признав это, продолжим рассмотрение русских пословиц и поговорок, позволяющих выявить целый спектр характеристик русского национального воинского характера.
Вот — отношение к войне:
«Богатыря узнаешь на поле брани»;
«Русский в поле не сробеет»;
«Русский воевать любит»;
«Русский с вилами ходит на медведя».
Но есть и точно подмеченная национальная черта — русский воюет по необходимости, а не из любви к драке:
«Русский задора ждет»;
«Русский терпелив до зачина»;
«У нас народ смирен до поры, а как что — берется за топоры».
Но уж если русский пошел на битву, то включается особое воинское качество — презрение к смерти:
«Двум смертям не бывать, одной не миновать»;
«Или грудь в крестах, или голова в кустах»;
«Хоть надвое разорваться, а врагу не даться».
От этого качества происходят и смелость русского солдата, и знаменитая, удивлявшая всех врагов русская стойкость в бою:
«Не множество, а храбрость побеждает»;
«Смелость города берет»;
«Смелый смерти не боится, смерть от смелых сторонится»;
«Сердце русского не может устрашиться»;
«Сробел — пропал»;
«Враг боек, да русский стоек»;
«Русский человек не сдается вовек».
Отметим то, что уже множество раз говорили в наших статьях и что пословицы подтверждают: стойкость — качество, прежде всего, оборонительное, а не наступательное. В наступлении важен порыв, задор, лихость. В общенациональных русских пословицах такое редкость. А вот, например, в казачьих поговорках, разбойных и ватажных присловьях этого много.
Но и в наступление русский идет мощно, по словам Лермонтова: «Уж мы пойдем ломить стеною...» Пословицы об этом качестве тоже есть:
«Против русского ни одному врагу не устоять»;
«Русский солдат не знает преград»;
«Хватит нас на Бога брать — и мы научились воевать».
И еще одна характеристика русского боя, пришедшая из глубины веков и ставшая архетипом русского воина — неприятеля следует добить:
«Бить врага насмерть»;
«Бей врага, не жалей батога»;
«Бить так добивать, а не добивать, так и не начинать».
Самое же главное, чего всегда держались русские — воевать вместе, а не порознь:
«Стой дружно — не будет грузно»;
«Врозь ходи, вместе дерись»;
«Дружный табун волка не боится».
Главное же, что, как мне кажется, дают понять наши воинские пословицы — это та уверенность, которую чувствует русский воин в бою. Здесь нет фатализма, обреченности, как нет и бессмысленной, не рассуждающей лихости, бахвальства. Есть здоровый, спокойный оптимизм — и врагов одолеем, и державу выручим.
Этими типологическими заметками мы закончили описание большого исторического периода. Русь превращается в Московское царство, династия Рюриковичей вскоре сменится династией Романовых. Новые времена, ожидающие Россию, будут непростыми, новые задачи будут еще более серьезными и важными. Но теперь, после окончания иноземного ига, страна могла их решать не опасаясь удара в тыл, а смело глядя навстречу новой опасности. Идущей с Запада...