После смерти Михаила Скопина русскую армию возглавил бездарный брат царя Дмитрий Шуйский, нелюбимый ратными людьми за трусость и гордость. Сделать Шуйскому оставалось немного — ведь Скопин практически освободил страну от войск Лжедмитрия II. Надо было только прорвать осаду Смоленска, которую с сентября 1609 года вела армия польского короля Сигизмунда III.
В июне 1610 года, через два месяца после смерти Скопина, русская армия выступила к Смоленску. Король Сигизмунд не мог оторвать от осаждающей Смоленск армии большую группу войск — он направил навстречу русским всего 12 тысяч солдат с двумя легкими пушками под командованием коронного гетмана Станислава Жолкевского. Русское же войско вместе с союзными шведскими войсками и отрядом немецких, французских и английских наемников ровно вчетверо превосходило польское, вдобавок имело от 11 до 18 пушек разного калибра.
К 3 июля русская армия подошла к деревне Клушино неподалеку от Смоленска и стала готовиться к битве. По примеру Скопина, на поле были построены деревянные острожки, поставлены рогатки и засеки, чтобы затруднить действия «крылатых гусар» — тяжелой польской конницы. Союзные полководцы — Дмитрий Шуйский, Якоб Делагарди и Эверт Горн, зная о том, что у гетмана небольшие силы, поднимали тосты за победу, будучи уверенными, что в завтрашней битве разгромят противника.
Однако опытный полководец Жолкевский не стал ждать утра. Вся его армия ночью скрытно прошла через леса и болота, подошла к позициям Шуйского и с марша вступила в бой. Русские не успели построиться в боевые порядки. Когда началась атака польских гусар, передовые русские полки, не выдержав удара, бежали, лишь шведский отряд Делагарди стойко сопротивлялся. Тогда Жолкевский сосредоточил всю силу удара против шведов — он распорядился обстреливать их из своих двух пушек и бросил в решительную атаку немногочисленную пехоту.
Пока шведы яростно отбивались, Шуйский с 5 тысячами русского войска засел в деревне и не предпринимал никаких действий. Делагарди в отчаянии слал ему вестовых с просьбой о помощи, но ответа не было. В конце концов, шведские солдаты, не желавшие погибать, когда сами русские не сражаются, вынудили своего командира принять предложение Жолкевского выйти из битвы, получив право свободного прохода. В этот же момент наемники — немцы, французы и англичане — подняли бунт, требуя выплаты обещанных Шуйским денег. В суматохе битвы это было заведомо невыполнимое требование, поэтому отряды наемников тоже вышли из боя.
Вслед за уходом шведов и наемников наступил окончательный разгром — Шуйский со своими воеводами, бросив армию, казну, артиллерию и даже свою булаву командующего, через болота бежал в Можайск. Русская армия, видя предательство командования, разбежалась по лесам. Польские гусары преследовали и рубили бегущих ратников.
Жолкевский с гордостью написал в донесении королю: «Когда мы шли в Клушино, у нас была только одна моя коляска и фургоны двух наших пушек; при возвращении у нас было больше телег, чем солдат под ружьем».
Поражение было полным и безоговорочным. Конечно, русские и до этого много раз проигрывали. А военная удача (вещь непредсказуемая) не всегда поворачивалась к ним лицом. И враг не всегда бывал глуп и труслив, а порой оказывался умнее, талантливее и расчетливее русских. Всё так — но такой фантастической бездарности командующих русской армией, такой трусости ратников и такого общего бесчестья в русской военной истории еще не бывало.
Можно сказать — вот оно, порождение Смутного времени, всеобщей гнили в головах и сердцах. Но это не так. Хотя бы потому, что буквально рядом с проигранной Клушинской битвой, практически в то же самое время, происходило сражение, которое продемонстрировало всю духовную силу и несгибаемость русского характера — оборона Смоленска. К рассказу о нем мы и перейдем.
Клушинская катастрофа вновь поставила Россию на грань гибели. Всё, что сделал Скопин, оказалось разрушено — у страны не стало ни главнокомандующего, ни армии.
Более того, не стало и царя. Шуйского сместили, насильно постригли в монахи, а затем был образован правящий совет, вошедший в историю под именем Семибоярщины. Теперь власть в боярской Думе взяли прямо пропольские силы.
Семибоярщина, будучи временным правительством, не могла управлять страной сама, а должна была выбрать для России нового царя. Вот только выбор был невелик — либо «тушинский вор» Лжедмитрий, либо польский королевич Владислав. Конечно же, бояре никак не могли выбрать Лжедмитрия, за которым шли мелкие дворяне, казаки и «черный люд» — бунтовщики, еще недавно поддерживавшие Ивана Болотникова.
21 сентября 1610 года Семибоярщина во главе с князем Мстиславским впустила в Москву польское войско гетмана Жолкевского, а затем отправила посольство к королю Сигизмунду — просить у него королевича Владислава на русский трон. Сигизмунд, естественно, согласился, но поставил непременным условием сдачу Смоленска.
Так осажденный Смоленск неожиданно для самого себя встал перед непростым выбором: сдать город — означало вместе с большинством согласиться на государя-католика и поругание православия, держаться — означало в одиночку бороться за честь страны и веры... Но сколько же можно было еще держаться после года тяжелейшей осады? Превосходство польской армии было очевидным, помощи ждать было неоткуда, Дума приказывала сдать город признанному новым царем Владиславу.
Уже не было верховной власти, уже церковь освободила всех от клятвы верности низложенному царю, более того, смоляне видели, как мимо их города провезли плененного Шуйского на пути в Варшаву, — а город думал. Поскольку понимал — вместе со своей судьбой он решает судьбу страны. Дети боярские, стрельцы и дворяне колебались, воевода Михаил Шеин молчал, безмолвствовал и митрополит Филарет. Окончательное решение приняли посадские люди, ремесленники и купцы — они ударили в вечевой колокол, собрались на площади и настояли на обороне до конца. Вслед за ними к решению присоединились все: ратники, воевода, церковь. Сообща постановили: «Хотя в Смоленске наши матери, и жены, и дети погибнут, только бы на том стоять, чтобы польских и литовских людей в Смоленск не пустить».
Сигизмунд был в ярости. Он поставил ультиматум — в течение трех дней сдать город. Когда же три дня истекли, и поляки уже были уверены, что сейчас распахнутся ворота и им преподнесут ключи от города, в польском лагере раздался мощный взрыв. Оказалось, что защитники города все эти дни делали подкоп под позиции осадной артиллерии — и огромные пушки, только недавно доставленные из Риги, оказались уничтожены. Полякам пришлось посылать за новыми орудиями, а горожане получили на два месяца передышку от обстрелов.
Но потом начался приступ. На город, держащийся уже больше года, день и ночь сыпались ядра. Была взорвана башня и часть стены, трижды польская армия вламывалась в город и трижды откатывалась назад. Воевода Михаил Шеин заранее предусмотрел вероятность разрушения слабой части стены и за эти два месяца горожане возвели за ней защитный вал. Когда поляки взорвали внешнюю стену, они наткнулись на новую — при этом крепостная артиллерия Смоленска, более мощная, чем польская, плотным перекрестным огнем с соседних башен просто сметала нападающих.
Так продолжалось всю зиму. Поляки приступали к крепости и снова отступали, разрушали ее стены и башни из пушек — а защитники их упорно восстанавливали, на польские подкопы вели контрподкопы и взрывали их.
К лету 1611 года число жителей сократилось в десять раз — с 80 тысяч человек до 8 тысяч. Наступил голод, оставшиеся в живых были изнурены до последней степени.
3 июня, через двадцать месяцев с начала осады, польская артиллерия сосредоточила весь огонь на свежеотстроенном участке стены и разрушила его полностью. Те, кто не хотел погибнуть от рук озверевших поляков, заперлись в соборной церкви, под которой были большие пороховые погреба, и когда враги ворвались в собор, взорвали их. Оставшиеся защитники города, без сил, без надежды, не прося милости — просто ждали, что будет.
Воевода Шеин в одиночку сражался в своем тереме, рубился саблей, пока не получил от нападавших удар, от которого потерял сознание.
Сигизмунд велел пытать воеводу, что было противно кодексу чести — пытки пленников такого ранга не допускались рыцарскими правилами. Но королю было не до рыцарства — так он был взбешен почти двухгодичной осадой крепости, 30-тысячными потерями среди шляхты и уроном своему престижу. Когда на допросе воеводу спросили, почему он так долго сопротивлялся, почему не сдал город, он ответил: «Никто не хотел сдаваться».
Полумертвого Шеина, закованного в кандалы, увезли в Польшу, где он провел в плену восемь лет. Он был освобожден только в июне 1619 года, после заключения Деулинского перемирия, когда стало ясно, что полякам не видать Москвы как своих ушей.
Оставшихся в живых жителей Смоленска король пощадил и отпустил на все четыре стороны. Они ушли молча, не благодаря короля за жизнь и свободу.
Историк и замечательный писатель Ф. Нестеров в книге «Связь времен» так описывает эту историю: «Они пошли на восток от города к городу по истерзанной Смутой земле, тщетно ища приюта, питаясь подаянием Христа ради... Эти странники с гноящимися под драным рубищем ранами, с беззубыми от цинги ртами еще не знали, что пролитая кровь, смерть товарищей, гибель семей не были бесцельной, бессмысленной жертвой... Защитникам Смоленска мысли не могло прийти о том, что истинными победителями остались они».
Историк прав — защитники Смоленска не проиграли, а победили. Победили и в высшем смысле этого слова, потому что поражением является не смерть, а сдача врагу. Победили и в конкретно-историческом смысле — армия Сигизмунда, польская и литовская шляхта, сразу же после окончания осады Смоленска разошлась по домам, устав от долгой войны. Как ни уговаривал их король, какие ни сулил блага — переубедить их он не смог. Сигизмунду ничего не оставалось делать, как вернуться в Варшаву.
Для России же оборона Смоленска имела огромное значение. Не поддавшийся ни избранному Семибоярщиной царю Владиславу, ни осаждавшему его польскому королю Сигизмунду, Смоленск показал пример уникальной стойкости и сыграл огромную роль в формировании патриотического духа. Слава об их беспримерном подвиге опередила этих людей — они всё еще шли в Нижний Новгород, а именем героического Смоленска уже собирали «всю землю» против поляков деятели первого народного ополчения.
Но история вознаградила их еще раз — защитники Смоленска дошли до Новгорода именно тогда, когда Минин собирал там второе народное ополчение. И именно оставшиеся в живых смоляне стали ядром ополчения Минина и Пожарского и увидели освобождение своей страны от интервентов.