Приватизация политических брендов — дело сомнительное и малопродуктивное. Но все же не совсем бессмысленное. В конце концов, мы все живем не в безвоздушном пространстве. Мы дышим воздухом нашей современной, очень скверной истории. В русском языке есть два коварно сходных понятия: «остаться в истории» и «влипнуть в историю». Будущее покажет, к чему окажется ближе все то, что происходит сейчас. Но, не желая влипнуть в чужую «историю», то есть оказаться приклеенными к ней, как мухи к липучке, и, желая сохраниться в истории — а это возможно, только если у нас будет своя история — мы должны относиться к происходящему так, будто оно нашей современной истории сопричастно. И верить в то, что коли мы так будем относиться, то оно и впрямь окажется сопричастно ей.
В силу такого нашего состояния, необходимо отделять конкуренцию за «бренды» от уточнения деталей современной войны идей. В интересующем нас вопросе — вопросе запущенной перестройки-2 — это сделать совсем не трудно.
В 2008 году президентом РФ стал Д. Медведев. Вскоре после его избрания к Сергею Кургиняну обратился А. Проханов и предложил написать длинный цикл статей «Медведев и развитие». Проханов был тогда воодушевлен тем, что Медведев заговорил о развитии. Кургинян уже в первых своих статьях сказал о том, что Медведев находится на развилке. Он может или действительно повернуть Россию в сторону форсированного развития, выводя ее из регресса, или разрушить страну, воюя с путинским застоем под насквозь фальшивым лозунгом «модернизации». То есть стать новым Горбачевым и осуществить перестройку-2. На протяжении чуть не года Кургинян подробно описывал, как именно Медведев дрейфует в сторону перестройки-2.
Еще раз подчеркну, что это был 2008 год. Не умея просто фиксировать дрейф в сторону перестройки-2, Кургинян развернуто разъяснил, что такое перестройка вообще. Данный цикл статей превращен был потом в книгу «Исав и Иаков». Где впервые перестройка была показана как явление системное: метафизическое, концептуальное, культурное, политическое и т. д. В каком-то смысле нынешняя газета «Суть времени» — это развертывание методологии, которая была тогда предложена в связи с пониманием, что пора отнестись к феномену перестройки не как к местной политической авантюре, а как к фундаментальной опасности для человечества.
Итак, Кургинян в 2008 году сказал, что перестройка-2 — это невероятная и историческая, и метафизическая пакость, к войне с которой надо готовиться. И уже тогда начал, по большому счету, подготавливать «Поклонную гору». А Б. Немцов, откликнувшись на этот тезис Кургиняна, сказал, что перестройка-2 — это замечательно, и ее следует осуществить. Сказавши это, Немцов и Ко стали подготавливать «Болотную площадь». В истории XXI в. мало других примеров такого заблаговременного и системного размежевания, такой подготовки к будущей войне. И, право, не всегда можно понять, нарисовано ли все это «морозом истории» на стекле современности, или же тут решающую роль играет фактор воли. В любом случае, сражения со Сванидзе и Млечиным, конечно же, были схватками, предваряющими противостояние Поклонной и Болотной.
Думается, я изложила исторически достоверно все то, что касается введения в оборот термина, уже сейчас определяющего во многом нашу политическую жизнь. И что подобный экскурс не имеет ничего общего с «войной за бренды». В конце концов, не так важно, кто первым сказал «мяу». Важно, что в трансформацию под названием «перестройка» вложены огромные средства, что в ней задействованы мощнейшие силы. Что она имеет глобальный характер. Что частью этого процесса являются и «арабские весны», превращающиеся в «русские зимы», и «оранжевые революции», и так называемое глобальное пробуждение (термин, пущенный в оборот З. Бжезинским). Что на ниве этой самой глобальной перестройки трудятся и Джин Шарп, и Стивен Манн и многие другие.
Одна комичная деталь. Сам термин «перестройка» очевидным образом заимствован горбачевцами у Э. Рязанова, снявшего сильно задолго до перестройки фильм по сценарию А. Галича. Да-да, того самого, который потом стал радикальным диссидентом, а поначалу успел побывать вполне востребованным советским сценаристом. Фильм назывался «Дайте жалобную книгу!». Это был очень коварный фильм. Фильм-аллегория. В нем шла борьба между продвинутыми и отсталыми работниками общепита. Продвинутая работница общепита и влюбившийся в нее молодой журналист хотели превратить затхлый ресторан в современное кафе. И для этого позвали студентов вообще и студентов-архитекторов в частности. Студенты-архитекторы быстро нарисовали «как надо» и, засучив рукава, взялись за работу. Ошалевший от их наглости бюрократ спросил: «Что вы делаете?!». Они ответили, что осуществляют перестройку. На что он сказал: «Это не перестройка, а порча государственного имущества». Разумеется, бюрократ был омерзителен, а находящиеся по другую сторону «здоровые силы» — молоды, чисты и полны благих помыслов.
Только вот одна деталь. Даже элементарная перестройка кафе (а ведь ни у кого нет иллюзий, будто Рязанов и Галич снимали производственный фильм про перестройку кафе?)... так вот, даже перестройка кафе не может осуществляться по почеркушкам студентов архитектурного факультета. Проект должен быть разработан и утвержден во многих инстанциях. Потом должна быть разработана и утверждена проектно-сметная и иная документация, выделены средства. После этого профессиональная бригада строителей должна взяться за работу и, осуществив ее под неусыпным оком «архнадзора», сдать объект в эксплуатацию. Это скучная, нудная, рутинная процедура. Но если ее нарушить, то посетители окажутся жертвами допущенных нарушений. Потолок обрушится им на голову, из санузла потечет вода и не только, нарушенные санитарные нормы обернутся тяжелыми желудочно-кишечными заболеваниями.
Вряд ли этого не понимали даже авторы фильма. И уж тем более этакие вещи понимали горбачевцы, сделавшие заявку на сложную системную трансформацию и назвавшие ее перестройкой. Конечно, молодые энтузиастические студенты не понимали ничего. Но им и не полагается ничего понимать. А вот уже порывистая директор общепита, окончившая профильный институт, прекрасно все понимала. Она сдавала соответствующие экзамены, ей объясняли, что за такого рода затею она может получить тюремный срок. И не только может, но и должна! Мне скажут, что она влюбилась в молодого журналиста, а молодой журналист влюбился в демократическую идею, а идея... Но я не хочу так далеко идти в развитии образа, предложенного Рязановым и Галичем. Этак окажется, что у молодого журналиста есть куратор в «органах», а у куратора есть международный партнер... мало ли еще куда приведут опасные ассоциации!
Начав с ассоциаций, я всего лишь хотела обратить внимание читающих на то, что и Рязанов, и Галич делали фильм не об общепите вовсе. И что Галич, по крайней мере — использовал тему перестройки кафе как очень далеко идущую политическую метафору. А еще я хотела обратить внимание на казус с документацией и «порчей государственного имущества». Нет, не в смысле элементарного назидания. Мол, нельзя все делать с бухты-барахты. Ибо такое с бухты-барахты может кончиться идиллией только в кино, в жизни оно кончается большой бедой. При всей важности подобного назидания, намного важнее другое. Была ли на самом деле в нашем перестроечном процессе необходимая документация? Существовала ли профессиональная архитектурно-строительная фирма, которая передавала «студентам» полноценную документацию, избавляя их от необходимости и доучиваться, и брать грех на душу, и отвечать за последствия?
Такая фирма, очевидно, была. Точнее, было сразу несколько фирм, но наиболее известная называлась «АСУ-Перестройка». Я имею в виду очень профессиональное подразделение, действовавшее в ближайшей окрестности КГБ СССР, фактически внутри данного ведомства. С тех пор прошло не одно десятилетие, но никто не хочет обсуждать этот исторический сюжет, его героев, их реальные разработки. Все это лежит под спудом в архивах. Почему? Столько всяких тайн обнародовано за это время. Да что там сусальные конспирологические тайны, выдаваемые на потребу малообразованной публике! За прошедшие десятилетия (!) вытащено на свет много и впрямь ценнейшей архивной документации. Но ЭТА документация — остается под спудом. И тут может быть только одно объяснение: перестройка продолжается. Она не завершена. Она осуществляется на паях и в рамках суперкрупного глобального проектного начинания.
Говоря об «АСУ-перестройка», вовсе не хочу абсолютизировать это подразделение. Структур было много. Разные члены Политбюро занимались проектированием перестройки на паях с разными международными партнерами. Андропов взаимодействовал с одними европейскими партнерами, Косыгин — с другими. Ровно тем же, как это кому-то ни покажется странным, занимался и псевдоортодоксальный идеолог коммунизма Суслов, якобы боровшийся против андроповской идеи перестройки. Иногда мяч перебрасывался от одного члена Политбюро к другому. Косыгин начал диалог с Линдоном Джонсоном и его советником М.-Д. Банди. Этот диалог, начавшийся в 1967 г. в Гласборо, был аккуратно перехвачен Сусловым. Которого и впрямь торпедировал Андропов, осуществлявший свой международный диалог — через Гвишиани, Аньелли, связанного с Аньелли Палена... Перестроечные траектории сплетались (Гвишиани был зятем Косыгина и, в каком-то смысле, представлял в номенклатуре интересы остатков группы Берии) и одновременно воевали за право быть главным маршрутом, по которому покатится под откос поезд «развитого социализма». Клясться в верности последнему им всем одинаково сильно осточертело. Впрочем, подробный разбор таких сюжетов в газете невозможен.
А вот что возможно, это сразу поместить тему перестройки — о необходимости завершения которой (даешь перестройку-2!) все сейчас дружно заговорили — в правильный, соответствующий ее масштабу глобальный контекст. В связи с чем, позволю себе обратиться к книге Л. Канфоры «Демократия. История одной идеологии». Историк Лучано Канфора, рассматривая новую историю Европы, говорит, что она развернута между двумя датами-эмблемами, которые должны «помочь отыскать в ней смысл или даже составить некий промежуточный эпилог». Он обращает внимание на то, что разные авторы называют разные пары дат, и это совсем не случайно, а соответствует двум принципиально различным концепциям истории. С разными делениями и периодизациями: первая пара — 1789/1917, вторая — 1789/1989.
«В первом случае мы имеем идею движения в каком-то направлении с целью добиться лучшего. В основе ее лежит понятие об историческом характере всех политических форм, включая «парламентскую демократию». Во втором случае — взгляд или, если угодно, идеологию, построенную на исконном, вневременном превосходстве «парламентской демократии», и убеждении в том, что в задачу всех народов входит раньше или позже достигнуть этой великой цели, начиная с народов Европы, где и родилась такая модель на все времена. Согласно такой перспективе, все, что происходило между установлением модели парламентарного строя (пусть еще несовершенной) по окончании четверти века, заключенной в рамки 1789–1815 годов, и ее подлинной победой в 1989 году, не что иное, как «отклонение», временное затмение. С «лучезарным» двухсотлетним юбилеем не только история, но и политическое моделирование приходят к своему завершению».
То есть, речь об отношении в принципе к социальной борьбе после установления буржуазного порядка. Признается ли возможным дальнейший поиск человечеством путей своего развития или «рецепт счастья» известен, XX век — век мощнейших социальных преобразований и идейного противостояния «коммунизм–фашизм» — был последним (неприятным) «выкрутасом» истории, а перестройка, наконец-таки, всё устаканила? Согласитесь, предельное историософское значение придается нашей перестройке!