В одно время с проведением амнистии, которая смягчала наказание осужденным, но не ставила под сомнение законность приговора, Берия начал проводить реабилитацию незаконно осужденных, а также останавливать громкие политические процессы, которые начались при Сталине. В частности, в МВД были созданы специальные группы для проверки и пересмотра «дела врачей», «мингрельского дела», «дела МГБ» и других. Уже в апреле 1953 года вышли Постановления «О фальсификации дела в так называемой мингрельской группе», о реабилитации и отмене приговора по «делу врачей» и «делу авиапрома». Касательно «дела врачей» Берия подал в Президиум ЦК записку «О привлечении к уголовной ответственности лиц, виновных в убийстве С. М. Михоэлса и В. И. Голубева», в которой утверждал, что подлинными организаторами убийства являются Сталин, Абакумов, Огольцова и Цанаева. Ряд исследователей, например Прудникова, считают эту записку поздней фальсификацией, направленной против Берии.

Павел Судоплатов отмечает, что Хрущев как минимум помог Берии в прекращении «мингрельского дела», проведя это решение через ЦК. Как уже упоминалось выше, «мингрельское дело», начатое в ноябре 1951 года, было направлено против Берии. Судоплатов свидетельствует, что Берия лично отправился в Тбилиси после того, как с грузинской партийной организации было снято обвинение в национализме.

Юрий Жуков отмечает, что, проводя реабилитацию в отношении сотрудников МГБ, Берия руководствовался не столько принципом справедливости, сколько принципом политической целесообразности: реабилитацию и восстановление в звании получали те, кого Берия хорошо знал по совместной работе, то есть те, на кого Берия мог полностью положиться. При этом в тюрьме оставался, например, бывший министр госбезопасности Абакумов. Берия также отправил в тюрьму в марте 1953 года бывшего заместителя министра госбезопасности Рюмина, который был одним из инициаторов «дела врачей» и который способствовал падению Абакумова. Юрий Жуков считает, что Берия планировал через обвинения Абакумова и Рюмина в фальсификации «дела врачей» и «мингрельского дела» снять с себя все подозрения к причастности к этим делам. А основания для таких подозрений, как считает Жуков, имелись. Более того, начав расследование в отношении Рюмина о фальсификации политических дел, Берия выходил на непосредственного начальника Рюмина — Игнатьева, бывшего министра государственной безопасности, при котором раскручивалось «дело врачей» и «мингрельское дело».

В апреле 1953 года Берия смог привести соответствующие факты, чтобы провести через ЦК решение об освобождении Игнатьева от обязанностей секретаря ЦК, а затем о выведении его из членов ЦК «в связи с выявленными новыми обстоятельствами неправильного и нечестного поведения бывшего министра госбезопасности... скрывшего от Правительства ряд важных государственных документов». Более того, 25 июня, за день до своего ареста, Берия направил Маленкову материалы допроса Рюмина, из которых следовало, что Игнатьев непосредственно виновен в фальсификации политических дел, причем не только «дела врачей», но и «ленинградского дела». Юрий Жуков и Рудольф Пихоя отмечают, что Маленков был одним из инициаторов «ленинградского дела» и поэтому имел все основания опасаться после ареста Игнатьева, что тот даст показания на Маленкова.

Интересно отметить, что действия Берии по разоблачению политических дел и преступлений в МГБ получали одобрение в Президиуме ЦК и в самом ЦК. Это может свидетельствовать о том, что как минимум большинство членов Президиума не были на тот момент (апрель 1953 года) против Берии. Юрий Жуков, в частности, утверждает, что Хрущев, выбирая между Маленковым и Берией как наиболее вероятными кандидатами на единоличную власть, до последнего дня делал выбор в пользу Берии.

Касаясь темы реабилитации, необходимо также отметить еще несколько фактов. Возглавив МВД и получив доступ к делам, которые касались политических репрессий, Берия издал постановление, в котором поручил рассылать результаты проверки этих дел в первичные партийные организации, а также старался максимальным образом освещать деятельность МВД по реабилитации в печати. Такая «просветительская» политика приносила свои плоды — она формировала соответствующее восприятие Берии как в народе, так и в партийном и государственном аппаратах. Например, в своей книге «КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы» Леонид Млечин пишет о том, как трижды Герой Социалистического Труда академик Зельдович, узнав об освобождении врачей, реабилитированных Берией, с гордостью сказал Сахарову: «А ведь это наш Лаврентий Павлович разобрался».

Еще одной из инициатив Берии, которую необходимо упомянуть, был запрет носить портреты руководителей партии и правительства на демонстрациях. Как отмечают Пихоя и Сухомлинов, именно благодаря Берии 9 мая 1953 года Президиум ЦК КПСС принял постановление «Об оформлении колонн демонстрантов и зданий предприятий, учреждений и организаций в дни государственных праздников», которое отменяло существовавшую до этого практику использовать портреты вождей. По мнению исследователей, это решение Берии было направлено против возникновения нового «культа личности» потенциальных претендентов на единоличную власть, особенно тех, кого народ хорошо знал в лицо, — Молотова, Ворошилова, Кагановича и Маленкова. Многие из политических соперников Берии усмотрели в этом подготовку к смене руководства страны.

Таким образом, в середине весны 1953 года сложилась ситуация, при которой Берия, останавливая громкие политические дела и реабилитируя осужденных, во-первых, закрывал дела, материалы которых явно были направлены против самого Берии (например, «мингрельское дело»). Во-вторых, приобретал имидж «либерализатора» репрессивного аппарата. В-третьих, снимал с себя все подозрения в участии в политических делах (например, в «деле врачей»). В-четвертых, убирал из своего окружения ненадежных людей и освобождался от их опеки (например, Рюмина и Игнатьева). В-пятых, используя показания Игнатьева, Берия получал в руки инструмент, с помощью которого мог впоследствии начать атаку на своих политических конкурентов. Наиболее уязвимым при такой стратегии Берии становился Маленков, на которого Берия мог бы потенциально начать атаку через Игнатьева и обвинить в участии в фальсификации политических дел, что означало бы политическую смерть Маленкова.

Берия как заместитель Председателя Совета Министров СССР и как член Президиума ЦК начал активно включаться в принятие политических решений в различных сферах государственной политики, причем и в таких сферах, которые непосредственно не были в его компетенции, — например, в международной политике. При этом шаги, предлагаемые Берией, были нацелены на кардинальное изменение политики, проводившейся лидерами СССР прежде.

Одним из главным пунктов позиции Берии во внешней политике было отношение к построению социализма в Германии и странах народной демократии.

Подробная история германского вопроса и вопроса объединения и разделения Германии по итогам Второй мировой войны выходит за рамки данной работы. Однако некоторые события, происходившие незадолго до смерти Сталина, упомянуть всё же необходимо.

В марте 1952 года СССР выпустил «мирную ноту Сталина», в которой всем оккупационным державам (при участии общегерманского правительства) предлагалось разработать проект мирного договора с Германией. При этом СССР соглашался на объединение двух Германий и даже на существование немецкой армии и военной промышленности при условии внеблокового статуса Германии. Как считают некоторые историки, Сталин был действительно готов пойти на объединение Германии в 1952 году и на ликвидацию ГДР, так как восстановленную и объединенную Германию можно было противопоставить силам Запада и заставить ее искать союза с СССР. В итоге Запад отверг предложения Сталина, так как западные политики настаивали на принятии Западной Германии в НАТО. В ответ на такую позицию Запада Политбюро в июле 1952 года приняло окончательное решение о строительстве социализма в ГДР и сняло вопрос об объединении Германий с повестки дня.

Тем не менее, ситуация с построением социализма в ГДР была сложная. У руководства Восточной Германии стоял коммунист левого толка Вальтер Ульбрихт, который в своей политике ускоренного построения социализма во многом копировал ранний советский опыт: коллективизация, приоритетное развитие тяжелой промышленности. Внутренняя обстановка в ГДР постепенно начала накаляться. Впервые после смерти Сталина Кремль отреагировал на ситуацию в ГДР 20 апреля 1953 года, когда в Москву был вызван политический советник Советской контрольной комиссии в Германии (СКК) Семенов.

Вопросом о будущем Германии наиболее активно занимались Берия и Молотов. Молотов к этому времени смог значительно усилить свои позиции в МИДе. Он ввел на должности своих замов и заведующих отделами наиболее лояльных к нему людей, например, Громыко, а также заменил послов в нескольких странах. Усиление позиций в МИДе, а также политического веса Молотова, одного из старейших членов Политбюро, явно означало, что он собирается претендовать на активное участие в политической жизни СССР.

8 мая 1953 года Молотов направил на имя Маленкова и Хрущева записку, где резко критиковал выступление Ульбрихта несколькими днями ранее, в котором тот выдвигал тезис о ГДР как о государстве «диктатуры пролетариата».

18 мая Берия подготовил проект постановления Президиума Совета Министров по «Вопросам ГДР», в котором предлагалось Маленкову, Берии, Молотову и Булганину выработать предложения по исправлению политического и экономического положения ГДР. В проекте Берии основной причиной неблагополучного положения ГДР назывался «ошибочный в нынешних условиях курс на строительство социализма, проводимый в ГДР». Такое заявление Берии означало явный откат назад от решения Политбюро в отношении ГДР осенью 1952 года. Интересно также отметить, что проект Постановления Берии завизировали Маленков, Булганин и Хрущев. Однако против него выступил Молотов, который принципиально изменил текст Постановления, добавив слово «ускоренный». То есть критиковать предлагалось не сам курс на построение социализма в ГДР, а его «ускоренность». В конце мая 1953 года Президиумом Совета Министров СССР было принято Постановление по Германии, в котором осуждалось ускоренное строительство социализма в ГДР.

Павел Судоплатов, работавший в это время под руководством Берии, отмечает, что в начале мая Берия поручил ему разработать разведывательные мероприятия за рубежом для зондирования западных элит на возможность воссоединения Германии. Судоплатов также пишет, что Берия говорил ему тогда, что объединенная нейтральная Германия под руководством коалиционного правительства укрепит положение СССР в мире и станет своеобразным буфером между США и СССР в Западной Европе. Как отмечает в своих мемуарах Судоплатов, работы по зондажу западных элит по отношению к объединению Германии были остановлены после ареста Берии.

Касательно вопроса о Германии интересно отметить, что Берия также работал над программой реабилитации поволжских немцев, высланных в начале Великой Отечественной войны в спецпоселения.

Алексей Филитов, профессиональный историк в области международных отношений и внешней политики СССР, в своей публикации «СССР и ГДР: год 1953-й» анализирует воспоминания Хрущева, Молотова, Судоплатова, Микояна, Громыко и Семенова и архивные документы, рассекреченные после 1991 года. Он приходит к выводу, что после смерти Сталина политика СССР в отношении Германии не была четко сформулирована и несколько раз принципиально менялась ввиду борьбы в высшем руководстве СССР между позицией Берии, который представлял реформаторов (или «государственников», как утверждает Филитов) и позицией реакционеров или «партаппарата», представлявшейся Молотовым. Впоследствии главными ревнителями этой позиции стали Хрущев и Суслов.

В июне 1953 года выступление рабочих ГДР против политики Ульбрихта в Берлине переросли в политическую забастовку по всей стране. В Берлин вначале были отправлены люди Берии, а затем и он сам. Берия потребовал жесткого наведения порядка. Было введено чрезвычайное положение. В итоге во второй половине июня ситуация полностью нормализовалась. 26 июня, когда еще не было известно об аресте Берии, в Германии состоялся Пленум Социалистической единой партии Германии (СЕПГ), на котором упразднялся пост генерального секретаря, который занимал Ульбрихт, и вводилось коллегиальное руководство, при этом недавний берлинский кризис объяснялся «справедливым недовольством рабочих». Однако уже в июле 1953 года состоялся еще один пленум СЕПГ, на котором все политические противники Ульбрихта были сняты со своих постов, а июньское выступление рабочих уже называлось «фашистской провокацией, инспирированной Берия и его прихвостнями». Необходимо отметить, что люди Берии — Сергей Гоглидзе и Амаяк Кобулов — в конце июня 1953 года находились в ГДР и, видимо, исполняли стратегию Берии по аппаратному отстранению Ульбрихта от власти, что и произошло 26 июня. 27 июня, после свержения Берии, Сергей Гоглидзе и Амаяк Кобулов были уже арестованы.

Во внешней политике Берия касался не только проблемы построения социализма в Германии, он в целом критиковал политику, проводимую Советом Экономической Взаимопомощи (СЭВ) в странах народной демократии. В своей записке в Президиум Совета Министров от 1 июня 1953 года на имя Маленкова он предлагал ликвидировать СЭВ и Военно-Координационный комитет и создать вместо них единый орган, который бы включал представителей стран народной демократии и СССР. Можно считать, что это было первой попыткой объединить страны Восточной Европы по модели, которая через два года легла в основу Варшавского Договора.

В этой же записке Берия характеризовал предыдущую политику СССР в отношении стран народной демократии как неправильную, так как она основывалась на недостаточной информированности о политическом и экономическом положении дел в этих странах. Например, Берия критиковал требования Координационного комитета, которые тот предъявлял к промышленности Советского Союза и стран народной демократии. Целью пересмотра политики СССР в отношении этих стран Берия считал более тесную увязку экономики стран народной демократии с экономикой СССР. Анализируя действия и предложения Берии по вопросу СЭВ, можно сделать вывод, что Берия был готов к значительному пересмотру политики СССР в отношении Польши и Чехословакии, особенно в области экономики.

Берия был также сторонником примирения СССР с Югославией. По свидетельству Судоплатова, именно Берия убедил Маленкова пойти на примирение с Тито. Берия послал в Белград своего представителя, полковника Федосеева, чтобы тот установил контакт с югославским руководством и намекнул ему о новом курсе СССР на сближение. 6 июня 1953 года Совет Министров СССР и Президиум ЦК КПСС выступили с предложением Югославии обменяться послами.

Еще одной страной, в отношении которой Берия повлиял на внешнюю политику СССР, была Венгрия. Берия, по свидетельству Судоплатова, планировал поставить на пост премьер-министра вместо Матьяша Ракоши Имре Надя, который с 30-х годов являлся агентом НКВД. Надь занял пост главы правительства 27 июня и сразу взял курс на либерализацию в политике и экономике. В апреле 1955 он был смещен с поста премьер-министра, а в 1956 году возглавил антисоветский мятеж в Венгрии, который удалось подавить только вводом советских войск. Нельзя не отметить, что Берия, выдвигая Надя на пост премьера Венгрии, прекрасно понимал, какие действия в экономике и политике он предпримет, придя к власти. Значит, эти действия прекрасно вписывались в видение Берии в отношении стран народной демократии.

Также интересно отметить, что на Пленуме ЦК КПСС 2–7 июля 1953 года, на котором состоялась политическая расправа над арестованным на тот момент Берией, Хрущев вменял Берии в вину разговор с Ракоши, в котором на вопрос Ракоши о разделении власти в СССР Берия якобы заявил, что решения должен принимать Совет Министров, а ЦК должен заниматься только кадрами и пропагандой. Никаких подтверждений подобным высказываниям Берии, кроме слов Хрущева на Пленуме, найти не удалось.

Однако необходимо заметить, что в руководстве страны в период с марта по июнь 1953 года действительно обсуждалась идея разделения партийного и государственного аппарата. Одним из свидетельств этого является статья «Совершенствовать работу государственного аппарата» от 8 мая 1953 года на первой полосе в «Правде». В ней, в частности, подвергались критике партийные комитеты, которые «подменяют и обезличивают советские органы, работают за них» и «берут на себя несвойственные им административно-распорядительные функции».

Описывая участие Берии во внешней политике, необходимо также обратить внимание на тот факт, что в марте 1953 года Берия созвал совещание резидентов и сотрудников внешней разведки, на котором начал свертывать разведывательную деятельность советской внешней разведки на территории стран Восточной и Юго-Восточной Европы. Свои действия Берия обосновывал решением Политбюро и Совета Министров СССР от 13 апреля 1950 года, в котором было предписано прекратить разведку в странах Восточной Европы, «исходя из единства политических целей и задач, а также взаимного доверия между СССР и странами народной демократии». Берия также приказал сократить аппараты МВД СССР при органах государственной безопасности в этих странах. Более того, Берия заменил всех руководителей представительств МВД СССР в странах народной демократии.

Анализируя участие Берии во внешнеполитических решениях СССР, можно точно сказать, что, во-первых, Берия очень активно включился в обсуждение и решение соответствующих вопросов. Во-вторых, политика Берии в отношении стран «народной демократии» явно была направлена на послабление или даже смену прежнего политического и экономического курса в сторону либерализации в этих странах. Берия хотел пойти на объединение Германии на определенных условиях (внеблоковый статус и компенсация СССР) для того, чтобы использовать объединенную Германию как буфер между СССР и США и, возможно, затем включить Германию в политическую орбиту СССР. Учитывая неоформленность новой внешней политики СССР после смерти Сталина, Берия, проявив инициативу, судя по документам, получал вначале явное одобрение Маленкова и Хрущева. Однако затем он встретил сопротивление со стороны Молотова, особенно по вопросу ГДР. Инициативы Берии в отношении Польши, Чехословакии, Венгрии и Совета Экономической Взаимопомощи, вероятно, только усилили расхождение позиций Молотова и Берии.

Так же решительно, как и во внешнеполитические дела, Берия начал вмешиваться и в политику по делам национальностей. Берия ставил своей целью «кореннизацию» населения советских национальных республик. В частности, он предполагал отменить институт вторых секретарей, которые во всех республиках были русскими по национальности и назначались из Москвы, а также перевести всё делопроизводство в республиках на национальные языки. Под давлением Берии Президиум ЦК КПСС 26 мая 1953 года принял два секретных Постановления ЦК по национальным вопросам «О политическом и хозяйственном состоянии западных областей Украины» и «О положении в Литовской ССР», в которых критиковалась работа советской власти в отношении коренного населения в этих республиках.

Павел Судоплатов, работавший в то время под начальством Берии и готовивший докладные записки, данные из которых Берия впоследствии использовал для принятия упомянутых выше Постановлений ЦК, в своих мемуарах подробно описывает отношение Берии к национальному вопросу: «Берия всячески настаивал на развитии национальных традиций в области культуры и языка. В частности, его заботила проблема воспитания нового поколения национальной интеллигенции, для которой были бы по-настоящему близки социалистические идеалы. Помню предложение Берии ввести в республиках собственные ордена и награды — это, считал он, поднимет чувство национальной гордости».

Свое видение национальной политики Берия также реализовывал в республиканских МВД. В Белоруссии министром МВД и его замами вместо русских по национальности были назначены белорусы. На Украине министром МВД стал Мешик, украинец по национальности, который на заседании украинского ЦК, на котором было принято говорить по-русски, обратился ко всем присутствующим на украинском языке, а шокированным русским порекомендовал учить украинский язык. Как вспоминает Судоплатов, Мешика на том же заседании ЦК поддержал писатель Александр Корнейчук, который также выступил на украинском языке. Судоплатов, который был лично знаком с Мешиком, также свидетельствует, что Мешик считал шаги Берии в национальном вопросе абсолютно правильными. Интересно также отметить один курьезный случай, который произошел с новым министром внутренних дел Литвы (литовцем по национальности), назначенным Берией, который в первое время после своего назначения направил донесение в МВД СССР, в Москву, на литовском языке.

Серго Берия в своих воспоминаниях также упоминает, что его отец обсуждал с Жуковым возможность создания национальных армейских соединений. Жуков убеждал Берию, что создание подобных воинских образований будет концом и армии, и СССР. На что Берия возражал: «Мы должны подвести всю структуру государства к тому, чтобы остаться едиными для внешних систем, но не давить на республики». В итоге национальные части Берии создать не дали.

Анализируя действия Берии по отношению к национальному вопросу, можно твердо сказать, что они были нацелены на глобальное изменение существовавшей до этого национальной политики. Как отмечает Юрий Жуков, Сталин уже в 30-е годы ставил своей целью создание «единой советской нации». Для этого, например, вводилось преподавание русского языка во всех школах национальных республик. Появление института вторых секретарей — русских по национальности — было также идеей Сталина. Однако возникновение ООН, большинство в которой имел проамериканский блок, заставило руководство СССР пойти на изменение национальной политики, чтобы хотя бы формально придать национальным республикам больший статус в составе СССР, чтобы затем также включить их в ООН. Так, в январе 1944 года в каждой республике были созданы наркоматы внутренних дел и обороны. Как отмечает Юрий Жуков, усиление роли националистических влияний заставило Сталина отказаться в первое послевоенное время от значительного ослабления роли партии и отделения ее от государства, так как только партия как центростремительная сила могла противостоять ожившим националистическим центробежным тенденциям. По мнению Юрия Жукова, Маленков и Молотов с 1951 года начали наступление на республиканские партийные организации и стремились усилить роль союзных министерств.

Таким образом, политика Берии в отношении национальных республик была полностью противоположна политике, проводимой в последние годы жизни Сталина, а также видению национального устройства СССР Молотовым и Маленковым, которые стремились постепенно добиться ликвидации суверенности союзных республик.

Как уже отмечалось, после смерти Сталина в марте 1953 года в СССР сложилось «коллективное руководство», в основе которого лежала не общность целей и средств развития страны, а минимальный достаточный компромисс между претендентами на единоличную власть в СССР. Наиболее влиятельными политическими фигурами в это время стали Маленков, Берия, Хрущев, Булганин и Молотов. Маленков и Берия считались наиболее вероятными лидерами, при этом позиции Маленкова как председателя Совета Министров СССР были наиболее сильными.

Борьба за власть внутри коллективного руководства впервые проявилась через несколько дней после смерти Сталина, а именно 14 марта 1953 года, на внеочередном Пленуме ЦК КПСС. Тогда, как уже объяснялось выше, вероятнее всего произошел сговор Берии, Хрущева и Молотова против Маленкова, чтобы вынудить его оставить пост секретаря ЦК и «сконцентрироваться» на работе Правительства.

Анализируя этот факт, а также дальнейшее развитие событий в СССР, можно сделать вывод, что коллективное руководство было очень неустойчивым и в момент сильного усиления одного из его участников другие начинали кооперироваться против него с целью сбалансировать его влияние.

Анализируя действия и позиции Берии в период с марта по июнь 1953 года, можно сделать несколько выводов.

Во-первых, изначальные политические позиции Берии уступали позициям Маленкова.

Во-вторых, Берия имел свою политическую программу развития СССР во внешней и внутренней политике, которую очень действенно претворял в жизнь, при этом активно вмешиваясь в некоторые области политики СССР, которые не входили в зону его персональной ответственности. Его программа носила черты либерализации силового аппарата СССР, политической и экономической либерализации в странах народной демократии, идею (или очередную попытку) объединения Германии и кардинального пересмотра национального вопроса СССР в сторону большей свободы национальных республик. Внешняя и внутренняя политика, которую начал проводить Берия, шла полностью наперекор видению Молотова и Маленкова. Они были сторонниками «унитарного» советского государства и не были готовы пойти на полное сворачивание курса на строительство социализма в Германии и странах Восточной Европы.

В-третьих, расследование Берией фальсификаций в «ленинградском деле» и «деле Еврейского антифашистского комитета», а также намерение арестовать Игнатьева ставили, в первую очередь Маленкова, который был явно причастен к этим политическим делам, в очень незащищенную позицию, при которой он мог быть впоследствии либо обвинен в непосредственном участии в фальсификации политических дел, либо попасть в сильную политическую зависимость от Берии.

Если бы в схватке с Маленковым Берия одержал победу, то он бы занял лидирующую позицию в коллективном руководстве и смог бы гораздо проще «продавить», отстоять свою политику в национальном вопросе и вопросе построения социализма в странах народной демократии.

Таким образом, можно сказать, что Маленков и Молотов ощущали угрозу не просто усиления Берии, а проведения в жизнь такой политики СССР, которая, по их мнению, не была совместима с развитием страны, каким они его себе представляли. Поэтому Маленков и Молотов вполне могли скооперироваться, чтобы блокировать политику Берии, причем блокировать не просто тактически (отдельные решения), а стратегически. «Стратегически» в данном случае означало бы лишение Берии возможности влиять на политику развития СССР на высшем уровне, а также прекращение «дела о фальсификациях» в отношении Рюмина и Игнатьева. Очевидной составляющей «стратегического решения» являлась отставка Берии с позиции министра МВД и заместителя Председателя Совета Министров.

В итоге можно предположить, что основным заговорщиком против Берии был Маленков, к которому по идеологическим соображениям присоединился Молотов. Изначальной целью заговора было смещение Берии с поста министра внутренних дел.

Однако для реализации подобного плана необходимо было выполнение как минимум еще трех условий. Первое и самое главное — это поддержка партийного аппарата. Второе — это силовой компонент, так как МВД имело в своем подчинении собственные вооруженные дивизии, которые могли быть использованы для подавления заговора против шефа МВД. И третье — это большинство голосов в Совете Министров и Президиуме ЦК, без которого любая инициатива о смещении Берии была бы не просто проиграна, но и обращена против самих же заговорщиков.

Что касается вопроса о роли партаппарата, можно с уверенностью сказать, что Маленков был сторонником отделения партии от государства. Сталин в последние годы (или даже десятилетия, как отмечает Юрий Жуков) проводил политику ослабления роли партии в СССР и смещения центра власти к государственному аппарату. Маленков активно участвовал в реализации такой политики еще при жизни Сталина и продолжал проводить ее в жизнь, став Председателем Совета Министров. Свидетельством этому, например, является упомянутая в предыдущей главе статья от 8 мая 1953 года в «Правде», которая критиковала партийные органы за попытку вмешательства в административно-хозяйственные функции государства. Такая статья появиться без прямого участия Маленкова просто не могла. Другим свидетельством такого намерения Маленкова, как уже отмечалось ранее, являлся отказ от увеличения доплаты в конвертах для партийных чиновников (это решение было позже отменено Хрущевым). Ну и, наконец, третьим свидетельством того, что после смерти Сталина роль партии была ниже роли государственного аппарата и такую расстановку сил не планировали в скором времени изменять, является то, что Маленков, столкнувшись с мини-заговором против себя 14 марта 1953 года, выбрал именно пост Председателя Совета Министров, а не роль секретаря ЦК.

Однако необходимость отставки Берии требовала, чтобы Маленков в той или иной мере оперся на партаппарат. Если бы он этого не сделал, то у Берии был бы шанс попытаться самому в момент заговора или позже, на Пленуме, найти поддержку у членов ЦК. Кроме того, Маленков бросал вызов не просто Берии, но и МВД, поэтому власти только госаппарата могло не хватить для укрощения силового министерства, что означало возможность реванша со стороны силовиков. Поэтому для окончательной победы над Берией Маленкову пришлось, вовлекая партию в заговор, пойти на усиление ее роли. Поэтому, вероятно, Маленков явно одобрил последовавшее выступление Хрущева на Пленуме 2–7 июля, в котором Хрущев упомянул высказывание Берии, что решения должен принимать Совет Министров, а ЦК должен заниматься только кадрами и пропагандой. Как будет показано в дальнейшем, начавшийся рост влиянии партии позволил Хрущеву позже победить сначала Маленкова, а затем Молотова, Булганина и Кагановича.

Относительно мнения Берии о роли партии необходимо заметить, что нет явных документов, которые бы неопровержимо доказывали, что Берия хотел отстранения партии от власти. И хотя подобные намерения ставились Берии в вину на Пленуме 2–7 июля, в частности Хрущевым, подтверждение слов Хрущева найти не удалось. При этом нужно заметить, что Берия с 1938 года был занят на государственных постах в НКВД и ГКО, а как член Политбюро курировал отрасли оборонной промышленности, связанные с разработкой ядерного оружия и ракетной техники. Таким образом, прямой политической опоры на партаппарат он не имел и был больше связан с «государственниками», а учитывая тот факт, что с марта по июнь 1953 года Берия никоим образом ни в речах, ни в записках в Президиум Совета Министров или Президиум ЦК не пытался поставить вопрос об увеличении роли партии, можно предположить, что он как минимум не был против того курса, который в отношении партии проводил Маленков. Можно также отметить, что, например, вопросы внешней политики Берия вносил на рассмотрение Президиума Совета Министров, а не Президиума ЦК. А значит, явно считал, что Совмин важнее ЦК.

Интересно заметить, что при такой позиции Берии к роли партии его национальная политика заключалась в передаче большей независимости национальным республикам. А как уже отмечалось ранее, партия после создания ООН как раз и играла роль той центростремительной силы, которая удерживала СССР в рамках де-юре Союза, а де-факто — «унитарного» государства. Соответственно, политика, направленная на увеличение полномочий республик при невмешательстве Берии в политику давления на партию (или при полном согласии Берии с такой политикой), позволяет думать, что Берия имел некий план по изменению формы государственного устройства Советского Союза в сторону более мягкой и децентрализованной федерации.

Следующим важным пунктом анализа является выяснение политической позиции Хрущева в отношении тандема Берия–Маленков и оценка его роли в Секретариате ЦК.

В марте–июне 1953 года политические позиции Хрущева были гораздо слабее, чем у Маленкова и Берии. Он был одним из четырех секретарей ЦК. После ухода Маленкова с поста секретаря ЦК 14 марта 1953 года Хрущев стал председательствовать на заседаниях ЦК, не являясь официально первым секретарем. При этом два других секретаря ЦК — Поспелов и Шаталин — были людьми, связанными с Маленковым. Оценивая непосредственно политическую позицию Хрущева, исследователи и свидетели той эпохи высказывают совершенно разные мнения. Серго Берия в своих мемуарах упоминает о дружбе (не только личной, но и политической) между Берией, Маленковым и Хрущевым. Елена Прудникова считает, что Хрущев изначально был против Берии. По ее мнению, именно Хрущев являлся центром заговора. Так же считает и Андрей Сухомлинов. Юрий Жуков, наоборот, полагает, что Хрущев, проявляя политическую симпатию одновременно и к Маленкову, и к Берии, до последнего момента сторонился делать окончательный политический выбор между ними, однако в итоге 16 апреля 1953 года встал на сторону Берии. Павел Судоплатов также считает, что Хрущев, маневрируя между различными центрами сил в высшем руководстве СССР, политически больше тяготел именно к Берии и поддерживал его.

Маленков и Молотов смогли каким-то образом привлечь на свою сторону Хрущева. Вероятнее всего, пользуясь отсутствием Берии в Москве в июне 1953 года, они могли поставить Хрущева перед выбором: присоединиться к ним или оказаться вместе с Берией «отрешенным от власти». Причем такая угроза явно имела под собой основания: Маленков имел наиболее сильные политические позиции в стране, причем позиции Маленкова были так же сильны и в Секретариате ЦК, а значит, в случае несогласия Хрущева с заговорщиками Поспелов и Шаталин могли попытаться заручиться большинством в ЦК и без Хрущева. Конечно, такой вариант развития событий был гораздо опаснее для Маленкова, но он, однако, должен был демонстрировать Хрущеву, что его шансы противостоять заговорщикам очень малы и грозят ему полным политических крахом. Кроме того, Берия не осуществлял никакой подготовки к захвату власти (помимо подготовки к аресту Игнатьева), что будет подтверждено в результате анализа «дела Берии» ниже. Соответственно, Хрущеву для политического выживания было гораздо выгоднее присоединиться к заговору, чем оказаться в одиночестве, организуя контрудар. Также можно думать, что Хрущев, вероятно, понимал, что Маленкову для борьбы с Берией придется опереться на партию и усилить ее роль, а значит, политический вес Хрущева возрастет, что даст ему основания для более активного участия на следующих этапах борьбы за власть.

Описывая механизм привлечения Хрущева к заговору, интересно отметить свидетельство Дмитрия Суханова, помощника Маленкова, записанные Владимиром Карповым. По свидетельству Суханова, Маленков накануне 26 июня вызвал Хрущева и Булганина в свой кабинет и предъявил им «доказательства» их участия в заговоре Берии, который, по мнению Суханова, должен был арестовать всех членов Президиума ЦК 26 июня. Как будет показано дальше, никаких доказательств существования заговора Берии в материалах уголовного дела Берии нет, однако возможность привлечения Хрущева и Булганина к заговору против Берии (в версии помощника Маленкова — очень прямолинейным путем) подтверждается Сухановым.

Следующим компонентом для успешного проведения заговора против Берии являлось привлечение силовиков. Так как МВД, включавшее в себя также и МГБ, было в подчинении Берии, главной альтернативой оставались военные. При этом, как уже отмечалось выше, Серов — заместитель Берии по МВД, был связан с Хрущевым, а значит, успешное привлечение Хрущева к заговору могло также помочь привлечь Серова. По всей видимости, помимо Серова к заговору удалось в итоге привлечь и другого заместителя Берии — Круглова. Круглов и Серов либо явно участвовали в заговоре, либо полностью поддержали его постфактум, так как, во-первых, они не предприняли никаких действий, чтобы противостоять аресту Берии, а по некоторым свидетельствам из мемуаров участников событий, даже помогали арестовывать охрану Берии и отключать связь в его особняке. А, во-вторых, они остались на своих постах после свержения Берии и проводили политику чистки бериевских кадров в МВД.

Среди военных были как люди, близкие Берии (например, командующий войсками Московского округа генерал-полковник Артемьев), так и те, с кем Берия был связан по работе над ядерным и ракетным оружием. Очевидно, что для успешности заговора нужно было, с одной стороны, аккуратно привлекать тех военных (причем из высшего генералитета), кто не входил ни в одну из этих групп, а с другой стороны — нейтрализовать возможные действия военных из числа сторонников Берии. Одновременно нужно было по возможности блокировать силовые действия со стороны МВД, в подчинении которого находилось несколько боевых дивизий, расположенных под Москвой.

Наконец, последним пунктом, который определял успешность заговора, было численное превосходство сторонников снятия Берии в Президиуме ЦК, который состоял из десяти человек: Маленкова, Берии, Ворошилова, Хрущева, Булганина, Кагановича, Сабурова, Первухина, Молотова и Микояна. При учете поддержки генералитета и партаппарата, а также принимая во внимание существовавшую расстановку политических сил, при которой наиболее влиятельной фигурой был Маленков, достаточно было иметь четыре–пять голосов из десяти, чтобы провести решение о снятие Берии. При этом Маленков, Хрущев и Молотов — это уже три голоса.

Булганин, как отмечают все исследователи, был политически близок к Хрущеву, поэтому занял бы в заговоре такую же позицию, как и он. Позже и на Пленуме ЦК КПСС 2–7 июля, и в своих мемуарах Хрущев свидетельствовал, что привлекал Булганина к заговору против Берии якобы с самого момента смерти Сталина. Интересно, что Булганин на том же Пленуме подтвердил слова Хрущева о том, что он и Хрущев с момента смерти Сталина решили объединяться против Берии. При этом важно отметить, что никакими своими действиями Хрущев своей вражды к Берии за весь 1953 год не показывал (а по версии Юрия Жукова, даже сделал выбор в пользу него против Маленкова), поэтому слова Хрущева на Пленуме следует интерпретировать как попытку преувеличить свою истинную роль в заговоре. В своих мемуарах, записанных 70-х годах, Хрущев также изображает себя главным заговорщиком в деле свержения Берии и описывает, как уговаривал Маленкова разглядеть в Берии врага.

Другой член Президиума ЦК — Сабуров, — как считает Юрий Жуков, своим возвышением на политический олимп был обязан Маленкову, а значит, намерение Маленкова по свержению Берии он бы поддержал. Можно также выдвинуть гипотезу, что Молотов, используя свой авторитет в партии, участвовал в привлечении к заговору «старой гвардии большевиков», а именно — Ворошилова, Кагановича и Микояна.

Таким образом, группу Маленков, Молотов, Хрущев и Булганин можно считать основными заговорщиками в свержении Берии, из которых главную роль сыграли Маленков и Молотов. При этом в число заговорщиков также входили военные, привлеченные на самом последнем этапе заговора.

Интересно, что исследователи той эпохи выдвигают совершенно разные версии организации заговора против Берии. Юрий Жуков считает, что в июне 1953 года основная борьба происходила между двумя группами: Маленков–Первухин–Сабуров против Берии–Молотова–Хрущева–Булганина. По его мнению, Маленков заручился поддержкой Круглова и Серова — заместителей Берии по МВД — и Жукова, а во время отъезда Берии в Берлин Маленков поставил Хрущеву, Булганину и Микояну ультиматум: либо они поддержат позицию Маленкова по смещению Берии, либо Маленков предъявит доказательства их участия в антипартийных действиях совместно с Берией.

Елена Прудникова полагает, что основной фигурой в заговоре был Хрущев, который уговорил Маленкова и военных (через Булганина) свергнуть Берию. Основным мотивом свержения Берии, по мнению Прудниковой, было противодействие намерению Берии отстранить партию от власти. Абдурахман Авторханов выдвигает версию, что Маленков, Хрущев и Булганин были основными заговорщиками, так как были против попытки Берии «уничтожить сталинскую систему власти» через проводившуюся Берией «десталинизацию политической жизни», изменение национальной политики и попытки перемещения власти от партийного аппарата к государственному.

Итак, группа заговорщиков в составе Маленкова и Молотова сложилась, вероятно, уже к концу мая, когда стали понятны дальнейшие шаги Берии в национальной политике и в вопросе о странах народной демократии. В то же время Маленков понимал, что Рюмин дает в МВД показания, которые неуклонно вели к аресту Игнатьева, а его арест и показания, в свою очередь, могли в скором времени привести к краху Маленкова (причем вне зависимости от того, кто бы стал новым министром внутренних дел после Берии). Поэтому, начиная с конца мая, заговорщикам было необходимо использовать любую возможность для свержении Берии. Такая возможность вскоре представилась — отъезд Берии в Берлин 18 июня 1953 года для подавления там антисоветских выступлений. Вернулся Берия из Берлина через неделю, 25 июня. Видимо, в течение этой недели к заговору привлекли Хрущева, а через него — Булганина.

Перед Булганиным как министром обороны и Хрущевым как секретарем ЦК была поставлена задача по привлечению к заговору военных, которые должны были блокировать дивизии МВД, расположенные под Москвой, и предотвратить попытку отбить Берию силами Министерства внутренних дел. А вариант вмешательства частей МВД исключать было нельзя, так как было очевидно, что вслед за Берией своих чинов, званий и даже свободы лишатся многие силовики, единственным шансом на спасение которых будет попытка отбить Берию и «раскрыть» заговор против него.

Булганин привлек к участию в заговоре маршала Жукова. В своих воспоминаниях, часть из которых была издана в книге «Берия: конец карьеры» под редакцией Владимира Некрасова, Жуков утверждает, что Булганин вызвал его 26 июня в Кремль, незадолго до проведения Президиума ЦК, и в присутствии Маленкова, Молотова, Микояна и «других членов Президиума» поставил задачу ареста Берии. Жуков должен был вместе с Москаленко, Неделиным, Батицким и адъютантом Москаленко дожидаться условного сигнала в комнате помощника Маленкова, в то время как в кабинете Маленкова проходило заседание Президиума ЦК.

В этом же сборнике Некрасова опубликованы воспоминания генерала Москаленко. Согласно им, Хрущев вызвал Москаленко в Кремль и приказал явиться с оружием (что являлось крайним нарушением пропускного режима Кремля, о чем не мог не знать Москаленко). Позже Булганин, позвонив Москаленко, подтвердил приказ, исходивший от Хрущева, секретаря ЦК. По описанию Москаленко, Булганин провез его в Кремль в своей машине, которая не подлежала досмотру, что позволило им провезти в Кремль оружие. Далее Москаленко описывает, что на другой машине в Кремль приехали Жуков, Брежнев, Шатилов, Неделин, Гетман и Пронин. Все вместе они собрались перед кабинетом Маленкова, где перед ними выступили Хрущев, Булганин, Маленков и Молотов, которые объявили, что им предстоит через несколько часов арестовать Берию на заседании Президиума ЦК.

Жукову и Москаленко была поставлена задача ввести войска в Москву, чтобы блокировать возможные действия со стороны Внутренних войск. При этом оставалась опасность того, что командиры дивизий могли не выполнить приказ или выполнить его в неполном объеме, учитывая тот факт, что приказ о вводе войск в Москву и возможных столкновениях с дивизиями МВД, вероятнее всего, был отдан устно. Еще одной проблемой, которую необходимо было решить, была нейтрализация военных, которые могли выступить в защиту Берии. В первую очередь следовало решить вопрос с командующим войсками Московского военного округа генерал-полковником Павлом Артемьевым, который до армии работал в системе МВД–НКВД и в конце 30-х годов был командиром дивизии Дзержинского.

В итоге для решения обеих проблем с 26 июня под Тверью (180 км от Москвы) были организованы командно-штабные учения Московского военного округа (МВО). Таким образом, и командующий МВО Артемьев, и командиры Кантемировской и Таманской дивизий были под официальным предлогом устранены из Москвы. По мнению Андрея Сухомлинова, это позволило Булганину впоследствии отдавать приказы (вероятнее всего, устные) о вводе войск в Москву не непосредственным командирам этих дивизий, а их заместителям, которые по определению должны были задавать меньше вопросов по поводу приказа министра обороны. Забегая вперед, можно сказать, что Артемьев, узнав о том, что 26 июня в Москву введены войска, вернулся к утру 27 июня, однако его уже не пустили в штаб МВО, так как он был снят с должности.

Итак, заговор был технически полностью готов к 26 июня 1953 года. Именно на этот день было назначено заседание Президиума Совета Министров СССР, на котором должен был присутствовать Берия, только что вернувшийся из Берлина.

26 июня 1953 года вместо запланированного заседания Президиума Совета Министров, на котором, по воспоминаниям Серго Берия, должно было обсуждаться дело товарища Игнатьева, состоялось заседание Президиума ЦК. Что в действительности происходило на том заседании, точно не известно, так как стенограмма не велась, а участники заседания и лица, которые были свидетелями ареста Берии или участвовали в нем, оставили очень разные воспоминания, которые часто противоречат друг другу. Со слов Хрущева, Маленков открыл заседание и предложил обсудить важные партийные вопросы, после чего Хрущев выступил с большой критикой Берии и предложил вывести его из партии. Маленков при этом, по словам Хрущева, пребывал в растерянности и даже не поставил вопрос на голосование, а просто нажал секретную кнопку и вызвал в зал заседания военных, которые арестовали Берию.

По словам Дмитрия Суханова, помощника Маленкова, которые приводит в своей книге Владимир Карпов, первым на заседании выступил Маленков и сразу же поставил вопрос об аресте Берии. «За» проголосовали только Маленков, Первухин и Сабуров, «против» — Молотов, Ворошилов и Каганович, а Хрущев, Булганин и Микоян воздержались. После этого, по сигналу Маленкова, вошли военные, при которых все единогласно проголосовали за арест Берии. При этом, как утверждает Суханов, Жуков предложил Маленкову арестовать и Хрущева с Булганиным — как людей, бывших в сговоре с Берией. Суханов также добавляет, что в кабинете Берии (не уточняется, в каком именно, но, видимо, в кремлевском) был позже найден листок, на котором было написано слово «Тревога» (этот лист впоследствии оказался у Суханова), и, по словам Суханова, Берия на следствии признался, что это было предупреждение от Хрущева и Булганина, которые участвовали в заговоре Берии против Маленкова.

Версия, изложенная Сухановым, кажется странной по двум причинам. Во-первых, Андрей Сухомлинов, который в 2000 году был в составе комиссии по реабилитации Берии и ознакомился со всеми материалами 45 томов уголовного дела, не сообщает ни о каких признательных показаниях Берии об участии Хрущева и Булганина в заговоре вместе с Берией. Во-вторых, Хрущев и Булганин, если они хотели предупредить Берию и любым способом избежать его ареста, могли бы избрать и более тонкий ход, чтобы его проинформировать.

Еще одним важным свидетелем тех событий является Молотов. В своих воспоминаниях, записанных Феликсом Чуевым, Молотов отводит Хрущеву главную роль в организации заговора против Берии, при этом именно Хрущев, по словам Молотова, привлек самого Молотова к заговору. Хрущев и Молотов изначально хотели просто снять и исключить Берию из состава Президиума ЦК, а уже непосредственно перед самым заседанием приняли решение о его аресте. При этом интересно отметить, что Молотов в своих воспоминаниях уточняет, что после открытия заседания он выступал с обвинениями в адрес Берии в числе первых, сам Берия тоже получил слово и защищался, а в конце заседания просил, чтобы его не исключали из Партии.

Интересным для анализа документом является черновая записка, найденная в архиве Маленкова. В ней излагается критика Берии и предлагается снять его с поста министра внутренних дел, вместо него назначить Круглова, а Берию назначить министром нефтяной промышленности. На документе есть приписка: «Из архива Маленкова по описи № 179».

Еще одно свидетельство о существовании плана назначении Берии министром нефтяной промышленности приводит в своих мемуарах Анастас Микоян. Он вспоминает, что именно Хрущев привлекал его к заговору против Берии 26 июня по дороге в Кремль (их дачи были недалеко друг от друга). По свидетельству Микояна, Хрущев сказал, что он уже переговорил с Маленковым и Молотовым и они приняли решение снять Берию с поста министра внутренних дел и назначить его министром нефтяной промышленности. Эти два свидетельства позволяют сделать предположение, что у заговорщиков была программа-минимум, которая заключалась в отстранении Берии с поста министра внутренних дел и поста заместителя Председателя Совета Министров, де-факто — в устранении от высшей политической власти. Однако что-то пошло не так, и была задействована программа-максимум, которая включала арест Берии военными, суд и расстрел. Либо Берия 26 июня, когда получил слово, начал угрожать своим политическим противникам и просто так сдавать политические позиции не захотел, либо еще до заседания Президиума ЦК 26 июня 1953 года Берия был убит. Эта версия будет подробно рассмотрена ниже.

Очень интересны воспоминания маршала Жукова о тех событиях. Необходимо отметить, что в самих мемуарах, которые вышли отдельной книгой при жизни Жукова, нет упоминания о его участии в аресте Берии. Мемуары посвящены в основном Великой Отечественной войне. Однако в других книгах, которые вышли пос­ле смерти Жукова, приводятся рассказы, записанные свидетелями со слов Жукова. В своей книге Владимир Карпов анализирует два рассказа Жукова о тех событиях, изложенные в книгах «Берия: конец карьеры» и «Жуков: полководец и человек» 1988 года. Карпов приходит к выводу, что даже во многих важных деталях о событиях 25 и 26 июня две версии Жукова противоречат друг другу. Например, кто именно отдавал приказ об аресте Берии, где это происходило, как именно происходил арест и так далее.

Итак, согласно мемуарам Жукова, Хрущева, Молотова, Микояна и Суханова, через несколько часов после начала заседания Берия был арестован военными во главе с Жуковым и Москаленко, которые вошли в зал заседания, когда Маленков нажал на секретную кнопку. Арестованного Берию через несколько часов на одной из машин членов Президиума в наручниках и в сопровождении военных вывезли на московскую гарнизонную гауптвахту «Алешинские казармы». Берию не поместили в тюрьму или следственный изолятор, потому что заговорщики боялись, что держать его в системе МВД слишком опасно. По воспоминаниям Москаленко, 27 июня на гауптвахту приезжали заместители Берии по МВД Круглов и Серов с целью допросить Берию. Однако Москаленко их не пустил к Берии, сославшись на устный приказ Жукова. В этот же день Берию перевели в бункер при Штабе Московского военного округа, где он пробыл до суда. Во двор, где находился бункер, поставили усиленную охрану, состояшую из офицеров штаба МВО и четырех танков.

Юрий Мухин, проанализировав воспоминания Хрущева, Молотова, Кагановича, Москаленко, Жукова и Суханова и сопоставив факты, изложенные в них, приходит к выводу, что по всем важным деталям ареста Берии 26 июня показания участников событий не совпадают. Мухин полагает, что на самом деле Берия не был арестован 26 июня в Кремле, а участники событий врут о произошедшем. Возможным объяснением такого расхождения в свидетельствах Мухин считает версию, согласно которой Берия был убит 26 июня 1953 года. И хотя фактов, подтверждающих версию об убийстве, меньше, чем фактов в пользу версии об аресте Берии в Кремле, эти факты необходимо также привести.

Другим возможным объяснением принципиальных расхождений в воспоминаниях участников событий является то, что кто-то из них хотел преувеличить свою роль в заговоре, а кто-то — приуменьшить. К тому же, некоторые детали заговора могут изображать заговорщиков в невыгодном свете, поэтому они в своих мемуарах и опускают или перевирают их.

Первым версию об убийстве Лаврентия Павловича Берии в его особняке в Москве 26 июня 1953 года высказал его сын Серго Берия. В своих мемуарах и интервью он приводит следующие факты.

Заседание Правительства 26 июня отменили, и его отец в этот день был дома. Сам Серго во второй половине дня 26 июня находился в кабинете Бориса Ванникова, руководителя атомного проекта, когда ему позвонил летчик-испытатель Амет-Хан Султан, с которым он был хорошо знаком по работе, и сообщил, что в доме Лаврентии Берии была перестрелка. Серго Берия и Борис Ванников, приехав к особняку Берии, чтобы выяснить детали произошедшего, обнаружили там БТР и группу военных. При этом один из охранников Лаврентия Берии сообщил Серго, что солдаты после перестрелки вынесли из дома закрытый брезентом труп.

Слова Берии о том, что он и Ванников ездили в тот день домой к Лаврентию Берии, где узнали о вооруженном вторжении, подтверждает генерал Петр Бургасов, академик Академии медицинских наук СССР, главный государственный санитарный врач СССР в 1965–1986 годы. Он свидетельствует, что видел в тот день, как Серго Берия и Борис Ванников во второй половине дня неожиданно уехали из Кремля. Позже в этот день Бургасов зашел к Ванникову и спросил о причинах неожиданно отъезда в середине рабочего дня. На что Ванников сообщил Бургасову, что он ездил домой к Лаврентию Берии и стал свидетелем того, что дом окружили военные, стекла кабинета Берии были разбиты пулями, а сам Берия, по всей видимости, был убит.

Серго Берия в своих мемуарах также приводит ряд свидетельств других лиц, которые якобы подтверждали, что Лаврентий Берия был убит до суда, который состоялся в декабре 1953 года. В частности, слова маршала Жукова: «Если бы твой отец был жив, я был бы вместе с ним...», слова Николая Шверника, кандидата в члены Президиума ЦК, который входил в состав специального суда над Берией: «Могу одно тебе сказать: живым я твоего отца не видел. Понимай, как знаешь, больше ничего не скажу», слова другого члена суда над Берией, Михайлова, который во время разговора намекнул Серго Берии, что в зале суда сидел двойник, а не сам Лаврентий Берия.

Юрий Мухин в своей книге «Убийство Сталина и Берия» в подтверждение версии об убийстве приводит слова Николая Байбакова, который был в 1953 году министром нефтяной промышленности и членом ЦК КПСС. По словам Мухина, он был знаком с Байбаковым и в одном из телефонных разговоров в 90-е годы прямо спросил его, знал ли он о том, что во время июльского Пленума ЦК в 1953 году Берия был уже убит. На что Байбаков ответил: «Нет, я тогда ничего не знал. Но факт в том, что он оказался убитым».

Еще одним интересным свидетельством об убийстве Берии в его особняке являются воспоминания генерал-лейтенанта Андрея Веденина, которые были опубликованы в 1997 году в еженедельнике «Неделя» и которые приводит в своей статье Александр Кочуков. По свидетельству Веденина, Круглов (заместитель Берии по МВД) приехал на армейскую базу (скорее всего, 27-го гвардейского стрелкового корпуса) в первых числах июня и поставил задачу на проработку варианта ликвидации Берии. В течение следующих нескольких недель группе, в которой состоял Веденин, поступали агентурные материалы на Берию. Было разработано несколько сценариев ликвидации: «Автокатастрофа», «Особняк». В итоге рано утром 26 июня группа получила приказ на ликвидацию Берии в его особняке в Москве. В тот день Круглов позвонил Берии и договорился о том, что ему привезут секретные документы, которые будет сопровождать вооруженная охрана из трех человек. Под видом охраны группа ликвидаторов была пропущена в дом Берии, где и совершила его убийство.

Как видно из всех приведенных свидетельств, версия об убийстве Берии 26 июня 1953 года в его особняке тоже имеет право на существование. Следуя логике этой версии, в заговоре против Берии участвовали военные и заместитель Берии по МВД Круглов, которые были привлечены основной группой заговорщиков в начале июня 1953 года. Как будет показано ниже, материалы уголовного дела над Берией также вызывают много вопросов и могут являться косвенными подтверждениями того, что 26 июня 1953 года Берия был убит.

Однако даже среди исследователей и свидетелей той эпохи нет однозначного мнения на счет версии об убийстве Берии 26 июня. Елена Прудникова, Юрий Мухин, Абдурахман Авторханов и Арсен Мартиросян считают, что Берия действительно был убит в тот день. Юрий Жуков, Андрей Сухомлинов и Павел Судоплатов придерживаются позиции, что Берия был арестован.

Еще до ареста Берии у него на даче была отключена вся связь. Как отмечает Сухомлинов, заместитель Берии по МВД Серов руководил 26 июня операцией по изолированию охраны Берии и выключению связи. Также еще до ареста Берии, в середине дня 26 июня, были подняты по тревоге Кантемировская и Таманская дивизии, командиры которых, как уже отмечалось выше, были в этот день на учениях. Сухомлинов приводит в своей книге воспоминания ветеранов-кантемировцев. В 14 часов 26 июня временно исполняющему обязанности командира Кантемировской дивизии Парамонову позвонил Булганин и, ничего не объясняя, приказал поднять три танковых полка и через 40 минут войти в Москву с полным боекомплектом. Когда части вошли в Москву, один полк занял позицию на Ленинских горах, другой перекрыл Горьковское шоссе, чтобы блокировать внутренние войска, третий полк занял позиции около вокзалов, почты и телеграфа. В это же время девяносто танков Таманской дивизии окружили Кремль и заняли позиции в центре Москвы. В воздух также по тревоге были подняты военно-воздушные силы Московского военного округа. Как отмечает Сухомлинов, командование войсками в Москве велось уже Жуковым и Москаленко. В итоге никакого сопротивления армейские части не встретили и через три дня вернулись на базы.

Таким образом, можно сделать вывод, что первая и самая важная часть плана по ликвидации Берии удалась. Он был арестован и конвоирован на военный объект — московскую гарнизонную гауптвахту «Алешинские казармы», а действия со стороны его сторонников из МВД и армии были успешно блокированы силами Таманской и Кантемировской дивизий при поддержке войск МВО.

Сразу же после ареста Берии 26 июня издается Указ Президиума Верховного Совета СССР «О преступных антигосударственных действиях Берии», который подписывают Председатель Президиума Верховного Совета Ворошилов и секретарь Пегов. В преамбуле документа указано, что Президиум Верховного Совета СССР рассмотрел сообщение Совета Министров СССР об антигосударственных действиях Берии, направленных на подрыв Советского государства в интересах иностранного капитала. Этим Указом Берию лишают всех наград и должностей, снимают со всех постов и лишают полномочий депутата Верховного Совета. В этом Указе от 26 июня дело «о преступных действиях Л. П. Берия» уже предлагается передать на рассмотрение Верховного суда СССР. Как отмечает Сухомлинов, еще не возбуждено уголовное дело, не начато следствие, а дело уже собрались передавать в Верховный суд.

Вместе с Берией в следующие несколько дней были арестованы несколько человек, которым позже предъявили обвинения в антигосударственном заговоре: Меркулов, министр государственного контроля СССР, Деканозов, министр внутренних дел Грузинской ССР, Кобулов, заместитель министра внутренних дел СССР, Мешик, министр внутренних дел Украинской ССР, Гоглидзе, начальник 3-го управления МВД СССР, Влодзимирский, начальник следственной части по особо важным делам МВД СССР.

Следующим шагом заговорщиков в политическом уничтожении Берии стала организация следствия. Кандидатура действующего Генерального прокурора Григория Сафонова не устроила заговорщиков, и 29 июня он был заменен Романом Руденко, который до этого занимал пост прокурора УССР. Как отмечают свидетели и исследователи той эпохи, Руденко политически был близок к Хрущеву. Интересно отметить, что в Постановлении Президиума ЦК о назначении Руденко Генеральным прокурором его обязывают приступить к расследованию антипартийной и антигосударственной деятельности Берия «с учетом данных на заседании Президиума ЦК указаний». Это является явным свидетельством вмешательства заговорщиков в ход расследования «дела Берии».

30 июня Руденко возбуждает уголовное дело, в рамках которого организуется следствие, а 3 июля дает санкцию на арест Берии. Таким образом, восемь дней (с 26 июня по 3 июля 1953 года) Берия находился под арестом незаконно (это не говоря уже о том, что арестован он был в результате заговора с участием военных).

После того как заговорщики организовали арест Берии и ближайших к нему людей из МВД, они стали проводить политику «чистки» силового министерства. Павел Судоплатов вспоминает, как 27 июня 1953 года в МВД прошло совещание всех руководителей самостоятельных отделов и управлений МВД, на котором председательствовали Круглов и Серов. Они сообщили об аресте Берии и еще нескольких человек, которые имели с ним «преступную связь», и обязали сотрудников МВД сообщить Круглову о всех известных провокационных шагах Берии. Впоследствии из МВД стали увольнять всех, кто был в той или иной степени связан с Берией. В частности, тех, кто был арестован по делу Абакумова, но восстановлен Берией в МВД в марте 1953 года. Одновременно с этим в МВД возвращались кадры бывшего министра государственной безопасности Игнатьева, уволенные Берией в марте 1953 года. Руководство МВД подготовило 22 августа 1953 года докладную записку в Президиум ЦК на имя Маленкова и Хрущева, в которой описывало мероприятия в МВД по «искоренению последствий вражеской деятельности Берия». Со своих должностей были сняты десятки генералов, их заместители и помощники. Часть из них, включая Павла Судоплатова, были сразу же арестованы. Упоминая арест Судоплатова, интересно отметить, что его вызывали на Президиум ЦК, где Маленков, Молотов, Булганин и Хрущев настойчиво рекомендовали ему клеймить Берию и выставить его единственным организатором политических убийств в СССР и за рубежом. Судоплатов отказался делать это в явной форме, сказав, что Берия действительно давал ему приказы на организацию политических убийств, однако такие же приказы он получал и от других «инстанций», в число которых входили Молотов, Хрущев и Булганин. Судьба Судоплатова после этого была решена.

Позже, по показаниям арестованных в 1953 году сотрудников МВД, было создано еще одно уголовное дело — «дело Рапава, Рухадзе и других», по которому проходили бывшие министры госбезопасности Грузии Рапава и Рухадзе, их заместители, а также высшие сотрудники силовых ведомств Грузии. В сентябре 1955 года они были осуждены и почти все расстреляны. Параллельно были созданы и более мелкие дела, обвиняемыми в которых проходили сотни генералов и полковников МГБ–МВД. Как отмечает Сухомлинов, уголовные дела в МВД тянулись еще несколько лет, и делалось это умышленно, чтобы ослабить силовое министерство и держать его в постоянном напряжении и под контролем со стороны партии.

После того как заговор был успешно реализован, и началось следствие, заговорщикам было необходимо совершить «политическое убийство» Берии, а именно — созвать срочный Пленум ЦК и объяснить руководству партии, какие конкретные преступления совершил Берия и какой будет новая конфигурация политического олимпа СССР. Пленум проходил шесть дней: со второго по седьмое июля 1953 года. Стенографический отчет этого Пленума не издавался в открытых источниках и был засекречен до 1991 года.

Основным докладчиком на Пленуме был Маленков, тема его доклада была следующая: «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берия». В первую очередь Маленков обвинил Берию в попытке поставить МВД над партией и правительством, а точнее, «поставить ЦК и Правительство под контроль МВД». В доказательство этого приводилась политика Берии в национальных республиках, в которых Берия стремился усилить роль местных национальных кадров в МВД и пытался противопоставить их местным секретарям ЦК. Далее Маленков упомянул о том, что Берия через персональную охрану лидеров страны вел за ними систематическую слежку. Следующим пунктом обвинения со стороны Маленкова стала международная политика Берии, а именно — попытка нормализации отношений с Югославией в обход ЦК и намерение Берии прекратить строительство социализма в ГДР. Далее Маленков упомянул о массовой амнистии заключенных и сказал, что эта мера была правильной, но Берия использовал ее в своих целях. При этом сами цели Маленков не раскрыл. Последним обвинением Берии в речи Маленкова было то, что Берия ответственен за «неправильные и ошибочные характеристики» Молотова и Микояна, данные им Сталиным на XIX съезде партии.

Закончив с обвинениями Берии, Маленков перешел к выводам и урокам, которые партия должна была извлечь, учитывая, что опасность подчинения партии власти МВД кроется не только в личности Берии. Во-первых, Маленков предложил укрепить руководящую роль партии и повысить значение партийного руководства в работе государственного аппарата. Во-вторых, чтобы уменьшить роль МВД, оно должно было полностью перейти под контроль партии через подчинение ЦК КПСС и Правительству СССР. Далее Маленков призвал к повышению революционной бдительности в рядах партии. Для этого он предлагал оценивать партийных работников не только с точки зрения их деловых качеств, но и с учетом их преданности партии и советскому народу и умения подчиниться воле партии. Четвертым выводом в докладе Маленкова было усиление партийной воспитательной работы, в частности, чтобы коммунисты «всей душой, умом и сердцем усвоили существо великого революционного учения Маркса–Энгельса–Ленина-Сталина.., его колоссальную преобразующую силу». Последним выводом была незыблемость принципа коллективности и сплоченности партийного руководства, а именно его Центрального Комитета.

Анализируя выступление Маленкова, нельзя не прийти к выводу, что в своей борьбе с Берией он сделал большую ставку на партийный аппарат. Как отмечалось в предыдущих главах, Маленков ранее вел политику уменьшения роли партии или даже отстранения партии от власти. Соответственно, с его стороны это был разворот на 180 градусов. И именно для этого ему нужна была поддержка Хрущева, влияние которого в партии было значительно укреплено — в сентябре 1953 года он был назначен Первым секретарем ЦК КПСС. Основные претензии Маленкова к Берии сводились к его национальной политике и усилению роли объединенного Министерства внутренних дел, на которое Берия мог опереться в борьбе с партией и лично с Маленковым для продвижения своей национальной и международной политики. Обвинения в «натаскивании» Сталина против Молотова и Микояна, конечно же, несостоятельны. Маленков пытался официально «обелить» и увеличить политический вес Молотова и Микояна и заручиться их поддержкой.

После доклада Маленкова начались прения, в которых первым выступил Хрущев. Интересно, что в своем выступлении Хрущев несколько раз противоречил сам себе. Хрущев начал с того, что у него были опасения по поводу Берии и его действий как министра объединенного МВД еще перед смертью Сталина. Однако тогда Хрущев, по его словам, не решился открыто высказать свои опасения, потому что Хрущев боялся проиграть политическую борьбу («Товарищи могли сказать: воспользовался смертью товарища Сталина и сразу вносит раскол и смятение в руководство партии»). Далее Хрущев обвинил МВД и МГБ в плохой работе потому, что этими министерствами за последние 10 лет не было раскрыто ни одного реального заговора, а были только сфабрикованы «дутые» политические дела, в частности, «дело врачей» и «мингрельское дело». При этом в вину Берии Хрущев ставил то, что, реабилитируя людей, проходивших по этим фальсифицированным делам (то есть де-факто исправляя ошибки в работе министерства), Берия возвращал им звания и давал высокие должности в МВД. Тем самым, по мнению Хрущева, он окружал себя людьми, на которых мог опереться, чтобы поставить партию под контроль МВД.

Следующим пунктом обвинения Берии со стороны Хрущева была попытка или намерение Берии разделить государственную и партийную власть. В доказательство этому Хрущев приводит ранее упомянутое высказывание Берии венгерскому премьер-министру Ракоши о роли ЦК. В своем выступлении Хрущев говорил о том, что МВД стал властью, параллельной партийной и государственной, с опорой на которую Берия хотел «уничтожить партию». Хрущев также обвинил Берию в абсолютно неправильной национальной политике в советских республиках и желании ликвидировать ГДР. Интересно отметить, что Хрущев также упомянул массовую амнистию, проведенную Берией, и назвал ее «дешевой демагогией», целью которой было поднятие авторитета Берии. Хрущев отметил и то, что Берия прослушивал высших руководителей СССР, а также пытался настроить их друг против друга. В конце своего выступления Хрущев подчеркнул, что необходимо усилить роль партии и особенно партийный контроль за МВД.

В своей речи Хрущев не только использовал различные уничижающие определения и сравнения для описания Берии (например, сравнил его с Гитлером), но и пытался свалить на Берию все ошибки последних лет, например ответственность за массовые репрессии. Интересными для анализа являются также слова Хрущев а о том, что «...при решении вопроса о Берии все мы были единодушны — товарищ Маленков, товарищ Молотов, товарищ Булганин, товарищ Каганович и все другие товарищи». Закончил свое выступление Хрущев словами, что после «изгнания» Берии «ленинско-сталинское руководство» укрепится, а партия дальше пойдет «по пути, указанному Лениным и Сталиным».

После Хрущева выступил Молотов. Говоря о преступных действиях Берии, он в самом начале своего выступления подчеркнул, что Берия стремился перенести центр принятия властных решений от партии к государственному аппарату. Первым примером такой политики Молотов назвал предложение о назначении на сессии Верховного Совета Маленкова Председателем Совета Министров, которое исходило не от секретаря ЦК Хрущева, а от Берии. Другим примером Молотов назвал идею Берии издавать решения Президиума ЦК КПСС не за подписью одного из секретарей ЦК, а просто Президиума ЦК КПСС. Третьим примером игнорирования Берией Президиума ЦК, который привел Молотов, было то, что обсуждение вопросов международной политики перешло в Президиум Совета Министров и перестало обсуждаться в Президиуме ЦК. Этим, по мнению Молотова, «отстранились от обсуждения международных вопросов тт. Ворошилов, Сабуров, Первухин, которые не входят в состав Президиума Совета Министров». То, что Молотов уделил этому такое внимание, да еще и в самом начале своей речи, является свидетельством того, что он уже на этом Пленуме предлагал политический союз Хрущеву с опорой на партийный аппарат для борьбы с Маленковым. Более того, упомянув о факте назначения Маленкова на пост Председателя Совета Министров по предложению Берии, Молотов делал явную попытку использовать политическую дружбу Маленкова и «врага народа» Берии для последующей политической борьбы с Маленковым.

Далее в своей речи Молотов критиковал Берию за его капитуляцию перед империалистическими державами и «чуждую партии» позицию по Германии. Национальная политика Берии была охарактеризована Молотовым как направленная на увеличение националистических настроений в республиках СССР. В своей речи Молотов также указал на то, что Берия имел негативное влияние на Сталина, что привело к ухудшению товарищеской атмосферы в ЦК уже в конце 30-х годов и к тому, что «пленумы ЦK перестали собираться по нескольку лет». В этих словах Молотова видно его стремление переложить всю вину, которую партия могла теоретически предъявить «старой гвардии большевиков» (Молотову, Ворошилову, Кагановичу) и самому Сталину, на Берию.

Из других выступлений на пленуме интерес вызывают речи Кагановича, бывшего члена политбюро Андреева, министра металлургической промышленности Тевосяна и Булганина. Булганин, как и предыдущие выступающие, обвинил Берию в попытке нанести удар ленинско-сталинской национальной политике, в буржуазной позиции по ГДР, в использовании МВД для захвата власти. Интересным представляются его слова о тех, кто именно, по мнению Булганина, сыграл главную роль в разоблачении и аресте Берии: «товарищ Маленков, Хрущев и Молотов, которые хорошо организовали это дело и довели его до конца». На эту фразу Булганина Хрущев, сидевший в Президиуме, сразу отреагировал и попросил Булганина не умалять своей роли в организации свержения Берии.

После Булганина слово получил Каганович. В начале выступления он упомянул, что во время решения об аресте Берии находился на Урале и явной роли в «решении» по поводу Берии не играл. Его сразу же поправил Маленков, который сказал, что Каганович «безоговорочно, сразу же принял такое же решение, как и мы все». Касаясь национального вопроса, Каганович обвинил Берию в том, что он уменьшал роль русского народа и старался натравить нации, проживающие в СССР, друг на друга. Делал всё это Берия, по мнению Кагановича, чтобы остановить коммунистическое строительство в СССР и совершить буржуазное перерождение государственного строя. Также упомянул Каганович о том, что Берия пытался выстроить «систему противопоставления МВД партии». В речи Кагановича, однако, в отличие от других выступающих был еще один важный пункт критики Берии. По словам Кагановича, Берия еще во время похорон Сталина «начал свергать мертвого Сталина», а после смерти Сталина стал его дискредитировать, изображать его неприятными и оскорбительными словами. Каганович сказал, что из-за Берии имя Сталина стало сходить со страниц печати. При этом Каганович заметил, что действительно был перегиб в культе личности Сталина и Сталин сам упрекал Политбюро за это, но это не означает, что нужно «сделать крутой перегиб в другую сторону, в сторону замалчивания таких вождей, как Сталин». По мнению Кагановича, Берия хотел не исправления отдельных аспектов курса, который проводился при Сталине, а его полной ревизии.

Мысль Кагановича о предательстве Берией Сталина продолжил в своем выступлении Андреев. Андреев обвинял Берию в том, что он начал дискредитировать имя Сталина и «наводить тень на величайшего человека после Ленина», чтобы самому легче прийти к власти. Андреев также возмущался действиями Берии в разоблачении сфальсифицированных политических дел, которые бросали тень на Сталина. Дальше Андреев заявил, что этими действиям Берия хотел похоронить имя Сталина, а также «преемника товарища Сталина — товарища Маленкова». На эту фразу Маленков сразу же возразил, что все они (не уточнив, кто именно) являются преемниками Сталина, и одного преемника у Сталина нет. На что Андреев ответил Маленкову: «Вы являетесь Председателем Совета Министров — пост, который занимал товарищ Сталин». После чего, как свидетельствует стенограмма Пленума, были «бурные аплодисменты».

Следующим выступал Тевосян. Он также упомянул о попытках Берии очернить имя Сталина в записках МВД по «делу врачей» и «мингрельскому делу», которые были разосланы всем партийным организациям и в которых указывалось, что избиения арестованных производились по прямому указанию Сталина. Тевосян также еще раз отметил, что после смерти Сталина его имя начало исчезать из печати. При этом он, ссылаясь на выступление Кагановича, связал это именно с действиями «мерзавца Берии». В конце выступления Тевосян заверил Пленум, что «имя нашего учителя товарища Сталина навсегда останется в сердцах членов нашей партии и всего народа», а партия, сплотившись вокруг ленинско-сталинского Центрального Комитета партии, пойдет по намеченному Лениным и Сталин пути к коммунизму.

Из выступлений Кагановича, Андреева и Тевосяна, а также по той поддержке Пленума, которую получали их слова о Сталине, видно, что у членов партии вызывала недовольство политика в отношении Сталина, проводимая в СССР после его смерти. Виновным в проведении этой политики Каганович, Андреев и Тевосян попытались объявить Берию. Однако решение о приостановке политики возвеличивания Сталина в том масштабе, как она проводилась до этого, как минимум разделяли Маленков и Хрущев. Еще 10 марта 1953 года на Президиуме ЦК Маленков выступил с критикой советской печати и потребовал «прекратить политику культа личности». При этом секретарь ЦК по пропаганде Поспелов должен был контролировать прессу, а Хрущев отслеживать все материалы, которые публиковались о Сталине.

Можно предположить, что Берия также как минимум не был против такой политики. Во-первых, потому что он никоим образом не выражал недовольство, во-вторых, так как в записках МВД действительно говорилось об участии Сталина в фальсификации дел, а в-третьих, так как это давало Берии и Маленкову несомненные политические выгоды: можно было списать на Сталина не только ошибки в политике СССР в начале 50-х, но и шаги, направленные Сталиным против Берии и Маленкова, на «позднего» Сталина, который много болел и который отошел от принципа коллективного руководства. Более того, критика Сталина позволяла наибольшим образом ослабить позиции «старой большевистской гвардии» — Молотова, Кагановича и Ворошилова.

Маленкову необходимо было противодействовать наметившейся на Пленуме с подачи Кагановича попытке отменить курс на десталинизацию, которую в легкой форме начали проводить уже с марта 1953 года. Иначе, во-первых, Маленков мог быть позже обвинен в пособничестве Берии в осквернении имени Сталина, а во-вторых, возникала возможность опасного усиления Молотова, Ворошилова и Кагановича. Именно поэтому в заключительном выступлении на Пленуме Маленков осудил попытку остановить критику Сталина. Маленков упомянул выступления Андреева и Тевосяна, при этом явно умолчав о Кагановиче. Маленков не только раскритиковал культ личности Сталина, который «в повседневной практике руководства принял болезненные формы и размеры», но и предложил записать в решение этого Пленума, что культ личности являлся в последние годы «отступлением от марксистско-ленинского понимания вопроса о роли личности в истории». Маленкова короткой фразой поддержал Хрущев, который, однако, детально не раскрыл своего отношения к культу личности.

Можно сделать предположение, что, критикуя на этом Пленуме культ личности Сталина, Маленков помимо целей, изложенных выше, хотел также обезопасить себя от увеличения роли главы партии. А роль главы партии и самой партии непременно возрастала, так как Маленков оперся на поддержку партийного аппарата (и, в частности, Хрущева) для успешного устранения Берии. Маленков не зря много говорил на Пленуме о «коллективности» нового руководства, при котором первенство принятия ключевых решений оставалось бы за государственными должностями, в частности за Председателем Совета Министров. Маленков, говоря о повышении роли партии, ни разу не сказал, что центр политической силы должен перейти от государственных структур к партийным.

Также очевидно, что на этом Пленуме первенство в политических позициях оставалось за Маленковым. Он открывал и закрывал Пленум, его называли преемником Сталина. Все выступающие ссылались на тезисы его доклада, подчеркивая их правильность и важность. Пост Председателя Совета Министров также явно признавался на Пленуме главным. Очевидно, что Молотова не устраивал такой расклад политических сил, и он, де-факто, начал на Пленуме первую атаку на Маленкова как Председателя Совета Министров и предложил поддержку Хрущеву в борьбе с Маленковым с опорой на партийный аппарат.

По итогам Пленума 7 июля 1953 года было единогласно принято постановление «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берии». Берия был выведен из состава Президиума ЦК и исключен из партии. Постановление было разослано во все партийные организации страны в виде закрытого письма. 10 июля «Правда» опубликовала Информационное сообщение о Пленуме ЦК КПСС, в котором сообщалось о разоб­лаченных на Пленуме антипартийных и антигосударственных действиях Берии.

Анализируя выступления на Пленуме, можно подтвердить сделанное ранее предположение о том, что основную роль в заговоре против Берии сыграли Маленков, Молотов, Хрущев и Булганин. Это они проговаривали явно в своих речах. При этом объективных доказательств существования заговора Берии против коллективного руководства они не приводят. Скорее, наоборот — создается впечатление, что коллективному руководству не нравилась политика Берии, но они боялись вступить с ним в полемику и поэтому решили вероломно его арестовать. В своих выступлениях они не приводили никаких весомых фактов о существовании заговора Берии. На Пленуме о роли военных в заговоре против Берии они также умолчали. Жукова, тем не менее, перевели из кандидатов в члены ЦК.

Политическая критика Берии на Пленуме сводилась к следующим пунктам. Во-первых, к его попытке за счет усиленного МВД перенести центр принятия решений от партийного аппарата в государственный аппарат или вовсе в МВД. Во-вторых, в «неправильной» национальной политике увеличения роли республик. В-третьих, в попытке ликвидации построения социализма в ГДР. При этом еще одним из итогов Пленума стало то, что Берию делали виновным во всех без исключениях ошибках, совершенных политическим руководством СССР в последние годы. Берия оказался виновен в том, что в Политбюро при жизни Сталина появились разногласия, что Сталин критиковал Молотова и Микояна, что не собирались пленумы ЦК. Это позволяло членам коллективного руководства снять с себя всю вину и ответственность за свои ошибки и переложить их на Берию.

Еще одним из итогов Пленума стало возвращение Игнатьева в ЦК и де-факто снятие с него всех обвинений в участии в фальсификации политических дел. Это также выводило Маленкова из-под удара со стороны нового министра внутренних дел (и тех, кто мог с ним потенциально объединиться) в обвинении о причастности к «ленинградскому делу» и «делу Еврейского антифашистского комитета».

Таким образом, Маленков как основной заговорщик смог добиться всех своих целей. Он политически уничтожил своего главного оппонента. Он смог снять с себя все обвинения в участии в политических репрессиях. Маленков остановил национальную политику Берии, направленную против «унитарного» советского государства. Он смог протащить через Пленум решение о продолжении критики «культа личности» для борьбы с Молотовым, Кагановичем и Ворошиловым. Однако цена победы была также очень большая. Значительно усилилась роль партийного аппарата и Хрущева. Маленков в лице Берии потерял важного союзника в борьбе с партаппаратом. Против самого Маленкова начал образовываться союз Молотова и Хрущева с опорой на партию и Секретариат ЦК.

Политическое убийство Берии окончательно состоялось на Пленуме 2–7 июля 1953 года. После этого никаких шансов на оправдательный приговор и на помилование он уже не имел. Следствие и суд были последними, чисто техническими этапами заговора по свержению Берии. Тем не менее, некоторые обстоятельства того, как именно они проходили, представляются важными.

Первым таким обстоятельством является то, что уголовное дело Берии до сих пор является засекреченным. Как уже отмечалось ранее, Андрей Сухомлинов, заслуженный юрист Российской Федерации, бывший военный прокурор, входил в 2000 году в состав комиссии по реабилитации Берии и ознакомился со всеми материалами 45 томов его уголовного дела. В 2004 году он выпустил книгу «Кто вы, Лаврентий Берия», в которой с юридической точки зрения проанализировал ход следствия и законность приговора Берии.

Дело на Берию завели 30 июня, постановление об его аресте было выписано 3 июля, при этом процедура регистрации арестованного, которую проводил следователь прокуратуры СССР Цареградский, была проведена с грубейшими нарушениями закона. В анкете отсутствуют отпечатки пальцев Берии, а также фотографии в профиль и анфас. При этом в деле есть фотография Берии в 3/4, на которой он запечатлен очень спокойным, если не сказать расслабленным. Копию страницы анкеты арестованного с фотографией Берии можно найти в книге Сухомлинова.

Андрей Сухомлинов объясняет неправильность составления анкеты арестованного тем, что в штабе МВО у военных не было опыта оформления документов на арестованного. Поэтому, например, фотограф не знал, какие фото нужны для подобных документов. Однако при этом очень сложно объяснить отсутствие отпечатков пальцев, так как на последней странице анкеты заключенного, где располагается фотография и где должны быть отпечатки пальцев, присутствует текст «отпечаток указательного пальца правой руки (от одной кромки ногтя до другой)». В любом случае возникает вопрос, как мог упустить такое прокурор Цареградский и Генеральный прокурор Руденко? Они в полной мере обладали необходимыми знаниями и не могли не знать и не заметить, что анкета оформлена с грубейшими нарушениями. Более того, такая ошибка давала впоследствии повод любому человеку усомниться в правильности ведения следствия. Елена Прудникова объясняет эти и другие существенные ошибки в уголовном деле Берии тем, что он сам был убит 26 июня, а в бункере МВО находился двойник Берии.

Как пишет Сухомлинов, период нахождения Берии в бункере штаба МВО с 27 июня по 23 декабря 1953 года нигде не описан, и о пребывании Берии там можно судить только по воспоминаниям очевидцев и материалам уголовного дела.

Следующим уникальным фактом в деле Берии является то, что Генеральный прокурор Руденко составил лично около тридцати допросов Берии. Как замечает Сухомлинов, который сам является военным прокурором, это исключительное явление, так как задачей Генерального прокурора является организация следствия и контроль над ходом его исполнения, а не участие в непосредственных допросах. Возможным объяснением может являться то, что Маленков, Молотов и Хрущев боялись либо определенных показаний, которые может дать Берия, либо того, что он может сговориться с другим прокурором и убедить его в том, что произошел государственные переворот. Эта версия, однако, не очень убедительна, так как, во-первых, в допросах участвовали и другие прокуроры, например, Цареградский. А, во-вторых, в других подобных делах, где могли «всплыть» ненужные показания (например, как происходило на допросах Судоплатова), прокуроры и следователи просто не включали такие показания в материалы дела. В-третьих, первый допрос Берии состоялся 8 июля, после окончания Пленума, когда он уже был «политически мертв», поэтому убедить кого-либо в своей правоте он вряд ли мог.

В рамках уголовного дела Берии не было проведено ни одной очной ставки ни с одним из подозреваемых, ни с одним из свидетелей. Очная ставка не проводилась даже в тех случаях, когда подозреваемые и свидетели противоречили друг другу и, таким образом, нельзя было точно установить, кто говорит правду.

Помимо прочего против Берии выдвигалось обвинение в моральном разложении. Фактом для подтверждения этого был список охранника Берии Саркисова, в котором фигурировали контактные данные и имена 200 женщин. При этом следствием рассматривался только один-единственный эпизод по этой части обвинения — изнасилование 16-летней гражданки Дроздовой В. С. в 1949 году. Согласно материалам уголовного дела, 11 июля 1953 года Валентина Дроздова обратилась к Генеральному прокурору СССР с заявлением о том, что была изнасилована Берией в 1949 году. При этом, как отмечает Сухомлинов, ее «собственноручное заявление нигде не зарегистрировано, никаких резолюций и иных отметок на нем нет, об уголовной ответственности за заведомо ложный донос (в те годы это тоже было предусмотрено) она не была предупреждена». Саркисов выступал свидетелем по этому эпизоду. Он подтверждал факт изнасилования Берией Дроздовой и то, что от Берии у нее родился ребенок, а один раз она делала аборт (при этом Берия устраивал ее в Кремлевскую больницу). Допрос Саркисова и Дроздовой, по мнению Сухомлинова, был составлен так непрофессионально, что не позволяет точно установить, имело ли место изнасилование или нет. Тем не менее, именно в такой форме данный эпизод был передан следствием в суд, который признал Берию виновным по данному пункту обвинения. Приговор суда впоследствии был также усилен следующим абзацем: «Судебным следствием установлены также факты иных преступных деяний Берия, свидетельствующих о его глубоком моральном падении. Будучи морально разложившимся человеком, Берия сожительствовал с многочисленными женщинами, в том числе связанными с сотрудниками иностранных разведок». Часть про иностранные разведки обсуждать не имеет смысла, никаких доказательств этому в деле нет, но важно отметить, что сожительство с женщинами, а также утрата морального облика не являлись уголовными преступлениями даже по тем временам, а значит, не могли считаться судом преступлениями.

Причиной, почему подобные обвинения попали в материалы уголовного дела и суда, является то, что 17 сентября 1953 года Президиум ЦК КПСС издал Постановление, в котором Президиум ЦК поручал Генеральному прокурору с учетом правок, принятых на заседании Президиума, доработать проект обвинительного заключения. Более того, тем же Постановлением члену ЦК Суслову поручалось «принять участие как в подготовке Генеральным прокурором СССР проекта обвинительного заключения по делу Берия, так и проекта Сообщения Прокуратуры СССР». 10 декабря 1953 года Президиум ЦК утвердил проект обвинительного приговора, представленный Генеральным прокурором СССР Руденко. В том же Постановлении утверждалось, что обвинительное заключение по делу Берии должно быть разослано «для ознакомления членам и кандидатам в члены ЦК КПСС, а также первым секретарям обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных республик». То есть заговорщики Маленков, Молотов и Хрущев явным образом участвовали в работе следователей и корректировали работу прокуратуры даже в составлении обвинения. Сухомлинов как военный прокурор отмечает, что обвинительное заключение написано не в стиле прокуратуры, а так, как будто является партийным документом, изданным под редакцией ЦК.

Еще более интересным фактом в уголовном деле Берии является то, что на девяносто процентов все листы уголовного дела являются не подлинниками, а машинописными копиями, заверенными майором административной службы Главной военной прокуратуры Юрьевой. Получается, что почти все материалы дела являются перепечатанными позже текстами без подписи следователя и арестованного, но с подписью майора Юрьевой, которая «заверила» правильность копий. Сухомлинов очень удивлен этому обстоятельству и даже делает вывод, что «ни один прокурор не позволит представить ему дело без оригиналов. Это неписаное правило прокуратуры. И нарушил его Руденко».

После завершения следствия в декабре 1953 года для рассмотрения дела Берии Указом Президиума Верховного Совета СССР была учреждена специальная судебная процедура, которая была разработана в 1934 году в связи с убийством Кирова и применялась для рассмотрения дел о терроризме. Суд над Берией и другими обвиняемыми проходил в штабе МВО. Было назначено восемь судей, из которых только двое (Е. Л. Зейдин и Л. A. Громов) были профессиональными судьями, а остальные представляли различные структуры: Конев и Москаленко — армию, Н. А. Михайлов — партию, Н. М. Шверник — профсоюзы, М. И. Кучава и К. Ф. Лунев — МВД. Председателем специального судебного присутствия был маршал Конев. Заседания этого временного органа проходили с 18 по 23 декабря 1953 года.

Как уже было отмечено выше, по одному делу с Берией проходили Мешик, Меркулов, Деканозов, Кобулов, Влодзимирский и Гоглидзе. Причем они все содержались в Бутырской тюрьме, откуда каждый день привозились в «зал суда», в штаб МВО. В ходе суда велись допросы обвиняемых, им также давалась возможность задать друг другу уточняющие вопросы. Согласно материалам уголовного дела, это была для них первая возможность встретиться вживую, так как очных ставок во время следствия не проводилось.

23 декабря 1953 года был вынесен приговор. Судебным следствием полностью подтверждались материалы предварительного следствия и обвинительного заключения. Всех обвиняемых признали виновными и приговорили к расстрелу. Берию суд признал виновным в измене Родине, организации антисоветской заговорщической группы в целях захвата власти и установления господства буржуазии, в совершении террористических актов против преданных Коммунистической партии и народу политических деятелей, а также активной борьбе против революционного рабочего движения в Баку в 1919 году. Оригинала приговора суда в материалах дела также нет, присутствует только машинописная копия, не подписанная судьями. Как отмечает Сухомлинов, «по правилам судебного делопроизводства во всех уголовных делах, на каком бы уровне они ни рассматривались, оригинал приговора должен храниться в материалах дела и должен быть подписан всеми членами суда».

Приговор был приведен в исполнение в тот же день. При этом Мешика, Меркулова, Деканозова, Кобулова, Влодзимирского и Гоглидзе расстреляли в Бутырской тюрьме в 21:20, а Берию — в бункере штаба МВО в 19:50. Акт о расстреле Берии написан от руки и подписан Батицким, Москаленко и Руденко. В нем, однако, отсутствует подпись врача, который должен был констатировать смерть Берии. Согласно акту, исполнителем приговора был генерал-полковник Батицкий, а сам расстрел происходил в присутствии Генерального прокурора Руденко и генерала армии Москаленко. Тела шестерых расстрелянных в Бутырке были затем кремированы, о чем в уголовном деле имеется соответствующий акт. Акта о кремации тела Берии в уголовном деле нет, поэтому нельзя сказать, что именно произошло с его трупом.

Первым итогом свержения Берии с политического олимпа стала отмена всех его политических решений в области национальной и внешней политики. Как уже отмечалось выше, после устранения Берии в ГДР в июле прошел Пленум Социалистической единой партии Германии, в результате которого с учетом новой политики Москвы позиции Ульбрихта в СЕПГ были усилены, а курс на социалистическое строительство в ГДР продолжился. Национальные настроения в республиках, которым Берия начал придавать силу в 1953 году, были снова поставлены под партийный контроль, что остановило в этих республиках потенциальные центробежные тенденции.

Следующим итогом краха Берии стало то, что из него сделали главного и единственного виновного во всех ошибках высшего руководства страны, причем даже во время Сталина. Маленков и Хрущев, а также другие списывали на Берию все то, к чему сами они были причастны: создание «политических дел» и участие в массовых репрессиях. На десятилетия за Берией в партии и народе закрепился образ кровавого палача и коварного негодяя.

Другим важным следствием свержения Берии стало значительное ослабление роли силовых ведомств. Функции МВД–МГБ были значительно урезаны, им запретили вести контроль за деятельностью партийных органов. По сути МВД стало чисто исполнительным органом. Теперь силовое ведомство было поставлено под прямой контроль партии, то есть Центрального Комитета, что в реальности означало контроль со стороны Секретариата ЦК. Таким образом, партийный аппарат избегал практически любой угрозы со стороны силовых ведомств, так как теперь без одобрения партийного аппарата ни один член партии не мог быть арестован. Политику подчинения МВД сделали максимально гласной. Уже в начале июля 1953 года в «Правде» была опубликована статья, которая подробно описывала необходимость систематического контроля за МВД как в центре, так и на местах со стороны партийных организаций, потому что это «не только их право, но настоятельная и непосредственная обязанность». В МВД произошла «чистка» бериевских кадров. Было уволено более сотни генералов и полковников. Если при Сталине и Берии МВД–МГБ обладало значительными возможностями и позволяло использовать их как средство политической борьбы за власть, то после июля 1953 года Маленков как главный претендент на власть был лишен возможности опереться на МВД–МГБ для политической борьбы с партийным аппаратом.

Контроль партии за МВД был не единственным изменением политической конфигурации в 1953 году. После свержения Берии политическая роль партии значительно возросла. Начавшаяся еще на пленуме попытка переноса центра принятия решений из государственной власти (Совета Министров) в партийный аппарат (Президиум ЦК) продолжилась и в итоге через несколько лет завершилась полной победой партаппарата. После июля 1953 года всё чаще стали появляться в печати и в выступлениях оценки «вредительской, антигосударственной и антипартийной деятельности Берии», которая была направлена на то, чтобы разграничить власть партийных и государственных органов. Отдельно нужно отметить, что возросла роль Секретариата ЦК.

При возрастании роли партии и Секретариата ЦК политический вес Хрущева, имеющего из всех секретарей ЦК самые сильные позиции, также значительно возрастал. Это является еще одним следствием свержения Берии. Как отмечают все исследователи той эпохи, с июля 1953 года Хрущев начал действовать гораздо активнее в борьбе за высшую власть. В августе 1953 года он восстановил «конверты», которые несколькими месяцами ранее отменил Маленков, и выплатил партийному аппарату всю «недополученную» разницу. Как отмечает Юрий Жуков, партаппарат начал усердно трудиться, чтобы еще больше усилить позиции Хрущева. В сентябре на Пленуме был введен пост Первого секретаря ЦК, на который выбрали Хрущева. Этот момент можно считать точкой уравновешивания государственной и партийной власти. Если в Президиум ЦК входили представители и государственной, и партийной ветвей власти, то теперь Секретариат ЦК стал главным органом власти партии, а Хрущев — главным выразителем интересов партии. В декабре 1953 года Хрущев стал также заместителем Председателя Правительства СССР.

Политическая позиция Маленкова ослабла. При всех существовавших разногласиях Берия был един с Маленковым в стремлении ослабить роль партии. Маленков лишился важного союзника. При этом против него самого уже начался сговор Молотова и Хрущева, которых, вероятно, уже тогда поддерживали Каганович и Ворошилов. Более того, Хрущев в ходе борьбы с Берией смог поставить в руководстве силовых ведомств своих людей, в МВД — Серова, в прокуратуру — Руденко.

Все это привело впоследствии к тому, что Хрущев в союзе с Молотовым и опорой на партийный аппарат через полтора года снял Маленкова с поста Председателя Совета Министров, а в 1957 году победил «антипартийную группу» Молотова, Маленкова, Кагановича и Шепилова (в которую на самом деле входили еще Булганин, Первухин и Сабуров) с помощью Жукова и Серова, опершись на секретарей обкомов и региональных членов ЦК. Через несколько месяцев Хрущев снял и Жукова. В итоге партийный аппарат одержал окончательную победу и стал главной властью в СССР.

Анализ государственных переворотов и заговоров является очень сложной задачей, так как те, кто в результате приходит к власти, пытаются максимально скрыть истинные цели и методы переворота, реальные роли заговорщиков, а также причины участия каждого из них в заговоре.

В рамках данного исследования был подробно разобран «дворцовый» переворот, совершенный в июне 1953 года в СССР, в результате которого был снят со всех постов, арестован и впоследствии расстрелян один из основных претендентов на высшую власть в СССР, министр внутренних дел Лаврентий Павлович Берия.

Заговор против Берии происходил в контексте политической борьбы в высших эшелонах власти в СССР после смерти Сталина. В марте 1953 года наивысшую власть в стране получили Маленков, Берия, Хрущев, Булганин и Молотов, которые образовали «коллективное руководство», в основе которого лежала не общность целей и средств развития страны, а минимально-достаточный компромисс. Берия, ставший министром объединенного МВД, и Маленков, получивший пост Председателя Совета Министров, были главными претендентами на власть.

Берия в марте-июне 1953 года осуществил реформу МВД, провел массовую амнистию заключенных и начал процесс реабилитации по сфабрикованным политическим делам последних лет. Помимо этого, Берия активно включился в принятие политических решений во внешней политике Советского Союза и национальной политике в СССР — сферах, которые не были непосредственно в его компетенции. Его политическая программа носила черты либерализации силового аппарата СССР, политической и экономической либерализации в странах народной демократии, она включала идею объединения Германии и кардинального пересмотра национального вопроса в СССР в сторону бóльших свобод и прав национальных республик.

Такая активная политика Берии шла вразрез с интересами большинства членов коллективного руководства, в первую очередь, Молотова и Маленкова, которые, во-первых, были сторонниками «унитарного» советского государства, а во-вторых, не были готовы пойти на полное сворачивание курса на строительство социализма в Германии и странах Восточной Европы. При этом Маленков также опасался в скором времени быть обвиненным Берией в участии в фабрикации дел.

Основным заговорщиком против Берии выступил Маленков, к которому по идеологическим соображениям присоединился Молотов. Маленков и Молотов привлекли к заговору Хрущева и Булганина, а на последнем этапе подключили военных. У заговорщиков было несколько программ отстранения Берии от власти. В итоге, согласно официальной версии, Берия был арестован военными 26 июня 1953 года на заседании Президиума ЦК в Кремле, но существует и другая версия, согласно которой Берия 26 июня 1953 года был убит военными в своем особняке.

В день ареста Берии военные, привлеченные к заговору, ввели в Москву танки Таманской и Кантемировской дивизий, а также подняли в воздух военно-воздушные силы Московского военного округа, при этом сторонники Берии в армии были накануне отправлены из Москвы на учения.

После того, как заговор был успешно реализован, заговорщики совершили «политическое убийство» Берии на внеочередном Пленуме ЦК. Далее заговорщики организовали следствие и суд на Берией, деятельность которых полностью контролировали с помощью вновь назначенного Генерального прокурора Руденко, а также явным образом вмешиваясь в ход следствия. По решению суда, Берия был признан виновным в организации антисоветской заговорщической группы в целях захвата власти и установления господства буржуазии и 26 декабря 1953 года расстрелян (если он не был убит за полгода до этого — 26 июня 1953 года — в своем особняке).

Одним из итогов свержения Берии с политического олимпа стала отмена всех его политических решений в области национальной и внешней политики. Помимо этого, заговорщики создали вокруг Берии черный миф, в котором Берия изображался кровавым палачом и коварным негодяем, на которого списали все ошибки высшего руководства страны. Еще одним важным следствием свержения Берии стало то, что функции МВД–МГБ были значительно урезаны, а силовое ведомство было поставлено под прямой контроль партии. При этом роль партии была усилена, и начался процесс переноса центра принятия решений из государственной ветви власти в партийный аппарат.

В результате заговора Маленкову как основному заговорщику удалось уничтожить своего основного политического конкурента, однако цена победы оказалась для него слишком высокой: в течение следующих нескольких лет Маленков, а также Молотов, Каганович, Ворошилов, Булганин и Жуков проиграли борьбу за власть партийному аппарату, возглавлявшемуся Хрущевым.