В 1989 г. меня выбрали (тогда было так) и утвердили директором Института физиологически-активных веществ АН СССР (теперь — ИФАВ РАН, Черноголовка). И с приходом перестройки я на своей шкуре ощутил финансовую катастрофу, когда нечем было платить даже за тепло, воду и канализацию — какие там траты на науку! Спасло нас тогда мое научное реноме: мне удалось договориться о работе на японцев, что и спасло институт от полной катастрофы. Аналогично, моя лаборатория в МГУ была спасена за счет американских денег.

А сотрудники выживали как могли: кто уезжал (наших брали везде с распростертыми объятиями — в США, пожалуй, более тридцати профессоров разного уровня из моей лаборатории. На кого я работал?!), а здесь мы брались за любые поделки. Но выжили и, как ни странно, даже сумели найти стратегию развития новых научных направлений.

Сейчас разгром науки продолжился. Интересно проследить идейную и планомерную подготовку этого разгрома, основанную, как мне кажется, на следующих мифах, взятых на вооружение нашими СМИ.

Миф №1 — «и в Советское время науки не было». Вранье! Приведу пример из химии — области, где я специалист. В Институте органической химии АН СССР в работах школы академика (тогда он им еще не был) В. А. Тартаковского был впервые в мире получен динитроамин и его соли. Авторы быстро поняли, что это прекрасные окислители. Структура АН СССР была приспособлена для практических внедрений (хотя все и тогда жаловались), и совместными работами с академиками Жуковым, Саковичем и членкором Гидасповым эта лабораторная находка быстро была доведена до многотоннажного производства ракетного окислителя. В США через многие годы были получены только миллиграммы, и когда там стало известно, что сделано в СССР (наверно, от перебежчиков), то они сравнивали этот проект по оригинальности и масштабу со своим Манхэттенским.

Миф №2 — «если раньше наука и была, то сейчас её (в РАН, да и не только) нет». Вранье! Наша наука хоть и драматически пострадала от тотального недофинансирования, но РАН по-прежнему является основным поставщиком добротной научной продукции (ср. число статей и патентов) по сравнению со всеми остальными организациями (кстати, о научной продукции Сколково в области химии я вообще не слышал). Сейчас в мировой химии в моде так называемый «металлокомплексный катализ». Но давайте вспомним, что это направление широко развивается в школах академиков Белецкой, Толстикова и членкора Джемелева. Более того, академик Белецкая была даже одним из основателей этого направления.

Миф №3 — «лучшие ученые уехали на Запад, а осталось барахло». Чепуха! Я уже говорил, сколько уехало от меня (если поеду в США, то сопьюсь, путешествуя по ученикам из гостей в гости). Да, некоторых очень жалко было потерять. Но моя лаборатория в МГУ и до сих пор выпускает химиков экстра-класса. Раньше их всех забирала АН (РАН), а теперь — кто куда... Жаль, что в МГУ их стало оставить почти невозможно — там свои реформы...

Тем не менее этот миф живуч и взят на вооружение распределителями финансов. Они считают, что главными получателями мегагрантов и новых лабораторий должны быть не тутошние ученые, а тамошние, «наши» из Оксфорда или Кембриджа, даже если там они закончили всего-навсего курсы кройки и шитья. Ну деньги им розданы такие, что ждем сотни открытий и «нобелевок».

Инструментом (фомкой) для взлома русской науки является «цитируемость» и прочая наукометрическая рейтинговая белиберда (публикации в рейтинговых — обязательно иностранных — журналах и т. д.). Я на свою цитируемость не жалуюсь, но отношусь к ней как к сугубо вспомогательной, хотя иногда и полезной информации. Это как пришедший к руководству армией выбранный штатский демократ считает, что капитан всегда воюет лучше, чем старлей — звездочек больше(!) и т. д. По этому поводу негативно высказывались многие ученые (в том числе главный редактор самого рейтингового научного журнала Nature). А давайте вспомним, как целые научные направления, где авторы хорошо цитировали друг друга, со временем канули в никуда.

Наукой руководить трудно, потому что в ней главное — сущностный анализ сделанного. А ведь дошли или дойдем скоро (с реформой образования — особенно), до того что не найдешь, кто сможет понять суть прочитанной научной статьи. В науке важен научный авторитет: например, в квантовой химии я буду доверять мнению академика В. И. Минкина, даже если десяток каких-то официальных (?!) «экспертов» министерства (и откуда их там набирают?) будет говорить обратное (однако, несомненно, и их отзывы прочитаю и проанализирую по сути — в принципе, и авторитеты могут ошибаться).

Зато в СМИ лихо реформируют науку по стандартным западным клише какие-то невесть откуда взявшиеся «научные авторитеты» (почему-то обычно имеющие бороду). Основной их лейтмотив простой: «вот приедет барин — барин нас рассудит». А дальше наглость, невежество, напор и желание побольше должностей и денег себе любимому. Кстати, и из нашего уникального МГУ тоже пытаются сделать кальку стандартного западного университета, каких сотни.

Итог: антинаучный закон принят, и первый бой (а будут ли другие?) мы проиграли. Было два варианта развития событий: договориться или протестовать. Не скрою, мне первое казалось более надежным (в РАН такие «политзубры»!). Но проиграли. Теперь будут скольжение в пропасть и обсуждаемые в разных интервью меры, направленные лишь на замедление этого падения за счет уступок, компромиссов, ужимания и сокращения и т. д.

Протесты же принимаются к сведению, если они массовые. Вывела бы РАН на улицы если не миллионы, то хотя бы сотню тысяч работающих в ней сотрудников — могло бы быть по-другому. Но это трудно, да и многие из моих коллег допускают, в принципе, не политизацию протеста, а следование в фарватере иностранной науки и системы образования.

А что делать сейчас — я не знаю. Я слышал, что профсоюз РАН собирает совместно с движением «Суть времени» митинг. Если на нем будут выработаны конструктивные направления деятельности в поддержку науки, то я как человек, не ходящий на митинги в силу возраста, пожелал бы им удачи. Собственно, кто еще является надеждой России, если не патриотичные, молодые и образованные?