В 2009 году в Нью-Йорке вышла книга профессора оксфордского университета Дэвида Пристланда. Книга называется «Красный флаг. История коммунизма». В 2011 книга вышла у нас на русском языке. В этой книге есть глава, посвященная Марксу. Она называется «Немецкий Прометей». К сожалению, книга не ахти какая. И всё же она небезынтересна. Хотя бы потому, что явным образом не является ни антимарксистским, антикоммунистическим пасквилем, ни обновленным вариантом тупо ортодоксального псевдомарксизма.

В основном автор просто перечисляет все этапы становления различных коммунистических и околокоммунистических направлений. А также дает характеристики этих направлений — короткие и не всегда отвечающие даже минимальным научным требованиям. Но одна мысль Дэвида Пристланда безусловно заслуживает внимания. Она состоит в том, что в личности и творчестве раннего Маркса очевидным образом соединено несоединимое — пафос Просвещения с его бесконечной верой в рациональность и пафос революционного романтизма, основанный на отвержении буржуазной рациональности, да и рациональности в целом.

Если бы ранний Маркс был просто продолжателем традиции рационализма в ее просвещенческом понимании, то было бы просто скучно. И выкладки — кто спорит, очень мощного — рацио данного исследователя ни на что бы не повлияли.

Если бы ранний Маркс был просто революционным романтиком — а он ведь мечтал быть и поэтом, и драматургом, писал стихи и так далее, — то всё определилось бы масштабом его поэтического, литературного дарования. Возможно, Марксу удалось бы это дарование развить. А возможно, и нет. В любом случае сам Маркс был не в восторге от своих литературных, поэтических сочинений.

Но в том-то и дело, что Маркс стал тем, кем он стал, соединив внутри себя фундаментальное противоречие между рационализмом Просвещения и антирационализмом революционного романтизма.

Пристланд очень скупо рассматривает всё, что с этим связано. Но он рассматривает хотя бы что-то из того, что связано с данным фундаментальным противоречием, породившим личность Маркса и являющимся очевидным зерном его особого интеллектуализма. Если бы Пристланд занялся только разработкой проблемы сочетания несочетаемого в творчестве Маркса, его работу можно было бы считать выдающейся. Но он этим не занялся, ограничившись скупым цитированием весьма важного для нас материала.

Какого именно материала? Например, воспоминаний дочери Маркса Элеоноры, утверждающей, что отец Маркса был настоящим человеком Просвещения, настоящим французом, выходцем из XVIII века, знавшим наизусть Вольтера и Руссо. А другой наставник Маркса, барон фон Вестфален, отец будущей супруги Маркса Женни, по словам всё той же Элеоноры, был представителем антипросвещенческого романтического мировоззрения, остро конкурировавшего с мировоззрением просвещенчески-рационалистическим. Именно барон фон Вестфален, как утверждает Элеонора, «привил Марксу сильный интерес к школе романтиков, и если отец читал с ним Вольтера и Расина (тут интересно, что еще и Расина, представителя французского классицизма, а не просвещения — С.К.), то барон читал ему Гомера и Шекспира, которые навсегда остались его любимыми авторами».

Приведя эти ценные для нас высказывания Элеоноры, Пристланд пишет: «Несоответствие принципов Просвещения (с его признанием разума, порядка и науки) принципам романтизма (с его презрительным отношением к рутине и страстью к героической борьбе) мешало Марксу в его собственных размышлениях». Пристланд всё сводит к понятию «мешало». Мне же представляется очевидным, что это несоответствие как раз и породило оригинальность марксовского интеллектуализма. Пристланд справедливо полагает, что личности Маркса «в большей степени были свойственны черты блестящего, редкого гения романтизма, чем земного, открытого вольтеровского человека науки».

Справедливо указав на это обстоятельство, Пристланд приводит одно из интересных писем Генриха Маркса своему сыну: «Господи, помоги нам! Беспорядочность, возмутительное барахтанье во всех науках... Несдержанность, грубость, беготня с растрепанными волосами в студенческой форме... Уклонение от любого общения, пренебрежение договоренностями... твое взаимодействие с миром ограничено грязной комнатой, где разбросаны в классическом беспорядке любовные письма от Ж. (имеется в виду будущая жена Маркса Женни — С.К.) и исполненные благими намерениями, залитые слезами увещевания твоего отца».

Оставим в стороне ординарную часть сетований отца на беспутство сына. И обратим внимание на главное — на «возмутительное барахтанье во всех науках», которое осуждает Генрих Маркс. Именно это «возмутительное барахтанье во всех науках» и создало уникальный интеллектуализм Маркса, принципиально отличный от всяческого строгого научного академического рационализма и одновременно ориентированный на некую научность. Которая, как я убежден, и является научностью принципиально нового типа.

Помимо антипросвещенческого, по сути своей революционного романтизма и рационалистического — опять же, революционного — просвещенчества, еще одним компонентом интеллектуального сплава под названием «марксизм» является, по мнению Пристланда, некое талмудическое начало в творчестве Маркса. Пристланд не антисемит. Он, напротив, склонен упрекать в антисемитизме самого Маркса. Всё, что он хочет сказать, апеллируя к талмудизму, порожденному принадлежностью Маркса к очень элитным еврейским талмудическим группам, — это оригинальность марксистского метода. Пристланд возводит эту оригинальность к фактически неосознаваемым Марксом интеллектуальным талмудическим флюидам, впитанным данным мыслителем вопреки всему на свете — его собственному отрицанию еврейства, переходу его отца в протестантизм и так далее.

Мне лично данная мысль Пристланда представляется интересной, потому что в том, что он называет «талмудизмом», есть претензия на целостность, то есть на тип научности, фактически отрицаемый Просвещением, заимствовавшим это отрицание у Рене Декарта, который направил науку в сторону рационализма и порожденной им специализации. Другая наука, конечно же, существовала и существует. Но для того чтобы на нее ориентироваться в XIX веке, нужно впитать откуда-то что-то, образно говоря, антидекартовское и при этом научное. Пристланд считает, что впитанное связано с талмудизмом именно как с методом, а не с восхвалением еврейской иудаистической избранности. Почему бы нет? Мне лично кажется, что корни этого «недекартовства» у Маркса иные. Что они связаны со Спинозой (про́клятым, как мы помним, ортодоксальным еврейским миром) и всем тем, что впитал и модифицировал сам Спиноза. Но почему бы не учесть и альтернативные точки зрения?

Пристланд хотя бы пытается перекинуть мост между поэзией Маркса и его теорией. Он цитирует стихотворение Маркса «Чувства»:

Не могу я жить в покое, Если вся душа в огне, Не могу я жить без боя И без бури, в полусне.

И далее говорит: «Как видно, его настрой был созвучен настрою величайшего бунтаря, воспетого в древних мифах, — Прометея, восставшего против Зевса-тирана».

Пристланд никак не разъясняет, почему из этого стихотворения Маркса видно, что его настрой созвучен именно настрою Прометея. Он ни слова не говорит о том, почему в его представлении Маркс является немецким Прометеем нового времени. Но он хотя бы голословно на это указывает. Что ж, и на том спасибо.

Что же касается рассуждений Пристланда об отчуждении или каких-либо сходных по глубине и нетривиальности марксистских идеях, то пунктирность, поверхностность и популяризаторская банальность построений, осуществляемых Пристландом, не позволяет воспользоваться хоть чем-нибудь из этих его как бы рефлексий на марксизм и Красное дело в целом. Так что приходится нам, читатель, отдав дань Пристланду и обратив внимание на отдельные его суждения, идти почти непроторенными, как это ни странно, интеллектуальными тропами.

Меня часто спрашивают: «Зачем вы пытаетесь доказать, что дважды два равно пяти? Опомнитесь, Маркс столько раз говорил о своем атеизме, коммунисты классического марксистского образца ставили атеизм во главу угла, куда вы денете все эти коммунистические песни о том, что надо сравнять с землей церкви и тюрьмы? Почему вообще вам так нужен Маркс? Вы же говорите о коммунизме 2.0, об СССР 2.0 — так делайте всё заново. Признайте, что Маркс был неправ в своем абсолютном отрицании религии. Скажите, что в чем-то другом он был безусловно прав и откройте новую страницу. На той старой, которую вы рассматриваете через лупу, так много всего написано, написанного уже не стереть. Не занимайтесь заведомо безнадежным делом выведения безусловного атеиста Маркса за рамки того атеизма, который был так люб его сердцу».

И что на это ответить?

Во-первых, Марксом и марксистами написано много разного. И это разное не может быть уложено ни в какую однозначную систему. Атеистическую или иную.

Разве Лафарг не написал всего того, что он написал?

Разве Маркс не написал в своей докторской диссертации, что Прометей — это самый благородный святой и мученик в философском календаре?

Разве самые разные теологи не считают возможным и правомочным объединение религиозных доктрин и марксизма? Они ведь верующие люди, причем весьма компетентные в вопросах религии. Почему же тогда они считают возможным соединение как бы несоединимого — некоего суператеизма и религиозных доктрин?

Как революционер Маркс может сколь угодно негативно относиться к церкви, выступающей в защиту господствующего класса, который он хочет низвергнуть, но может ли он так же относиться к другой церкви, а ведь она определенным образом существовала. И с предельной решительностью становилась на защиту обездоленных.

И, наконец, главное. Маркс — философ. Причем, философ по призванию, а не по профессии. Может ли философ по призванию полностью отвергнуть всё, что связано с духом? Другое дело, как трактуется это, связанное с духом. Но может ли философ по призванию взять и отвергнуть всё, связанное с духом? А если этот философ — как мы только что обсудили — мучительно раздираем между рационализмом и романтизмом, то как ему осуществить подобное отвержение духа как такового? Кому из романтиков это удавалось сделать? Да, были романтики, которые начинали превращать в сатанизм свое отвержение церкви господ и того «господа бога для богатых людей», который, по представлению этих романтиков, утверждал незыблемость мира, населенного рабами и господами.

Мы знаем этих романтиков и их сочинения. Мы понимаем, что почти все революционные романтики на определенном этапе заигрывали с богоборчеством. Мы знакомы и со стихами совсем молодого Маркса, в которых желание Маркса-поэта идти в ногу со временем и быть в авангарде революционного богоборческого романтизма порождало это самое далекоидущее богоборчество. И хорошо известно, кто именно и зачем превращал эти почти детские богоборческие порывы в так называемый сатанизм.

Мои оппоненты, утверждающие, что нельзя превратить Маркса-атеиста в философа, ориентированного на духовную проблематику, хотят, чтобы Маркс остался «просто» атеистом, «абсолютным» атеистом. Но им же никто не даст это сделать. Потому что им скажут, что Маркс вовсе не атеист, а подлинный сатанист, верующий в Князя мира сего, поклоняющийся этому Князю и так далее. Неужели мои оппоненты, радеющие за чистоту атеистических риз Карла Маркса, не знакомы с литературой о его якобы безусловном злокачественном и сугубо религиозном сатанизме?

Ричард Вурмбранд — фигура, заслуживающая внимания. Это мужественный и сильно претерпевший антикоммунист. Антикоммунист яростный и абсолютно непримиримый. В 1945 году в Румынии, где он проживал, был созван не конгресс атеистов, а именно религиозный конгресс, в котором приняло участие 4000 представителей духовного сословия. Этих представителей духовного сословия — епископов, священников, пасторов, раввинов и муфтиев — не загоняли в вагоны для скота и не отправляли по этапам. Им, собранным в огромном зале, предложили — о, ужас! — построить систему духовного диалога между коммунистами и религией. Если бы коммунисты хотели только атеизма — зачем им нужен был бы диалог с теми, кто находился по другую сторону от этого, столь им желанного, атеизма? Ан нет! — коммунисты заявляют, что они хотят такого диалога! И многие представители самых разных конфессий выступают в пользу диалога.

Вурмбранд ведет себя иначе. Он выступает с трибуны этого собрания... 1945 год. На стене висит портрет товарища Сталина. В зале — представители конфессий и коммунисты. Коммунисты только что победили... Вурмбранд выступает в этом зале с яростно антикоммунистической речью, он отрицает любую возможность диалога между коммунистами и религиозными людьми. А что значит отрицать возможность диалога? Это значит призывать к конфронтации. Так он и призывает к конфронтации! Причем в условиях, когда идет трансляция выступлений по радио. Ему скручивают руки и выводят из зала? Нет! Его арестовывают в 1948 году, то есть через три года. А что он делает все эти три года в Румынии в условиях яростной борьбы между коммунистами и всеми, кто боролся против них на стороне Гитлера? Он призывает к борьбе с коммунистическим антихристом. Его арестовывают. Он проводит в тюрьме 11 лет.

В 1959 году его выпускают. Он тут же берется за яростную антикоммунистическую деятельность. Честь и хвала его убежденности. Но что должны делать коммунисты, находящиеся у власти? Он призывает к расправе над ними, называет их антихристами. А они что должны делать? Они его опять арестовывают.

Затем некая всеобщая амнистия. Вурмбранда особождают в начале 60-х (кажется, в 1962-м). Он вновь включается в работу не абы какой, а подпольной церкви. Тогда ему предлагают покинуть Румынию, и он в 1965 году уезжает в США. Не спорю, Вурмбранд жестко пострадал от коммунистов.

Но, во-первых, можно ли назвать его невинно пострадавшим?

И, во-вторых, он не был убит, он не сгинул в тюрьмах, он уехал в США в 1965 году. То есть в то время, когда власть коммунистов была непоколебимой.

Как и почему он уехал — вопрос отдельный.

Но, уехав, он всецело отдается главному делу жизни — дискредитации Маркса как сатаниста. На русском языке книга Вурмбранда выходит в 1991 году под названием «Другое лицо Карла Маркса». Но на английском она выходит гораздо раньше и называется она «Marx: Prophet of Darkness’ («Маркс: Пророк Тьмы»).

Вдумаемся — Маркса преподают во всех ведущих университетах мира. Марксистами (не коммунистическими, а иными) являются очень многие мировые авторитеты. Всем этим авторитетам, часть из которых верующие, сказано, что тот, которого они считают своим учителем, — это завзятый сатанист, ставший таковым в 17 лет (хорошо еще, что не в 10).

Ощущаете силу захода и степень ангажированности этого самого Вурмбранда? Дальше — больше. Вурмбранда фактически один к одному излагает, не сообщая никому, что речь идет о мнении данного пастора, проживающего в США, некий аналитик Георгий Марченко (не путать с известным диссидентом А. Т. Марченко). Далее вся эта тема становится основной для бандеровцев и продолжает оставаться таковой вплоть до настоящего момента.

А тут еще ко всему этому явно не случайным образом подключают авторитетного для просоветской публики С. Кара-Мурзу, который обвиняет Маркса в русофобии. Чуете, куда всё это нацелено? И чья рука наводит на цель, спускает курок, отслеживает результат и так далее? Ну так и каков же будет ответ? Кем же беспредельно восхищался Маркс? Прометеем, этим фактически единственным в мировой религиозной истории полноценным прототипом Христа, возлюбившим людей и за это прикованным к горам Кавказа (фактический аналог крестной муки)? Или Сатаной, низвергнутым за то, что он не согласился с божьим представлением о человеке как венце творения, с наделением человека свободной волей?

Кто-то отменил идеологическую борьбу в современном мире?

Кто-то считает, что карта атеизма, разыгрываемая в этой борьбе, не будет сразу же бита картой сатанизма?

Я против всяческих подтасовок. Если нет в творчестве Маркса слагаемых, позволяющих рассматривать тему марксистской духовности, то ни в коем случае нельзя их выдумывать. Но если они есть? И как же быть с Прометеем?

(Продолжение следует.)