Неужели кто-то считает, что Маркс (а также Энгельс, Ленин и Сталин), столкнувшись с новой проблематикой, цеплялись бы за второстепенные (и даже первостепенные) слагаемые моделей, учений, теоретических построений? При том, что эти слагаемые (а также сами модели, учения и теории) возникали в ситуации, когда эта новая проблематика отсутствовала? А как же тогда быть с известным заявлением Энгельса, не раз повторенным и Лениным, и Сталиным, что «марксизм не догма, а руководство к действию»? И с другими сходными заявлениями всех политиков-марксистов, а ведь таких заявлений, поверьте мне, предостаточно!
О классах и классовой борьбе Маркс написал немного — не успел. «Класс в себе» для Маркса вообще не класс. Для того, чтобы этот недоделанный, беспомощный, бессмысленный «класс в себе» мог стать полноценным классом («классом для себя»), нужно, чтобы с ним соединились некие интеллектуальные силы, причем обладающие не только интеллектуализмом, но и политической самостью. Чтобы эти силы пробудили класс, переструктурировали его в нечто исторически состоятельное. Чтобы классовая протосубстанция приобрела новую, гораздо более совершенную структуру, обрела новую волю и сознание, стала из протосубстанции сначала субстанцией, а потом субъектом исторического действия. А став этим субъектом — спасла и самое себя, и человечество.
От чего надо было спасать и класс, и человечество в конце XIX — начале ХХ века? От материального обнищания, порождающего расчеловечивание. Само же материальное обнищание было следствием блистательно описанной Марксом эксплуатации. Материальное обнищание в обсуждаемый нами период, от которого мы отделены более чем столетием, было очевидным и вопиющим. Оно и его последствия порождали тогда в людях, имеющих материальный достаток и наделенных тем, что Чехов называл «талантом сострадательности», то бурное негодование, которое всегда рождается в случаях лицезрения несчастий большинства, порождаемых алчностью меньшинства и приносимых на алтарь пошлого, мерзкого благоденствия меньшинства. Достаточно перечитать хотя бы рассказы Чехова или роман Золя «Жерминаль», чтобы понять, как омерзительно упивались представители меньшинства своими скотскими избыточными материальными возможностями и как страдало большинство. А также — как сострадали этому большинству те представители меньшинства, которые были наделены от природы или благодаря воспитанию способностью к глубокому и жертвенно-деятельностному состраданию.
Такие представители меньшинства объединялись тем или иным способом. Конечно же, непревзойденным эталоном такого объединения была ленинская «партия нового типа». Но и меньшевики, и эсеры тоже объединялись. И так же, как большевики, протягивали руку помощи тем представителям большинства, которые в наибольшей степени, по их мнению, могли сопротивляться своему расчеловечиванию, осуществляемому меньшинством ради собственного омерзительного роскошества.
Большевики и меньшевики по-разному шли к рабочим, считая их наиболее дееспособными, наиболее способными к сопротивлению. Эсеры шли к крестьянам, потому что их модель сопротивления расчеловечиванию убедительным для них образом доказывала, что именно крестьянство является наиболее способным к сопротивлению.
Но речь шла — подчеркну еще раз — о сопротивлении тому расчеловечиванию, которое было порождено массовым обнищанием вследствие эксплуатации. Огромное количество рабочих ютилось в бараках, трудилось без меры, было лишено очень и очень многого из того, что необходимо человеку для полноценной жизни. Но в числе этих лишений первое место занимал, конечно же, недостаток хлеба насущного. Голод сам по себе и сопряженные с ним дефициты, столь же грубо материальные, как и сам голод, — вот что расчеловечивало людей столетие назад. К числу таких грубо материальных дефицитов относились оскорбительная скученность, в которой жили очень многие рабочие, убогость быта, порождавшая убогость межличностных и групповых коммуникаций, невероятная изнуренность трудом, порождавшая страшное отупение, бегство от реальности в алкоголь, грязь, антисанитария, постепенное привыкание к наивульгарнейшим удовольствиям и так далее.
Достоевский, Чехов, Горький, Куприн — каждый по-своему повествовали об этих дефицитах и всех тех ужасах расчеловечивания, которые они порождают. Российская интеллигенция и дворянство читала с упоением об этом... и лицезрела всё это с омерзением. Принимала твердое решение, что это нельзя терпеть и это надо изменить. И шла на эшафоты и каторги, отдавая «душу свою за други своя».
Благородна и величественна сама история этих нисхождений в социальный ад, осуществляемых с тем, чтобы вывести из ада страждущих.
Благородны и величественны результаты — создание Советского Союза и советского общества, в котором все эти ужасы явным образом отсутствовали.
Благородны и величественны достижения, потому что в СССР удалось не только покончить с чудовищными последствиями крайних и оскорбительных материальных тягот, призванных даровать отвратительную роскошь сошедшему с ума меньшинству. Удалось и большее — создание такого восхождения, при котором избавленный от предельных материальных тягот человек и впрямь стал жить по принципу «не хлебом единым» и за счет этого становиться другим человеком.
Прошло столетие — и что мы видим?
На том «благословенном Западе», куда советских людей заманивали антисоветчики, мы действительно не видим унизительного расчеловечивающего обнищания трудящихся вообще и рабочего класса в частности. Губительное материальное обнищание имеет место на периферии капиталистического мира — в Африке, Азии, Латинской Америке. Там расчеловечивание с помощью «царя-голода» как минимум не убывает. А на самом деле — нарастает.
Усугубление материального обнищания трудящихся без всякого труда определяется по объективным данным в случае, если речь идет о средних показателях жизни трудящихся планеты Земля. Но в силу неоднородности этих данных вам могут справедливо возразить, указав на то, что вы измеряете «среднюю температуру по больнице». А доказывать людям, что относительное процветание трудящихся на Западе покупается ценой всё более грубого и всё более беспощадного обнищания всех остальных трудящихся, во-первых, непросто, а, во-вторых, далеко не так эффективно, как это кому-то кажется. Потому что кто-то вам скажет: «Ну, и ладно! Пусть негры загибаются, а у нас пусть всё будет, как на Западе!» А кто-то скажет, что негры всегда загибались. И теперь загибаются даже меньше, чем раньше. И объяснит, что загибаются они в силу своей лености, неполноценности и так далее.
Мы сталкиваемся с новой капиталистической (или империалистической, или даже ультраимпериалистической) реальностью. Она требует существенных корректив. В противном случае мы потеряем реальность. А вместе с нею — и право на волевое и жизнеутверждающее сопротивление новым вызовам, новым угрозам, новым козням врага человека и человечности.
До встречи в СССР!