Мы неоднократно писали об участии неопротестантских сект и роли их лидеров в деле превращения России в так называемую «Россию без сирот».
Тема эта обширная, но в данной статье нам хотелось бы остановиться на отнюдь небезобидном пропагандистском моменте, который используют неопротестантские лидеры, такие, как глава Альянса «Россия без сирот» И. Иклюшин и скандально известные украинские пасторы Г. Мохненко и С. Демидович, являющиеся для Иклюшина, по его словам, «примером и вдохновением». Отметив, что и сам Иклюшин, и возглавляемый им Альянс тем самым «вдохновляются» примером пасторов, имеющих непримиримую антироссийскую, антиправославную, пробандеровскую позицию, перейдем к тому, что касается так называемой «культуры усыновления» в том ее понимании, которое нам навязывают Иклюшин и другие.
Неопротестантские лидеры довольно часто говорят (а вслед за ними повторяют СМИ и российские чиновники), что на постсоветском пространстве отсутствует «культура усыновления» и главной задачей является изменение менталитета нашей нации для того, чтобы усыновление стало нормальной русской традицией.
Мы в дальнейшем обязательно разберем, что имеют в виду эти пасторы под предлагаемой ими для России «культурой усыновления». Но уже сейчас можно сказать, что эта словесная формула взята из лексикона американских евангеликов, которые осуществляют по всему миру мощное движение по усыновлению детей, называемое в американских СМИ «крестовым походом». (Евангеликами называются последователи ряда течений неопротестантизма, включая баптистов, пятидесятников, харизматов и других.) При этом акцент это движение делает именно на международном усыновлении.
Каковы же его задачи?
Нахождение для всех сирот мира «христианской семьи» (понятно, что речь идет не о православной, мусульманской или светской семье, традиционных для России, а именно о неопротестантской).
Помощь государству в организации института приемных семей (напомним, при обязательном условии — уничтожении детских домов).
Создание «культуры усыновления» (речь идет о новой, привнесенной неопротестантами культуре усыновления, отрицающей традиционно существующую в стране).
И, наконец, миссионерство (то есть использование «проблемы сиротства» для увеличения числа своих адептов).
Вот и Иклюшин в своем интервью на сайте Protestant.ru в середине апреля вновь повторил: «Культура усыновления должна органически закрепиться в обществе. <...> нельзя законами и приказами решить проблему сиротства. Она не лежит в законодательной плоскости. Это вопрос исключительно ценностный».
Интересно, каких таких ценностей нет в российском обществе? И какие ценности нам хотят навязать, чтобы превратить Россию «в другую страну», о которой мечтает Иклюшин?
Ведь если говорить о культуре усыновления в нашем понимании, то миссионерам и интересующимся надо бы знать, что она в России существовала с незапамятных времен. И возникла гораздо раньше, чем, например, в США и других западных странах.
В дохристианской культуре Руси дети-сироты считались детьми всей общины, которая и несла за них всю ответственность. Рождение детей вне брака не осуждалось. Считалось, что чем больше в семье детей, тем крепче будет община.
С принятием христианства на Руси усыновление перешло в ведение Церкви. Причем Церковь относилась с большим вниманием к этому акту — вплоть до XVIII века существовал даже особый церковный обряд усыновления — «сынотворенье». Оно утверждалось епархиальным архиереем — по нормам византийского права, предъявляемым к усыновлению. При этом долго сохранялись и другие процедуры усыновления. В том числе обряд фиктивного рождения. Так, в некоторых местностях на мнимую роженицу надевали рубашку, испачканную кровью. Причем имитировать роды мог и мужчина в случае усыновления им ребенка.
Да, долгое время Церковь, осуждая рождение детей вне брака, не допускала усыновление незаконнорожденных в России. Кстати, помимо церковных представлений о допустимом, большую роль в вопросе о недопущении усыновления играли и проблемы собственности: правовое отсутствие усыновления позволяло избежать посягательств на собственность усыновителя. Однако еще в конце XIX века, конкретно — в 1891 году, в России вышел закон, который разрешил не только узаконивать, но и усыновлять незаконнорожденных детей. Причем распространялось это разрешение на всех детей, вне зависимости от их сословной принадлежности и вероисповедания.
Тем самым дооформлялись и одновременно трансформировались правовые нормы, регулирующие усыновление в течение XVIII–XIX веков. Что же это были за нормы?
Усыновление определялось Уставом гражданского судопроизводства, который строго охранял принцип сословности при усыновлении дворянами, купцами, нижними воинскими чинами и т. д. Причем порядок усыновления находился в прямой зависимости от сословной принадлежности не только для подданных России, но и для иностранцев. Усыновление иностранцем российского подданного не меняло подданство усыновленного. Усыновляемый не утрачивал имущественной связи со своими родителями, сохраняя право наследования по закону после своих родителей и их родственников.
Были и ограничения на усыновление. Чтобы не нарушать интересы законных наследников, людям, имеющим своих родных или узаконенных детей, усыновлять чужих не разрешалось. Исключение составляли мещане и сельские обыватели. В сельской местности усыновление давало усыновителю возможность приобрести дополнительные рабочие руки в крестьянском хозяйстве. А также через усыновление хозяйский сын мог избежать воинской службы — в случае призыва приемный сын мог его заменить. Были и ограничения по возрасту — не могли стать усыновителями лица моложе 30 лет. Запрещалось усыновление лиц христианского вероисповедования нехристианами, и наоборот.
Нашей задачей не является подробное описание правовых тонкостей российского законодательства, связанных с усыновлением. Мы только хотим зафиксировать, что это законодательство было весьма разработанным и подробным. Так что напрасно Иклюшин призывает «органически закрепить культуру усыновления» — она уже в XVIII–XIX веках была органично закреплена в российском обществе. Причем усыновление являлось не только и не столько средством решения имущественных и других практических проблем — в стране, постоянно ведущей оборонительные войны, часто страдающей от неурожая, стихийных бедствий и т. п., усыновление было, в том числе, актом сострадания и помощи, имеющим моральное значение, задающим определенные ориентиры для российского общества.
В советское время культура усыновления формируется в рамках государственной идеологии. Сразу же после революции были произведены фундаментальные изменения. Первый семейный кодекс 1918 г. вообще не предусматривал усыновления. Исследователи называют причиной такого радикального правового изменения опасение, что усыновление будет использоваться для обхода законов о запрете детского наемного труда (особенно в деревне) и об отмене права наследования. А поскольку дети, рожденные в браке и вне брака, советским законодательством были уравнены в правах, то и здесь усыновление не было востребовано.
Однако главной причиной было то, что заботу о детях взяло на себя государство. В первые годы советской власти роль государства в деле воспитания была абсолютной — и теоретически, и практически. Как известно, именно государство занялось миллионами осиротевших и не усыновленных детей, кочевавших по стране в поисках еды и крова в период после Гражданской войны и интервенции.
Государство создавало детские дома, исправительные колонии, приюты, над которыми предприятия устанавливали шефство. Но при этом детей продолжали брать и в семьи, используя правила опеки (попечительства). Лицам, взявшим несовершеннолетнего на воспитание, разрешали присваивать подопечному фамилию опекуна.
Уже в 1926 году право усыновления было возвращено в законодательство — Декретом ВЦИК и Совнаркома РСФСР.
В 1934 году было разрешено усыновление без согласия родителей, если более года не было известно об их местопребывании, либо если они проживали отдельно и не участвовали в воспитании и содержании ребенка.
В 1943 году был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об усыновлении». Во время Великой Отечественной войны в условиях боевых действий, разрухи, голода, когда резко увеличилось число детей-сирот, усыновление приняло массовый и интернациональный характер. Удивительное сострадание, отзывчивость на чужое горе, проявленные советским народом, компенсировали и недостаточно разработанное законодательство по усыновлению, и невозможность воюющего государства в полной мере помогать многочисленным сиротам.
Например, в Узбекистане, который принял миллион эвакуированных, в том числе 200 тысяч детей, потерявших родителей, зародилось движение за усыновление эвакуированных детей-сирот. Многие из эвакуированных детей, переживших бомбежки, смерть родных, не помнили о себе ничего. И если возраст их определял врач, то фамилии и имена зачастую давали уже новые родители. Люди приходили встречать прибывающие эшелоны семьями и с вокзала возвращались с приемными дочками, сыновьями.
В СССР были хорошо известны своим гражданским, родительским подвигом кузнец из Ташкента Шаахмед Шамахмудов и его жена Бахри, усыновившие и воспитавшие 15 сирот разных национальностей (узбеки, русские, белорусы, чуваши, татары, казахи, евреи, цыгане).
Скорее всего, не в одной нашей стране были подобные случаи родительского героизма, связанные со служением сиротам. Но, насколько мне известно, ни в какой другой стране это явление не было столь массовым, несмотря на тяготы военного времени для всего советского народа. Тысячи семей последовали примеру Шамахмудовых. Над сиротами брали шефство и учреждения. На фронте воспитывались «сыновья полка», а в тылу росли «сыновья» колхозов, трамвайных парков, пекарен и парикмахерских.
Является ли такое бескорыстное отношение советских людей к детям-сиротам существенной составляющей российской культуры усыновления? Безусловно. Знает ли об этом Иклюшин или делает вид, что не знает, и ведет речь о какой-то совсем другой культуре?
В 1969 году в Кодексе о браке и семье РСФСР были подробно урегулированы отношения, связанные с усыновлением в Советском Союзе. Специальные правила облегчили возможность усыновления, которое отвечало интересам ребенка и одновременно не допускало нарушения прав его родителей. Целью усыновления являлось обеспечение детям семейного воспитания и наделение усыновителей родительскими правами и обязанностями.
И сегодня по российским законам усыновители несут ответственность за воспитание и развитие ребенка, они обязаны заботиться о его здоровье, развитии (физическом, психическом, духовном, нравственном). Подчеркнем, что преимущественным является право на воспитание усыновленного ребенка. Что и закреплено в статье 63 Семейного кодекса РФ.
В чем же заключается российская специфика усыновления как формы устройства детей в семью? Это бессрочный характер правоотношений — то есть родители и усыновленные дети связаны навсегда, как и положено родным родителям и детям. И как следствие — наличие особой правовой связи между усыновителем и усыновленным, наиболее приближенной к связи родителя и ребенка.
Тайна усыновления была и остается российской нормой. Как правило, усыновляемые дети не знают об отсутствии кровного родства с усыновителями и это сближает родство по происхождению и по усыновлению. Для обеспечения тайны усыновления предусмотрены: изменение имени, отчества, фамилии ребенка (ст. 134 СК РФ), изменение даты (ребенку до года) и места рождения усыновленного (ст. 135), запись усыновителя в качестве родителей (ст. 136).
В следующей статье мы расскажем о том, что же предлагает нам Запад в качестве широко пропагандируемых образцов «культуры усыновления».