Предыдущую статью мы завершили рассмотрением специфики немалых дополнительных инвестиций в добычу нефти на морских месторождениях, а также указанием на повышенные погодные, технологические и военно-террористические риски такой добычи.

А риски эти очень серьезные.

Так, например, в 1982 году у берегов Канады в результате сильнейшего урагана перевернулась и затонула американская платформа Ocean Ranger. Никого из 84 человек, находившихся на платформе, спасти не удалось.

Знаменитый ураган «Катрин» в 2005 году сильно повредил или уничтожил треть морских нефтяных платформ, работавших в Мексиканском заливе.

Кроме того, нефтяные платформы взрывоопасны и пожароопасны. Например, хорошо известны печальные последствия пожара в 2001 г. на крупнейшей на тот момент бразильской платформе Р-56. В ходе пожара и взрывов погибли 10 нефтяников, произошел существенный разлив нефти, платформа затонула. А взрыв и пожар на платформе Deepwater Horizon корпорации ВР в Мексиканском заливе в 2010 г. привел не только к тому, что платформа затонула, но и к гибели 11 нефтяников, разливу около 5 млн баррелей (более 600 тыс. тонн) нефти и гигантской экологической катастрофе.

Наконец, не редкость и террористические атаки на морские нефтяные платформы. На рубеже XXI века на платформы в Гвинейском заливе неоднократно нападали нигерийские террористы.

Известны попытки террористических нападений на платформы в Южно-Китайском море и Персидском заливе.

В июле 2011 г., на фоне расследования дела о терактах Андерса Брейвика, норвежская полиция объявила о передаче в суд дела о террористическом заговоре исламистов, планировавших взрыв на одной из крупнейших нефтяных платформ в Северном море.

Потому даже самые мощные нефтедобывающие корпорации идут на огромные (и долго окупающиеся) инвестиции в морскую разработку нефти только в тех случаях, когда осваивают крупное месторождение. Однако себестоимость добываемой нефти, с учетом названных выше специфических «морских» капиталовложений, не может быть низкой. И, соответственно, прогнозы долгосрочного снижения цен на нефть приводят к сокращению числа крупных проектов шельфовой нефтедобычи.

Поскольку американская «сланцевая нефть» сегодня у всех на слуху как чуть ли не главный фактор глобальной трансформации мировых нефтяных (и вообще энергетических) рынков, ее стоит рассмотреть подробнее.

У добычи нефти из слабопроницаемых пород (глинистых и битуминозных сланцев и песчаников, трещиноватых известняков и доломитов и т. п., которые часто для упрощения все вместе называют сланцами) — своя непростая специфика.

Как я уже объяснял ранее в нашей газете, просто пробурив скважину, из таких пород нефть не получить.

Нужно, во-первых, резко увеличить площадь соприкосновения скважины с породами. То есть длину скважины в продуктивном нефтеносном (или газоносном, технология примерно одинаковая) пласте, который в США называют «плеем». И нужно, во-вторых, резко увеличить проницаемость плея вдоль скважины. То есть создать широкие поры, которые позволят нефти, накопленной в тонких порах пласта, либо под пластовым давлением, «самотеком», либо за счет откачки (снижения давления в скважине), пойти на поверхность.

Для увеличения площади соприкосновения скважины с плеем используется направленное бурение вдоль него. То есть пробурив вертикальную скважину до середины плея, ее затем направляют горизонтально или наклонно. Причем если пять-семь лет назад типовая длина скважины в плее составляла первые сотни метров, то сейчас некоторые такие скважины уже бурят длиной до 3–4 километров. Кроме того, в последнее время с целью максимального использования одной вертикальной скважины всё чаще из нее бурят несколько горизонтальных скважин в разных направлениях (кустовое, или веерное, бурение).

Такое бурение стоит очень недешево даже с использованием разработанных в США весьма совершенных технологий. Так, на одном из крупнейших «сланцевых» месторождений, Bakken на границе США и Канады, стоимость бурения одной скважины (без «кустовых» дополнений) составляет $6–8 млн. Причем специфика сланцевых месторождений заключается в том, что скважин нужно бурить очень много. Почему — обсудим чуть ниже.

После того, как скважина в плее пробурена, в ней делают так называемый фрекинг, то есть гидравлический разрыв порового пространства нефтеносного плея. Для этого в скважину закачивают под давлением специальный водный раствор, содержащий пропант — смесь песка или искусственно изготовленных гранул определенного размера со множеством химических добавок (1–2 % от объема воды).

В эти добавки, состав которых производители пропанта детально не раскрывают, ссылаясь на коммерческую тайну, входят кислота для растворения связующего (чаще известкового)«цемента» горной породы, клеящие вещества для закрепления песчаных гранул в трещинах гидроразорванного пласта, добавки, обеспечивающие нужную степень вязкости смеси для гидроразрыва, и т. д.

Причем эти вещества не только в большинстве своем ядовиты. Они, как и специально подобранный песок или искусственные гранулы для гидроразрыва, недешевы. И потому стоимость фрекинга достигает 25–35 % стоимости подготовленной к эксплуатации скважины, и такая скважина обходится в $8–11 млн.

В США — и благодаря «природному подарку» в виде наличия крупных нефтеносных структур на территории, и благодаря современным геофизическим методам исследований глубоко залегающих пород — выявлено много сланцевых нефтяных и газовых месторождений. Которые, в ходе освоения технологий направленного бурения и фрекинга, начали интенсивно разрабатываться и давать Америке весьма существенный прирост добычи нефти.

Отметим, что хотя этот процесс активно пошел уже в «эпоху Обамы», поначалу он его администрацией не поддерживался.

Политико-стратегическое отступление

Обама пришел на президентский пост на фоне падения собственной американской нефтедобычи. К 2008 г. она с пикового уровня 1985 г. в 9 млн баррелей в день снизилась до исторического минимума примерно в 5 млн баррелей в день. Налицо были прогнозы усугубления этой тенденции и, соответственно, риски роста зависимости Америки от импорта нефти. Исходя из энергетической стратегии США (поддержанной обеими главными партиями страны — и республиканцами, и демократами), Обама считал задачу максимального обеспечения «энергетической независимости» Америки одним из главных приоритетов своей политики.

Однако Обама, в соответствии с давней стратегией демпартии, разработанной еще при Клинтоне Альбертом Гором, заявил лозунг обеспечения энергобезопасности США прежде всего за счет «альтернативной», так называемой «зеленой» энергетики. И выступал как за ужесточение для нефтяников «экологических» требований, так и за введение соответствующих ограничений на разработку нефтегазовых, в том числе сланцевых, месторождений.

Это был «партийный консенсус». Представители демпартии заявляли, что к 2035 г. 80 % электрогенерации в США должны обеспечивать экологически чистые технологии, в первую очередь ветер и солнце. В связи с этим администрация Обамы намеревалась за 10 лет резко сократить налоговые льготы для нефтяников и газовиков, но сохранить или даже расширить льготы для компаний так называемой возобновляемой энергетики.

Однако после того, как нефтяники и газовики (а это в основном оппоненты Обамы из республиканской партии) предъявили успешные результаты сланцевой добычи, Обама поменял политику. Сначала он объявил газовую электрогенерацию важным фактором сравнительно экологически чистого перехода к энергетике возобновляемых источников, а затем отказался от давления на Конгресс в направлении лишения нефтегазовой отрасли налоговых льгот.

В результате, несмотря на нарастающие протесты экологов, сланцевая нефтедобыча в США бурно развивалась, причем получая существенные налоговые льготы по сравнению с добычей из традиционных и морских месторождений (в частности, на «сланце» самые большие затраты — на бурение — не облагаются налогом). И, кроме того, в отличие от традиционных и морских месторождений, «сланцы» разрабатываются практически без серьезного экологического контроля. Реально вопрос экологического ущерба от сланцевой добычи в США ставится в единственном случае: при подаче исков в суд пострадавшими владельцами земли, на которой велась добыча, или их соседями.

Экологические риски сланцевой добычи

Таких исков уже немало. Поскольку, во-первых, при сланцевой добыче, как я уже сказал, бурится особенно много скважин. В результате аварийные прорывы смеси для гидроразрыва на поверхность по стволу скважины на «сланцах» случаются чаще, чем на традиционных нефтяных месторождениях. К тому же и то, что прорывается из сланцевых скважин на поверхность, гораздо опаснее, чем на традиционных месторождениях. Поскольку это не только кислота и ядовитые спецхимикаты, но и пластовый метан и, кроме того, еще и вещества с повышенной радиоактивностью.

Как я уже писал в нашей газете ранее, органическое вещество нефтяных «сланцев», как правило, за миллионы лет формирования осаждает на себе из природных вод большое количество радиоактивных элементов, которые растворяются кислотой пропанта и могут при авариях выходить на поверхность. В их числе опасный продукт радиоактивного распада — газ радон, попадание значительных количеств которого в легкие человека часто приводит к злокачественным опухолям.

Кроме того, в районах активной сланцевой добычи геофизики отмечают возникновение аномальной сейсмичности. Так, в штате Оклахома, где разрабатываются крупные сланцевые месторождения «Кушинг», «Вудфорд» и др., сейсмичность после начала их разработки начала расти с каждым месяцем. Сейчас здесь в зонах добычи нефти нередко в одну неделю фиксируется несколько землетрясений магнитудой выше 3 баллов.

В марте нынешнего года администрация Обамы начала новую экологическую атаку на сланцевую добычу. Бюро по управлению землями администрации США объявило новые правила регулирования сланцевой добычи на землях, находящихся в федеральной собственности. Правила регулируют бурение скважин, отведение и очистку сточных вод, а также раскрытие данных о химическом составе используемого пропанта, и пока касаются только государственных земель (на которых, отмечу, уже пробурено около 100 тысяч нефтяных и газовых скважин). Далее планировалось сделать эти правила образцом для тех административных регуляторов во всех штатах, которые контролируют нефтегазовую промышленность на частных землях.

Однако Федеральный судья штата Вайоминг наложил запрет на использование этих правил даже на государственных землях. Почему? На том основании, что «Конгресс не предоставил необходимых полномочий Бюро по управлению землями для регулирования процесса гидроразрыва пласта. Согласно нашей конституции, только решением Конгресса США Бюро по управлению землями может получить подобные полномочия».

А поскольку у Обамы позиции в Конгрессе слабые (республиканское большинство, связанное с нефтяниками, резко против новых правил), понятно, что на поддержку Конгресса по этому вопросу президенту рассчитывать не стоит.

То есть Обама этот «экологический бой» с нефтяниками проиграл. И разработка «сланцев» — пока — продолжается и на государственных, и на частных землях с большими налоговыми преференциями и без экологического контроля.

И, признаем, с очень крупными коммерческими результатами.

Успехи и проблемы американской «сланцевой» нефти

С 2008-го по 2015 год суммарная нефтедобыча в США выросла с 5 млн баррелей в день до 9,6 млн баррелей в день, причем на фоне падения производства нефти на традиционных месторождениях. Весной 2015 г. доля «сланца» в американской нефтедобыче оценивалась более чем в 50 % — примерно в 5 млн баррелей в день.

Этот высокий уровень добычи устойчиво держался, несмотря на падение мировых цен на нефть ниже 50 долл./барр. А также несмотря на множество доказательных сообщений о том, что средний ценовый уровень минимальной рентабельности сланцевой добычи нефти — 65–75 долл./барр.

Почему так происходит?

Причин несколько.

Во-первых, большинство добывающих компаний, особенно крупных и средних, захеджировали (то есть застраховали) свои риски снижения цен на нефть кто на полгода-год, а кто и на два года, причем на ценовых уровнях 85–95 долл./барр. — то есть обзавелись «длинными» фьючерсными контрактами на поставки своей нефти по старой высокой цене. Но сейчас всё больше таких контрактов завершается, а в новых хеджевых контрактах речь идет уже о ценовых уровнях ниже 40 долл./барр.

Во-вторых, «сланцевые» компании до недавних пор показывали гигантские запасы своих месторождений, что являлось основанием и для получения этими компаниями очередных крупных банковских кредитов, и для торговли своими облигациями на фондовом рынке. А без постоянного денежного потока «на сланце» работать просто невозможно — нужно постоянно и много бурить, а также делать фрекинг. То есть приходится держать при себе специализированную буровую/сервисную компанию.

Но с доказанными запасами у очень многих компаний сейчас большая проблема. Дело в том, что еще с 2009 г. нефтяные компании, «опьяненные» огромными масштабами предполагаемых резервов (не доказанных коммерческих запасов, а именно резервов) сланцевых месторождений, обнаруженных при геофизических исследованиях и разведочном бурении, начали добиваться пересмотра правил бухгалтерской отчетности по своим сланцевым месторождениям. И добились. В документах на разработку, которые компании подают по новым нормам отчетности в Комиссию по ценным бумагам и биржам США, SEC, установлено разрешение заявить о высоких коммерческих запасах нефти и поставить их на баланс компании, но с условием начать их разработку в течение пяти лет.

Однако при этом SEС ежегодно производит перерасчет рентабельности разработки месторождений на будущий год на основании усреднения помесячных данных о рыночной цене нефти за предыдущий год. И если на нынешний год «цена рентабельности» от SEС составила (из-за очень высоких цен рынка до осени 2014 г.) 95 долл./барр., то на 2016 г. она упала до 51 долл./барр. И сейчас оказывается, что многие компании, включая крупнейшие, имеют на балансе запасы, которые разрабатывать совершенно нерентабельно.

Почему их поставили на баланс — понятно. Чем больше запасы на балансе, тем дороже акции компании на бирже, тем легче торговать облигациями, и тем проще получать кредиты в банках на продолжение и наращивание добычи.

Однако теперь наступает, как говорится, «время расплаты», то есть массированного списания запасов в результате падения цен на нефть. По экспертным оценкам, Chesapeake Energy потеряет 45 % нефти на балансе (а это более 1,1 млрд барр.), Bill Barrett Corp. — 40 %, Oasis Petroleum — ровно треть балансовой нефти. Таковы проблемы у «сланцевых гигантов». Что же касается многих средних и мелких компаний, то они потеряют на балансах еще больше. С соответствующими последствиями для кредитоспособности и шансов благополучно продолжать добычу.

А кредитоспособность на «сланце» — решающий вопрос. Потому что, повторю, здесь нужно очень много бурить, на что денег от текущих продаж добытой нефти просто не хватает.

Она в том, что «сланцевые» скважины работают с высокой нефтеотдачей очень недолго.

На традиционных месторождениях на суше или в море, где нефть добывают из пластов с высокой естественной проницаемостью, типовые сроки прибыльной работы каждой скважины составляют 20–30 лет. Более того, в США сейчас еще прибыльно эксплуатируются, пусть и с небольшой нефтеотдачей продуктивного пласта в несколько баррелей в сутки, скважины, которые были пробурены и оборудованы более 100 лет назад — в начале ХХ или даже в конце XIX века!

А вот на сланце ситуация иная. Там нефтеотдача плея падает очень быстро, в среднем на 40–45 % уже за первый год работы скважины. А через 2–2,5 года уровень нефтеотдачи чаще всего опускается до 7–10 % от первоначального. И, значит, для сохранения уровня добычи нужно бурить новые и новые скважины и проводить в них фрекинг.

Но это, повторю, означает в среднем тратить на скважину 10 млн долл. А на серьезном месторождении постоянно работают (и выходят на неприемлемо мизерную добычу) сотни и тысячи таких скважин, которые, опять таки, нужно постоянно заменять на новые.

Даже при высоких ценах на нефть и большом денежном потоке от текущих продаж нефти нефтяные компании при такой финансовой нагрузке новым бурением и фрекингом без кредитов обойтись не могут. Банки до недавних пор давали им такие кредиты с удовольствием. Поскольку имели место высокие цены на нефть и большие объемы коммерческих запасов на балансах. В силу этого, акции и облигации, торговавшиеся на фондовых рынках, покупали с удовольствием.

А теперь, увы, заемные деньги оказываются под всё большим вопросом. По последним данным, совокупные долги американских сланцевых компаний превысили $180 млрд, объемы покупок их акций за полгода упали в 10–12 раз, объемы покупок облигаций — в 5–6 раз.

И этот затык в отрасли прекрасно показывает такой индикатор, как Baker Hughes, еженедельно отслеживающий в нефтяной отрасли США количество работающих буровых установок. Если в начале осени 2014 г. таких установок было 1600, то сейчас их 570, то есть почти втрое меньше.

Меня могут спросить: но почему при этом, как утверждают официальные данные американского «Управления энергетической информации», добыча нефти в США снижается очень слабо — с 9,6 млн баррелей в день в апреле 2015 г. (рекорд американской нефтедобычи за 45 лет) до 9,1 млн баррелей в день в сентябре?

Отвечаю.

Во-первых, в сланцевом сегменте отрасли добыча уже заметно снижается. И это снижение — пока — частично компенсируется лишь наращиванием добычи на новых морских платформах компаний «Шеврон» и «Роял датч шелл» в Мексиканском заливе, в которые эти компании сделали огромные инвестиции до начала кризиса нефтяных цен.

Во-вторых, что делает компания, у которой нет денег на новое бурение, но накопились большие кредитные долги? Она активнее качает нефть из уже работающих скважин, тратя деньги, вырученные от продаж, на обслуживание долгов (процентные выплаты) и, по возможности, на частичный возврат кредитов. Качает до тех пор, пока скважины дают хоть какую-то нефтеотдачу и можно продавать нефть и финансово хоть как-то «оставаться на плаву».

А еще такая компания пытается максимально «оживить» действующие скважины новыми технологическими методами.

Сейчас из таких методов особенно популярен так называемый «рефрекинг». Это повторный гидроразрыв плея, то есть закачка в скважину, теряющую эффективность, новой порции пропанта и песка. Утверждается, что этот метод хорошо «оживляет» старую скважину. Хотя он по эффективности, конечно, уступает новому бурению с новым гидроразрывом плея, но в разы дешевле.

Еще одним новым методом повышения нефтеотдачи сланцевых плеев американские нефтяники называют закачку в скважину при гидроразрыве очень больших объемов пропанта и песка. Так, в сентябре появилась информация об опробовании этого метода на некоторых скважинах месторождения «Баккен». Здесь попробовали при гидроразрыве вместо типовых 400 фунтов смеси на один погонный фут скважины в плее закачивать в 3–4 раза больше.

Утверждается, что первоначальная нефтеотдача при этом существенно повышается. Однако повышается и цена гидроразрыва. С учетом стоимости пропанта, увеличение объема закачки смеси в скважину с типичных для «Баккена» 2 тыс. тонн до 7,5 тыс. тонн повышает стоимость подготовки к добыче одной скважины примерно на $1,5–1,7 млн. Это, при нынешнем кризисном состоянии отрасли, конечно, очень существенный дополнительный расход. Кроме того, такие работы проведены недавно и в небольших объемах, и их результативность с точки зрения суммарной нефтеотдачи скважины не очевидна.

Очевидно другое — то, что в целом ряде крупнейших «сланцевых» бассейнов США началось несомненное и однозначное снижение добычи. Добыча начала падать в «Баккене», «Ниобраре», «Игл Форд», «Марселлусе». Единственный «сланцевый» бассейн, в котором добыча сохраняется на прежнем уровне и, по последним данным, даже выросла, — это «Пермский» бассейн. В этот бассейн сейчас вкладываются огромные инвестиции, на рост добычи здесь у американских сланцевиков чуть ли не главные надежды. В остальных бассейнах, за отдельными исключениями наиболее «удачных» участков, добыча падает.

Важный индикатор процесса — то обстоятельство, что США впервые после начала своего «сланцевого бума», начали наращивать нефтяной импорт. По данным Управления энергетической информации, с апреля по сентябрь 2015 г. импорт нефти в США вырос на 1,9 %.

Причем Международное энергетическое агентство (МЭА) в своих последних прогнозах подчеркивает, что наращивание морской добычи в Мексиканском заливе уже не сможет компенсировать падение добычи на «сланцах». И потому МЭА прогнозирует, что в 2016 г. американская нефтедобыча упадет до 8,7 млн барр./день, а к 2020 г., при сохранении уровня цен на нефть ниже 50 долл./барр., составит не более 7 млн барр./день.

(Продолжение следует.)