В Новгородской области с 16 по 19 сентября прошло юбилейное заседание дискуссионного клуба «Валдай», посвященное теме «Многообразие России для современного мира». Организаторы заявляли, что эксперты и высокопоставленные гости клуба обсудят такие вопросы, как «кто мы есть, кем хотим стать и кем нас хочет видеть мир».

Перед заседанием один из основателей «Валдайского клуба», политолог Сергей Караганов пояснил, что в предыдущие годы «ничего нового не создали, растеряли даже хорошее из того, что было — как из дореволюционной, так и из советской идентичности… Мы советскую идентичность потеряли, нового ничего не создали». Поскольку, говорил Караганов, «было как бы решено, что само общество, народ родит себе новую идентичность и новую идеологию».

Ну, что сказать? Забыл человек, как он проклинал советскую идентичность. Как он утверждал, что без десоветизации-десталинизации (то бишь завершения демонтажа этой идентичности) — как «без воды — и ни туды и ни сюды». Забыл, что говорил о русской идентичности, о ее связи с советской. Такие вот у нас творцы идентичности, они же кадры с партийно-комитетским прошлым, они же глобально ориентированная элита. Они же творцы нового человека.

Кстати, о новом человеке. Что такое «новый русский», которого противопоставили отвратительному «совку», то бишь обладателю советской идентичности? Это ведь тоже новый человек своего рода, не правда ли? Но вернемся к Караганову.

Отрясая со своих ног прах прежнего «бездумья», к которому он, разумеется, никакого отношения не имеет, Караганов в числе первоочередных мер теперь предлагает следующее: «Главное, что нужно делать, — это вкладывать в человека, в его образование, здоровье, в его активность, патриотизм… Россиянин впервые за историю нашей страны должен стать центром национальной стратегии и стать национальной идеей… Государство теперь уже не сможет выжить без качественного человека — это совершенно очевидно».

Как мы видим, и впрямь в своих амбициях организаторы «Валдая» рассчитывают, что в течение нескольких лет им удастся вырастить сообщество неких — уже не просто новорусских, а совсем новых русских людей. Сообщество, которое, сформировавшись, выработает и предложит и национальную идеологию, и аж некую новую идентичность. То бишь займется строительством нового теперь уже постпостсоветского человека.

Но что же такое «новый человек»? И какие исторические прецеденты этого понятия нам известны?

В социологическом словаре читаем: «Новый человек — важнейшая идея всякого нового движения, претендующего на овладение массами, например христианства. Для достижения этой цели используется воспитание, образование, административное давление вплоть до террора. Однако сама эта деятельность может стать фактором дискомфортного состояния, что, в свою очередь, способно сокрушить слой людей, которые несут идею нового человека».

И действительно, разговоры о новом человеке всегда возникали в переломные времена.

В начале нашей эры апостол Павел учил, что христианину нужно «совлечься ветхого человека» и «облечься в нового человека, созданного по Богу».

Философы Возрождения употребляли понятие «новый человек», чтобы отделить себя от средневекового человека, и опираться только на совершенную, по их мнению, античность.

О создании справедливых обществ новых людей мечтали многие философы и мыслители.

Томас Мор (1478–1535) в своем знаменитом произведении «Утопия» впервые в истории человечества изобразил общество новых людей. Общество, в котором отсутствует частная собственность и введено не только равенство потребления, но обобществлены производство и быт.

Томмазо Кампанелла (1568–1639) в своей книге «Город Солнца», продолжает идеи Мора и опять же описывает идеальное общество новых людей, где трудятся все и где нет места «праздным негодяям и тунеядцам». То бишь «старым» людям.

На создание нового человека претендовала и Великая французская революция, приняв Декларацию прав человека и гражданина, и провозгласив «свободу, равенство, братство».

Знаменитый французский мыслитель Сен-Симон (1760–1825) мечтал о превращении современного ему несовершенного общества в общество новых людей, представляющее собой всеобщую трудовую ассоциацию. Новые люди Сен-Симона должны были действовать на основе обязательного для всех труда, на основе равных для всех возможностей, на основе распределения «по способностям» и так далее.

Короче, каждая великая революция имеет претензию на создание нового человека. Но только большевикам после победы в 1917 удалось реализовать эти замыслы. Их практическая работа по созданию нового человека отличалась от всех предыдущих претензий своей продуманностью и системностью.

Необходимо отметить, что в русской культуре образ «нового человека» начал обсуждаться еще в XIX веке, задолго до Октябрьской революции.

После отмены крепостного права в России вырос слой образованных людей, которые жили на доходы от личных занятий. Это были врачи, учителя, инженеры и др., их называли разночинцами. В XIX веке название «разночинец» было синонимом слова интеллигенция.

В художественной литературе разночинцы часто противопоставлялись дворянам. Разночинцы предъявляли себя не только новым социальным слоем, не только носителями новой идеологии — прогрессивной и часто революционной — но и новыми людьми. Да-да, именно новыми людьми.

Одним из первых ярких описаний в русской литературе этого разночинного, протобольшевистского нового человека стал роман И. С. Тургенева «Отцы и дети».

Знаменитый публицист и литературный критик Д. И. Писарев (1840–1868) писал о «новых людях» Тургенева: «Все наше молодое поколение со своими стремлениями и идеями может узнать себя в действующих лицах этого романа. … человек дела, будь он медик, ремесленник, педагог, даже литератор, чувствует естественное, непреодолимое отвращение к фразистости, к трате слов, к сладким мыслям, к сентиментальным стремлениям…»

Вскоре появились и другие произведения русских писателей — именно о новых людях. О них и только о них.

Многие, наверно, и сейчас помнят обязательный для советского школьника роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?». Но вряд ли даже тот, кто помнит этот роман, с ходу скажет, каков его подзаголовок. Между тем, он крайне важен для понимания всего того, что мы обсуждаем. Итак, роман «Что делать?» Чернышевского, написанный в 1862–1863 гг., имел следующий подзаголовок: «Из рассказов о новых людях». Чуете, какой замах? «Он всего меня перепахал», — сказал Ленин о Чернышевском. И это, между прочим, тоже сказано о новых людях.

На образах этих новых людей (Рахметова и других) воспитывалось не одно поколение революционеров.

Чернышевский описал сразу несколько героев — «новых людей России». Это и Вера Павловна, и Кирсанов, и Лопухов. И среди них совершенно новый, нетипичный для русской литературы герой — Рахметов. Снова дадим слово Писареву: «…Чернышевский выводит на сцену титаническую фигуру Рахметова, которого он сам признает необыкновенным и называет «особенным человеком» …такие люди, как Рахметов, только тогда и там бывают в своей сфере и на своем месте, когда и где они могут быть историческими деятелями… они любят всех людей, страдают от каждой несправедливости, переживают в собственной душе великое горе миллионов и отдают на исцеление этого горя все, что могут отдать».

Эти образы новых людей были до того притягательны, что многие потомки богатых русских семейств под влиянием «новых идей нового времени» бросились в революцию с мечтою о новой жизни, о счастье для народа и бесстрашно умирали в тюрьмах и на виселице. В нашей памяти, и не только в литературной, сохранились имена жертвенных героев того времени — Софьи Перовской, Андрея Желябова и многих других.

Недаром в 1878 году Тургенев пишет свое знаменитое стихотворение в прозе — «Порог». Поводом к его написанию послужил суд над народницей (членом группы «Земля и воля») Верой Засулич, стрелявшей в 1878 г. в петербургского градоначальника Ф. Трепова.

«Я вижу громадное здание.

В передней стене узкая дверь раскрыта настежь, за дверью — угрюмая мгла. Перед высоким порогом стоит девушка... Русская девушка. Морозом дышит та непроглядная мгла, и вместе с леденящей струей выносится из глубины здания медленный, глухой голос.

– О ты, что желаешь переступить этот порог,– знаешь ли ты, что тебя ожидает?

– Знаю, — отвечает девушка.

– Холод, голод, ненависть, насмешка, презрение, обида, тюрьма, болезнь и самая смерть?

– Знаю.

– Отчуждение полное, одиночество?

– Знаю. Я готова. Я перенесу все страдания, все удары.

– Не только от врагов — но и от родных, от друзей?

– Да... и от них.

– Хорошо... Ты готова на жертву?

– Да.

– На безымянную жертву? Ты погибнешь — и никто... никто не будет даже знать, чью память почтить!

– Мне не нужно ни благодарности, ни сожаления. Мне не нужно имени.

– Готова ли ты на преступление?

Девушка потупила голову.

– И на преступление готова.

Голос не тотчас возобновил свои вопросы. Знаешь ли ты,– заговорил он, наконец, — что ты можешь разувериться в том, чему веришь теперь, можешь понять, что обманулась и даром погубила свою молодую жизнь?

– Знаю и это. И все-таки я хочу войти.

– Войди!

Девушка перешагнула порог — и тяжелая завеса упала за нею.

– Дура!– проскрежетал кто-то сзади.

– Святая! — принеслось откуда-то в ответ».

Не отрицая огромной роли литературных произведений прошлого в воспитании нового человека, большевики стали создавать нормы и образцы для человека советского общества. В трудах известных политических деятелей того времени — А. В. Луначарского, Л. Д. Троцкого, А. А. Богданова формировалась концепция «нового человека», в которой они уделяли большое внимание не только духовной сфере деятельности человека — культуре, искусству, морали, но и обращали особое внимание на трудовое воспитание.

В работе «Культурные задачи рабочего класса», вышедшей незадолго до Октября 1917 года. А. В. Луначарский писал: «…Уже теперь, в подвале капиталистического дворца, рабочий класс начинает ковать свою культуру: прежде всего — культуру–меч, культуру борьбы против угнетателей, а потом также культуру–мечту, культуру — цель своих стремлений, свой классовый идеал правды и красоты».

После победы революции Луначарский был назначен на пост Народного комиссара просвещения страны. Вместе с Н. К. Крупской, М. Н. Покровским и другими единомышленниками он разрабатывает общую стратегию советской школы, советский культурно-образовательный проект и проект построения нового человека.

Ничего антигуманистического и противоречащего тысячелетним традициям в этом, как мы видим, не было. А было в этом совсем другое. Прорыв в новизну с опорой на традицию.

Одним из важнейших направлений действий в области просвещения и культуры была объявлена работа по ликвидации неграмотности населения, поскольку в то время почти 80 % всего взрослого населения России не умели ни читать, ни писать.

В опубликованных 16 октября 1918 г. «Основных принципах единой трудовой школы» предлагалось положить «принцип организации учебного материала на основе общественно-трудовой деятельности».

Ликвидировались все типы школ, на их месте создавалась «единая трудовая школа» из двух ступеней (со сроком обучения пять лет и четыре года), детсад для детей 6-8 лет. Школа объявлялась светской, плата за обучение отменялась.

Основной целью новой школы объявлялось обеспечение населения средним или высшим профессиональным образованием, необходимым в условиях ускоренной индустриализации страны.

Крупская была убеждена, что совместная работа в школе будет воспитывать нового человека, с новыми качествами «...Школа должна учить ребят объединяться… Товарищеская спайка, привычка действовать коллективно создает новых людей — ребят с коллективистическими переживаниями, с коллективистической мыслью...»

Но, говоря о самоотверженной работе, о страсти большевиков к созданию и воспитанию нового человека, мы не можем пройти мимо такого грандиозного явления в истории нашей страны, как Пролеткульт.

О целях, задачах и основных достижениях Пролеткульта мы расскажем в следующих статьях.