На зимнюю сессию Школы высших смыслов приехали, в числе прочих учащихся, и представители отряда «Суть времени», воюющего в Донецке против бандеровской хунты. Сессия открылась показом фильма о том, как воюет отряд. По окончании фильма зал встал. Пятьсот учащихся бесконечно долго аплодировали своим товарищам из отряда.
Когда аплодисменты стихли, я спросил собравшихся: «Понимаете ли вы по-настоящему, каждой клеточкой своего тела, что такое «не понарошку»? Или это для вас — все-таки из разряда вымысла, над которым обливаются слезами, а облившись, награждают аплодисментами? Так ощутите же до конца, что там всё не понарошку. Там не понарошку гибнут, не понарошку уничтожают бронетехнику противника, не понарошку стреляют во врагов, не понарошку мерзнут, лечатся от ран и контузий. Ощутите это немедленно — потом будет поздно. Перейдите на эти рельсы «не понарошку». Иначе вы оскорбите и самих себя, и предков, и тех, кто теперь воюет и погибает теперь».
То, что говорилось тогда, слушал и координатор донецкой «Сути времени» Игорь Юдин, студент Школы высших смыслов и боец отряда «Сути времени» с позывным «Болгарин». Игорь Васильевич Юдин. Он погиб в субботу, 17 января 2015 года, в бою за аэропорт. Ему было 28 лет...
А летом прошлого года, когда в Донецке всё только разгоралось, он был на встрече в Ростове, где я настоятельно спрашивал украинских сутевцев: «Вы хотите сражаться с бандеровцами в Донецке? Да или нет? Только не притворяйтесь, не красуйтесь, война — страшное дело, скажите себе правду. Война — это ведь не понарошку. На ней калечат и убивают. Я вам не только ничего не навязываю, я в высшей степени вас пойму, если вы проявите сдержанность в вопросе об участии в войне с бандеровцами».
Не понарошку сказали «да» и стали воевать такие, как Игорь.
17 января Игорь-Болгарин погиб в бою за донецкий аэропорт.
А еще погиб Пятница — Евгений Константинович Красношеин, вступивший в «Суть времени» в Санкт-Петербурге и ушедший оттуда воевать в наш отряд.
А еще погиб Белка — Евгений Сергеевич Беляков, житель города Славянска, ставший сутевцем уже в ходе боевых действий.
О тяжелораненых, включая совсем тяжелых, а также о просто раненых и контуженных я говорить не буду. Я только о тех, кого уже с нами нет. И кто задолго до геройской смерти сделал решающий шаг и перешел с территории игры на территорию подвига, решив, что всё будет не понарошку.
Еще не зная, что Игорь вскоре покинет нас, я яростно требовал на зимней сессии, чтобы хотя бы все студенты Школы высших смыслов (а лучше бы — и все сутевцы) стали... нет, не воевать в Донбассе, а просто воевать, оказавшись тем самым в одном строю с теми, кто в Донбассе. Потому что и впрямь война именно такова, как это изложено в учебниках Школы высших смыслов. И воюют все — на разных фронтах.
Да вот беда — очень трудно взять и начать воевать, то есть открыть новую страницу жизни, решив, что впредь всё будет «не понарошку». Намного проще притвориться, что ты воюешь, начать кривляться на военный манер, начать болтать о долге, призванности, служении, миссии, подвиге, подлинности...
Для меня и Игорь, и оба Евгения всегда будут сидеть в лекционном зале и слушать лекции. И я не хочу оскорблять их тени присутствием других — тех, которые хоть в малой степени капризничают, кривляются, имитируют деятельность, халтурят или просто не выкладываются до конца. Тех, кто скажет, что он «не понарошку», и соврет в этом.
Пусть эти другие хоть на немного отойдут в сторону. Сами отойдут. По-доброму. Мы готовы проявлять по отношению к ним и деликатность, и дружелюбие. Мы благодарны им за драгоценный вклад, который они вносят в общее дело. Мы понимаем, что им по тем или иным причинам пока что это «не понарошку» не по плечу. Но пусть они всего лишь признают это. И не оскорбляют своей несерьезностью тени погибших.
Потому что, дорогие наши сторонники и сочувствующие, война стремительно приближается к городам и весям России. Она напоминает огромную и ужасно медленно наползающую на жителей острова волну гигантского цунами. Жители знают, что им негде спасаться. Они ложатся спать, встают и видят, что волна чуть-чуть приблизилась и стала еще чуть-чуть более мощной. Немного порассуждав, что она, возможно, рассосется сама собой, а также послушав мудрые речи о том, что вот-вот прилетят спасатели, жители начинают заниматься обычными делами, а перед закатом солнца выглядывают в окно. Видят, что волна еще немного приблизилась. И ложатся спать.
Цунами — и полусон в ожидании его пришествия...
После августа 1991 года горстка моих соратников решила выстаивать в новой реальности, ускоренно учиться новым профессиям, переводить себя в новый мобилизационный режим, отбивать атаки ненавидящей нас власти и криминала. Приняв такое решение, мы стали действовать. Но это действие поначалу было неполноценным, потому что над нами довлело ощущение кошмарного сна наяву с надвигающимся цунами. Оно надвигается, как во сне... Ты движешься, как во сне... И понимаешь, что горстка людей ничего не может поделать с цунами. И потому все ее успехи в деле освоения новых профессий и выстаивания в новых условиях гроша ломаного не стоят. Потому что придет цунами и накроет нас, так героически столь многому научившихся.
Пока реальность является для тебя всего лишь страшным сном наяву, в котором цунами медленно приближается, пока ты не можешь пробудиться от этого сна наяву, всё бессмысленно. И всё «понарошку».
Но потом нам удалось пробудиться. А пробудившиеся люди знают, как преодолевать ощущение собственной индивидуальной малости, на которую наползают колоссальные массы особой воды небытия. Превосходство в массе может победить только превосходство в плотности — человечество осознало это еще в древнейшие времена. И, именно осознав это, оно стало собой, то бишь человечеством.
Когда люди, собранные в относительно малую группу, каковой по отношению к стране является «Суть времени» и каковой тем более были мои соратники по ЭТЦ в 1991 году, осуществляют мистерию особого сжатия, они превращаются из хорошо простроенной группы в группу плотную. А из группы плотной — в группу сверхплотную.
Но это превращение начинается только после пробуждения. А пробуждение требует острого осознания нетерпимости малейшего «понарошку» в новых условиях. Например, в условиях, когда сутевцы уже воюют в Донбассе. Даже сутевцам все эти условия очень трудно примерить на себя по принципу «не понарошку». А большинству граждан России — тем более. Они-то уж точно на себя это не примерят, если им не помогут сутевцы. Но пусть сутевцы сначала помогут самим себе. И тогда, возможно, возникнет искомая плотность и сверхплотность. А внутри этой сверхплотности — опять же, возможно — возникнет энергия, излучение которой рассеет цунами. Всё это, конечно же, из сферы возможного.
Но если не возникнет искомого «не понарошку», если, возникнув, оно не пробудит до конца... И если у не пробудившихся до конца не возникнет ни искомой сверхплотности, ни спасительной энергийности, порождаемой этой самой сверхплотностью... Что ж, тогда исчезнут все «возможно», о которых я говорил. И цунами накроет всех с той унизительной неумолимостью, о которой Платонов, описывая человеческое фиаско своего героя, сказал: «Маевский застрелился в поезде, и отчаяние его было так велико, что он умер раньше своего выстрела». Тут дело не в том, что Маевский застрелился. Дело в отчаянии, которое овладело им в момент, когда он понял, что не может «не понарошку».
Наши товарищи вели многочасовой бой в окружении, они сражались до конца, несмотря на ранения и гибель товарищей, они выстояли и отбили все атаки противника. Враг не прорвался в Донецк. Они так сражались и победили потому, что поверили всерьез — в войну, в свой долг, в необходимость стоять до конца, в своих товарищей, так же всерьез отбивавших врага на других рубежах.
Они поверили в то, что можно «не понарошку». И потому даже в момент, когда прозвучал их последний выстрел, они жили. И после этого выстрела жили. Тот, кто не смог «не понарошку», всегда паскудно помирает раньше выстрела под названием смерть. А тот, кто может «не понарошку», живет после этого выстрела. Это не патетика, это правда.
Живя «не понарошку», наши товарищи говорили —
До встречи в СССР!