Нельзя не признать, что научная деятельность бессмысленна, если она не претворяется в практику, не ведет от нового понимания законов природы и общества к новому качеству экономической, социальной, культурной жизни.

При этом есть сферы, где связь между наукой и практикой обычно наиболее очевидна и несомненна. И, конечно же, властный и общественный запрос на науку — стратегические проекты военного назначения. Это такой «запрос на науку», на который государственная власть — как правило, с согласия общества, но иногда и без его ведома — почти всегда не жалела денег и сил.

А как обстоит дело в мире с другим — не столь стратегическим, и потому «экономически скупым» — запросом на науку?

Общее управление развитием и поддержкой национального научно-технологического комплекса

Генеральным фактором мотивации научных исследований является запрос на такие исследования со стороны общества и государства (власти). Причем власть (и в демократическом, и в авторитарном государстве), по возможности, всегда предъявляет свой запрос «на науку» как концентрированный и обоснованный общественный запрос.

Далее власть оформляет серьезность этого запроса в виде государственного бюджета, в котором прописываются финансирование научных исследований и главные приоритеты этого финансирования. И, наконец, опять-таки власть создает и поддерживает систему институтов управления развитием НИР и НИОКР, способную обеспечить реализацию объявленных научно-технологических приоритетов.

Таким образом, в любой социально-государственной системе (рыночной или административно-командной) главный импульс развития современной научно-технологической индустрии по факту исходит от власти. А поскольку научно-развитых стран с полностью административно-командными системами на планете сейчас не осталось (Китай таковой уже не является), обратимся к опыту управления наукой в развитых «рыночных» странах. И начнем с безусловного лидера в этой сфере — США.

В США активная роль государства в определении научных приоритетов для бизнеса прослеживается со времен поиска выходов из Великой депрессии во время президентства Франклина Делано Рузвельта. Именно тогда был создан первый американский стратегический государственный научно-технологический проект под названием «Администрация долины Теннесси», к которому широко привлекался, в том числе, средний и малый бизнес.

Отметим, что впоследствии не только схемы управления, но и управленческие и научные кадры проекта «Теннесси» в значительной части «перетекли» в стратегические Манхэттенский ядерный проект и ракетный проект. Именно в этих проектах был наработан успешный опыт «периферийного» привлечения малых и средних частных корпораций к решению отдельных научно-технологических задач общего (причем совершенно секретного) проекта. И в этих же проектах нарабатывался и опыт объединения усилий фундаментальной (и в государственных лабораториях, и в университетах) науки — с наукой прикладной, а также с опытно-конструкторскими разработками и выводом их результатов в широкое коммерческое использование.

В этих «больших проектах» создавалась, испытывалась, модифицировалась американская система государственного управления научно-технологическими исследованиями за счет адресного мотивирования ученых, а также разноплановых крупных, средних и малых компаний и поощрением исследований, и спросом на производимый научно-технологический продукт. Та система, которая с частными изменениями существует и работает поныне. И на которую возлагаются надежды по части скорого достижения в США преобладания инновационной «экономики знаний».

В США стратегические решения по государственной научно-технологической политике разрабатываются совместными усилиями таких правительственных организаций, как Национальный совет по науке и технологиям, Национальный экономический совет, Совет экономических консультантов, Совет по устойчивому развитию. В указанные Советы входит, помимо высоких чиновников, «цвет» американской фундаментальной и прикладной науки. Кроме того, в ходе разработки этих стратегических решений проводятся консультации с учеными и экспертами из ведущих университетов. Затем принятые стратегические «научно-технологические» решения утверждаются Президентом и далее служат основой законопроектов, вносимых в Конгресс.

Есть ли подобная практика принятия стратегических решений по науке и технологиям у нас в России? Увы, в СССР она была, а в постсоветское время исчезла. Ведь очевидно же, что принимаемые у нас программы вроде документов «Центра стратегических разработок» — это совсем другое. А песок — плохая замена овсу…

Возвращаясь к США, укажем, что примером итогового стратегического законодательного решения «по науке» является принятая в 1993 г. Национальная программа «Технологии для экономического роста Америки». В ней четко прописан комплекс мер по научному развитию в стране: от бюджетной поддержки фундаментальной науки и наиболее приоритетных крупных НИОКР — до государственных мероприятий по повышению технологического уровня массового производства.

В этой же Национальной программе объявлены основные приоритеты для развития «экономики знаний», в числе которых оказались широкая интеграция оборонных и гражданских производств, создание инфраструктуры XXI века, система мер по поддержке коммерциализации новых технологий, массовое формирование «нового работника» для «экономики знаний», улучшение делового климата для «экономики знаний» за счет создания системы поощрения инноваций.

Это, так сказать, «высший уровень» мотивационных сигналов для науки и бизнеса. Они понимают, что в названные приоритеты будут направлены большие государственные деньги. И, значит, будет высокий и хорошо оплаченный спрос на их научно-технологические возможности и потенциал. То есть и научные организации, и бизнес-корпорации могут приступать к долгосрочному планированию и подготовке своей работы по каким-либо из приоритетных направлений. Приступать с четким пониманием того, что результат будет востребован и научно-технологические затраты окупятся.

Вновь вопрос: существуют ли мотивационные сигналы такого уровня и ответственности в России, для российской фундаментальной и прикладной науки и российского бизнеса? И снова приходится ответить, что не существуют.

На следующем уровне разработку и внедрение научно-технологических инноваций в США координирует и контролирует особый центр управления целевыми государственно-корпоративными программами при Министерстве торговли. Это крупное и очень влиятельное государственное ведомство, которое называется Администрация по технологиям, обеспечивает реализацию тех мер поддержки научно-технологических разработок, которые прописаны в Национальной программе.

От идеи — к коммерческому продукту

А в число таких мер входит немало серьезных экономических преференций. В том числе, льготное кредитование и частичное бюджетное финансирование научных программ корпораций; льготное (или даже бесплатное) предоставление корпорациям для НИОКР государственного имущества, земельных участков, общественной инфраструктуры. А также право корпораций включать затраты на НИОКР в себестоимость продукции, право списывать научное оборудование по повышенным нормам амортизации (то есть быстро обновлять такое оборудование), плюс адресные налоговые льготы для инновационных проектов. Аналогичные системы льгот предусматриваются и для исследовательских и научно-технологических подразделений американских университетов.

Опять вопрос: есть ли что-нибудь подобное у нас в России? И вновь ответ — нет.

Перечислять то, что делается в США для мотивации научно-технологический сферы, можно долго.

В частности, в рамках сращивания военных (в основном секретных) и гражданских исследований в Америке были приняты закон Бейха-Доула об условиях передачи корпорациям и университетам права на коммерческое использование государственных патентов, а также закон Стивенсона-Уайдлера о передаче технологий из государственных лабораторий (тех самых гигантов вроде Лос-Аламоса и Ливермора) в промышленность.

В частности, в США существуют целевая государственная программа SBIR (финансовая поддержки научных исследований малого высокотехнологичного бизнеса), а также государственно-корпоративные программы «Передовые технологии» (адресное финансирование экономически высокорисковых долгосрочных научно-технологических проектов) и «Партнерство в расширении производства» (для технологической и финансовой поддержки модернизации основных средств в малых и средних компаниях).

И все эти, а также другие многочисленные (государственные и частные) целевые программы в виде грантовых фондов — призваны как обеспечить финансирование фундаментальных и прикладных НИР, так и инициировать быстрое прохождение пути от полученного фундаментальной или прикладной наукой первичного результата (научной идеи) до высокотехнологичного коммерческого продукта.

В других научно и технологически развитых странах система обеспечения научно-инновационной сферы организуется иначе, но неизменно присутствует и работает очень активно.

Так, в Германии фундаментальные научные исследования также финансируются в основном из федерального бюджета и бюджетов земель. Кроме того, в Германии, помимо принимаемых на федеральном уровне программ научно-технологического развития, в каждой из земель Федерации давно созданы (причем по государственным директивам) так называемые медиаторные компании. Которые включают крупных ученых, экономистов, инженеров и заняты следующим.

Они отслеживают появление в государственных и университетских научных центрах и лабораториях новых крупных научных идей, оценивают перспективы воплощения этих идей в коммерческие продукты, а также анализируют возможный спрос на эти идеи и продукты в корпорациях бизнеса. А далее «медиаторные» компании налаживают связи между учеными — творцами идей, потенциальными разработчиками НИОКР и менеджерами корпораций бизнеса, тем самым «запуская» процесс превращения идеи в коммерчески эффективные инновации.

Во Франции система «управления наукой» организационно существенно иная, чем в США или Германии. Но эта система ориентирована на эффективное решение тех же задач поддержки и «мотивирования» науки. Здесь, помимо государственного финансирования фундаментальной и прикладной науки, успешно и давно действуют несколько программ, нацеленных на доведение научных идей до коммерческих продуктов (например, программа «Система исследований и инновационных технологий»).

В Израиле фундаментальные исследования (как и в США, сосредоточенные в основном в университетах, а также в «военных» государственных лабораториях), финансируются как из бюджета, так и корпоративным бизнесом и грантами частных фондов. Но при этом еще в начале 1990-х годов «технологический выход» израильской науки был мизерным.

В 1993 г. в Израиле была учреждена государственно-частная программа поддержки инновационного развития YOZMA, в рамках которой создали десять инвестиционных научно-технологических фондов. В число главных должностных обязанностей частного руководства этих фондов, а также государственных представителей в советах директоров фондов, вошло «распространение успешных технологических и организационных новаций», создаваемых при деятельности фондов.

Вскоре в Израиле были инициированы государством научная программа MAGNET, нацеленная на совместную разработку новых технологий университетскими лабораториями и частными корпорациями, а также Программа технологических инкубаторов, которая обеспечивала «стартовую» финансовую государственную поддержку частных инновационных компаний на срок до двух лет.

Перечисленные программы быстро и резко нарастили инновационную активность израильской науки, а также крупных, средних и малых частных корпораций. И уже к 2002 г. более половины израильского экспорта составляла высокотехнологичная продукция.

Вновь спросим: есть ли что-нибудь подобное у нас в России? И опять придется ответить, что ничего подобного у нас, по большому счету, нет.

И потому путь от идеи к продукту, который может приносить прибыль и бизнесу, и стране, у нас оказывается почти полностью «обрезан».

А тогда что пенять науке за то, что она, видите ли, не приносит ощутимой реальной пользы народу?