Всё это — веру в свои силы, боевую злость, способность «отжимать досуха» — «Сути времени» нужно еще как-то заполучить. В науке считается, что «это» определяется мотивацией. Повеселю собравшихся известным анекдотом:

— Слышь, наш братан навернулся с 20-го этажа и помер.

— Прошу прощения, а мотив?

— Он что, Кобзон? Молча падал.

Ну, а теперь от шуток перехожу к соображениям по поводу того, что такое мотивация, позволяющая решать проблему.

Мотивация — это источник энергии. Сколько энергии? Какова она? — всё зависит от мотива. Неправда, что энергии всегда мало. Она у всех есть в избытке.

Главные мотивирующие обстоятельства (все знают, что такое демотиваторы, а вот про мотиваторы — то бишь мотивирующие жизненные обстоятельства — знают меньше), как мне представляется, таковы.

Обстоятельство №  1 — злость, вызванная невероятной похабностью произошедшего.

Мне, например, непонятно до конца, какие чувства вызывают у сутевцев наблюдения за вышеописанными ящерами.

А также за тем, как эти ящеры относятся к тебе.

А также за тем, что эти ящеры вытворяют в сферах, которые неумолимо касаются твоей жизни.

А также за тем, что эти ящеры предлагают обществу. Великолепна по новизне идея, озарившая Дальний Восток нашей Родины, где один из губернаторов — официальное лицо! — сказал, что всех социально неблагополучных надо стерилизовать, и тогда следующее поколение будет хорошим.

Какие чувства вызывают у сутевцев тексты Стрелкова или прохановское участие в презентации этих текстов? Проханов кричит, что его идеал — Георгий Константинович Жуков, а Стрелков говорит, что ему было приказано стоять, а он ушел. Проханов говорит, что это здорово. И это читает весь мир. В том числе и офицеры, и генералы армий, активно и форсированно готовящих вторжение на нашу территорию.

Какие чувства вызывает у сутевцев участие Зюганова во всем, включая стрелковщину, основанную на страстном желании истребить «коммуняк» («на деревьях вместо листьев будем вешать коммунистов»)?

Какие чувства вызывают у сутевцев те кувыркания, которые происходят на Юго-Востоке Украины? Ведь уже всем ясно, что единственная претензия к нам состоит в том, что мы не дали сбежать из Донецка, а также из Луганска. Других претензий нет. Это может быть слегка варьировано, и тогда претензия будет выглядеть так: «спасли этого гада Путина». Но всё равно мы виновны в том, что его спасли, потому что не дали оставить, сдать бандеровцам Донецк и Луганск. Я не видел ни одного представителя элиты, который хотел бы, чтобы российские войска вошли в Донбасс, и видел много представителей, которые поддерживали Стрелкова. Значит, они его поддерживали не за то, что он требовал ввода российских войск в Донбасс, а за то, что он обгаживал Путина и хотел сбежать из Донбасса.

Если всё это не вызывает каких-то правильных, не патетических аналогов сказанному когда-то «пусть ярость благородная вскипает как волна», то что это вызывает? Уныние? Тоску? Почему? Потому что нет коллективной идентичности и веры в то, что можно исправить что-то? Что происходит?

Если это не есть вызов, то что такое вызов? А если нет ответа на вызов, то что есть? И почему нет ответа на вызов, притом что ты как бы принял решение отказаться, отгородиться от жизненных предложений, сформированных ящерами, и идти особым путем? Но если ты пошел этим путем, почему у тебя ватные ноги? Ведь этот поход возможен только в случае, если накопилась вышеназванная ярость. Но тогда ноги не могут быть ватными. А они явно ватные — опять цитата:

Чувствуем с напарником — ну и ну, Ноги прямо ватные, всё в дыму, Чувствуем — нуждаемся в отдыхе, Чтой-то нехорошее в воздухе.

Обстоятельство №  2 — какое-то внутреннее ощущение мобилизующей ответственности. Если первое — это просто злость, вызванная похабностью произошедшего, то второе — ответственность, порожденная окружающей исчерпанностью и импотентностью. То есть тем, что тоже вызывает эту злость.

Ты видишь вокруг опускающихся простых людей, опускающуюся жизнь, от которой вкушают небезразличные тебе люди, какую-то покорность напополам с тоскливой погромной истерикой. И у тебя есть ощущение того, что значит быть человеком. И ты хочешь им быть. У тебя есть какие-то согревающие примеры другого поведения людей, которые не отказались от своей человечности. Хотя бы примеры из прошлого. И как всё это в твоей душе сочетается с очевидным нежеланием людей сегодня быть людьми? Что это в твоей душе порождает? Тоску или ярость благородную? Подавленность или супермотивированность?

Ведь ты можешь либо согласиться жить так, как все, либо энергично от этого отстраниться, став опять же энергично жить иначе. Но как это отстранение может быть лишено энергии? Казалось бы, всё неэнергийное идет по наработанному руслу. Горький говорил, что сопротивление среде в худшую или лучшую сторону — удел сильных людей. Так где сила? Или все силы уходят на то, чтобы решиться, а не на то, чтобы идти?

Обстоятельство №  3 — здоровый мобилизующий, а не подавляющий страх, связанный с тем, что недомобилизованность обернется чем-то крайне неприятным и ты будешь отвечать за это. А главное, она всё равно пройдется по тебе — та штука, которой обернется твоя недомобилизованность. В сущности, в узком круге ЭТЦ всё это удавалось как-то создать. Люди понимали, что если мы сейчас не уберем Лебедя, то Лебедь уберет нас, а не только погубит Россию. И тут уже было не до ватных ног. Потому что угроза ощущалась биологически, она не носила умственного характера. Она пробивалась в нутро, и в нутре хватало энергии, чтобы отреагировать.

Что сейчас? Есть ли оскорбленность? Есть ли ответственность перед людьми, которым надо давать лекарство? И есть ли просто инстинкт большого и малого выживания?

Обстоятельство №  4 — какое-то чувство совести, которое должно подсказать, что чуть ли не все шансы избежать ядерной войны и уж точно погрома товарищей находятся здесь — в этом кольце, в этой структуре. Но часть этих шансов уже передана конкретным людям. И если они эти шансы не используют, то они сильно отличаются по ответственности от тех, у кого таких шансов не было. Тебе были делегированы шансы. Ты мог бы спасти всех и себя, а ты не спас. Это — одна история, твоя, потому что у тебя были шансы. А другая — у тех, у кого шансов не было: «Я шел себе и шел, и меня накрыло. В чем я, собственно, виноват? Мне что, предлагали как-то на что-то повлиять?» Тут это предложение есть. И за это придется отвечать как минимум перед своей совестью.

Обстоятельство №  5 — несоответствие твоих цацканий с самим собой сути времени, в которое ты вместе с остальными вползаешь. Время времени рознь. В определенное — военное — время ссылка на любые слабости, в том числе на то, что «это я могу делать, а это не могу», вызывает вопрос: «Откуда ты берешь это право на слабость?» Нет его у тебя в военной ситуации. В других оно есть, а в военной — нет. Ребята из украинской «Сути времени» тоже могли сказать, что у них есть право на слабость. Они приехали в Донецк абсолютно неподготовленные. Они не спецназ, не кадровые военные с опытом. Но они приехали.

Во время войны потакание собственным слабостям, собственным «неумехостям» («ишь ты, чего вы от меня хотите») вызывает только один ответ: «Да никто от тебя ничего не хочет. Просто всё накроется. И тогда — ной себе на здоровье, если уцелеешь и если совсем уж тошно не будет от собственного нытья и от того, что уцелел».

Вот капиталистический пример другого поведения: «Я начал не с просьб и жалоб. Я смело брался за труд» (это из «Мэри Глостер» Киплинга). Тут же сказано «смело». Он не кое-как за него брался, не уныло, а смело! А дальше говорится: «Я хватался за случай, и это — удачей теперь зовут».

Кто хватается за случай? Добиться успеха с газетой, еще какие-то проекты отжать до конца, сделать организацию — хватаются ли за это люди по-настоящему? Я не говорю, что за это не берутся. Я спрашиваю, хватаются ли?

Я подчеркиваю: не трогают это, не гладят, не таскают под мышкой даже — хватаются ли они за это по-настоящему? А в приведенном примере речь шла именно о том, чтобы схватиться за случай. Руководя ЭТЦ, я постоянно за него хватался. И за телепередачи «Суд времени» и «Исторический процесс» я схватился как за такой случай. И за возможность выпуска интернет-передач «Суть времени». И за Поклонную. И за Колонный зал. И за Донецк. Да мало ли еще за что.

Но для того, чтобы хвататься за случай, надо обладать хваткой, так ведь?

Повторяю, отстаивая ЭТЦ и не будучи капиталистом, как герой Киплинга, я хватался за каждый случай. И если кто-то говорит о том, что я являюсь для него чем-то вроде личного примера, то почему, говоря об этом, он такой хватки не проявляет в своих вопросах? Откуда он берет право на слабость, право на конфликт с другими, право на недоведение начатого до конца, право на то, чтобы хоть в чем-то дать слабину и снизить качество того, с помощью чего ты воюешь, как бы это ни называлось — спектакль или как-то иначе?

Сутевцам, по большому счету, приказано не бороться за детей или организовывать пикеты. Им приказано выжить и состояться. А состоявшись, сделать то-то и то-то для других. Это и есть искупление. Всё остальное — это линейное поступательное движение по выбранному пути, при котором ты сам по себе пусть что-то и делаешь, но это путь «сам по себе». Это тоже замечательно, но... Разве кто-то может считать, что, двигаясь линейно по выбранному пути, мы дойдем до тех целей, ради осуществления которых собрались? И не осуществив которые, мы потонем в трясине исторического конца вместе со страной.

Я знаю людей в «Сути времени», которые всё в большей степени переходят к формату той окончательности, которая спасла ЭТЦ и позволила крохотному ЭТЦ спасти страну в 90-е годы. И я никоим образом не умаляю заслуги этих людей, их способность к самопожертвованию. Но я все-таки приведу пример с Анной Кудиновой, которая в какой-то момент совсем обалдела сначала от того, что я вытворял в Донецке, а потом от того, что началось вокруг меня. Она реально перестала спать и при этом работала собранно и весело. Это было видно. Сон прекратился, а искры забегали по помещению Культурного центра. В подтексте было одно: «Сережа такое учудил, что, скорее всего, ему кранты. А я этого не хочу». Конечно, всё не сводилось к этому. Было еще и презрение по отношению к тем, кто на нас набросился. В любом случае, появились вот эти искры, работа шла весело и в таком объеме, на который человек в принципе не способен. Анна не одна так работала. Но она стала что-то передавать другим. И понеслось. При этом никто не говорил, что приказано сделать столько-то роликов. И так-то урегулировать отношения в Донецке. Приказано было не приволочь груз из пункта А в пункт Б. Приказано было победить.

Еще раз скажу, что речь фактически идет о трех чудесах, которые нужно совершить, чтобы победить.

Об интеллектуальном чуде. «Суть времени» должна иначе позиционироваться в течение ближайшего года в интеллектуальном пространстве. И это — первое чудо, которое приказано сделать. Приказано историей, временем.

Об экономическом чуде. Прежде всего, речь идет о поселении. Но ему же надо помогать. Потому что это — общее дело.

И о психологическом чуде. Оно же — чудо трансформации. Все эти «искривления» и «травмы Иакова» надо превратить в новую энергетику, а не цацкаться с ними.

ЭТЦ эти чудеса когда-то совершил. Если их совершит «Суть времени», у которой лучшие стартовые возможности хотя бы потому, что есть ЭТЦ, то есть 5 % из 100 % на то, что «Суть времени» повернет и внутрироссийские, и мировые процессы. То есть процессы, в которых участвуют не наши могучие и тупые ящеры, а ящеры еще более могучие и не такие тупые.

Это и будет искуплением. Ради него стоит впрягаться по-настоящему. А иначе ведь ничего и не получится.

Искупление... Проходят десятилетия, но ощущение стыда за произошедшее, ощущение потрясающего контраста между высотой достижений СССР и низостью ухода советского начала с исторической сцены не исчезает. Честь, бесчестие, подвиг, предательство — это ведь не пустые слова. Были бы они пустыми, я бы и не стал в Донецке делать то, что я сделал.

Искупление предательства... Уйдя, коммунисты предали не только исторические идеи, они предали историю. Они сделали заявку на то, чтобы стать силой, образующей историю, они собрали всю историческую энергию вокруг себя, и они ее слили. После чего Фукуяма написал статью «Конец истории».

О России не говорю. Так, как они ее предали, убежав с исторической сцены, никто никакое отечество никогда не предавал. И этот позор дополнялся потом позором зюгановских кривляний. Вдумаемся: Путин что-то пытается сказать. Патриарх, который должен ненавидеть коммунизм и имеет на это полное право, — пытается что-то сбалансировать, что-то говорит. Зюганов — молчит. И это происходит 23 года! Никакой Брежнев не находился у власти 23 года.

Вдумаемся в еще одно обстоятельство собственно политического характера. Уже в конце 80-х годов XX века у рядовых членов партии была возможность сместить Горбачёва, потому что они избирали съезд и никакое КГБ им уже не мешало. Но у рядовых членов КПРФ возможности снять Зюганова до и больше. И всем понятно, что они этого не хотят. А значит, это отстой. Причем, не просто отстой, а отстой отстоевич отстоев. Это отстой позорный и гордящийся своим позорным отстойничеством.

Значит, позор ухода с исторической сцены объединяется с позором пребывания в дальнем углу этой исторической сцены в каком-то хрюкающем состоянии. С большим материальным гешефтом для VIP-персон из КПРФ и полным отрицательным политическим результатом. Лучше бы этой партии не было, чем вот так. Двух позоров мало?

Попытаемся задаться еще одним — практическим вопросом, имеющим прямое отношение ко всему вышесказанному. Я имею в виду вопрос о материальных ресурсах, необходимых для искупления. Сначала эти ресурсы разбазарила и приватизировала КПСС. Потом их окончательно раздербанил Зюганов. Большую часть возможных ресурсов передали в руки хищной и глупой буржуазии, купающейся в бесстыдной роскоши. Ну и к чему мы возвращаемся? К началу ХХ столетия? Мы что, не понимаем разницы между двумя столетиями? Надеемся на новых Сталиных и Камо? На новых Горьких (Горький отдавал свои гонорары партии)? Протрем глаза — эпоха совсем другая!

А это значит, что нужна партия нового типа, состоящая из высокоинтеллектуальных и одновременно огненных людей, скованных железной дисциплиной, глубоко убежденных и в высшей степени убедительных. То есть нужна контрэлита. И тут я возвращаюсь к тому, о чем уже говорил. Превратить «более сложных ребятишек» в контрэлиту — очень трудно. Тараканы, эффекты «зоны Ч», неврозы, декультурация, десоциализация должны быть сожжены в каком-то трансформационном огне для того, чтобы самый качественный, благородный невротик из «зоны Ч» («человек Ч») мог стать настоящим членом такой партии, избыв свою неуверенность, малахольность, невнятность, недоубежденность, недоубедительность.

Наиболее внятно я обрисовал эту проблему в своей работе «Восемь капитуляций», уже представленной членам «Сути времени» на рассмотрение на Летней школе. Здесь мне придется в несколько модифицированном виде ее снова зачесть, потому что я уже понял, что, во-первых, сутевцы в их нынешнем состоянии всё быстро забывают. И, во-вторых, даже освоив что-то в одном контексте, они не могут вписать это в другой контекст. В нашем случае — в контекст искупления, контекст превращения «более сложных ребятишек» в контрэлиту, контекст трансформации, без которой «более сложные ребятишки» станут еще более сложными и, возможно, даже превратятся из «ребятишек» во взрослых людей, не потерявших гражданственность и приобретших интеллектуальные возможности, — но они не превратятся в контрэлиту. Ни в какую-то бы ни было вообще, ни уж тем более в ту, которая нам нужна.