31 декабря 2015 года испанское агентство ABC опубликовало статью генерала Агустина Муньоса Грандеса, сына командующего «Голубой дивизией» Муньоса Грандеса. Муньос Грандес-младший в превосходной степени отзывается о молодых людях, пришедших в «Голубую дивизию» и под руководством его отца «быстро превратившихся в крепких солдат, которые в очень неблагоприятных условиях, при температуре воздуха около 40 градусов ниже нуля, стали авторами героических деяний...»
О том, что это были за героические деяния — ниже. Пока обратим внимание на следующий момент: Муньос Грандес пишет, что испанские солдаты «отличались щедростью и хорошим обращением с гражданским населением и пленными. Их до сих пор вспоминают добрые люди, которые выжили в тех зонах, где была расквартирована «Голубая дивизия».
Что за «добрые люди» вспоминают о хорошем обращении солдат «Голубой дивизии»?
Прежде всего, о хорошем обращении с русским населением во время военных действий, а также о том, что сейчас бывших противников связывают дружеские отношения, рассказывают сами дивизионеры.
9 мая 2013 корреспондент Виктор Черецкий в статье, опубликованной на сайте Радио Свобода, привел высказывания ветеранов «Голубой дивизии» о том, что они часто приезжают в Россию навестить места, где они воевали. Так, отец вице-президента Братства «Голубой дивизии» Альфонсо Руиса де Кастро дон Фелипе рассказывает, что он отыскал людей, у которых стоял на постое во время войны, а в тяжелые для России 90-е годы даже помогал им. Вот что дон Фелипе вспоминает о своем пребывании в России в 40-е годы: «Германские нацисты вели себя отвратительно. А мы старались не допускать произвола в отношении мирного населения. Мы не зверствовали, как они». Другой ветеран, Мариано Феррер свидетельствует: «Особенно не нравилось нацистам, что мы делились продовольствием с местным голодающим населением. У нас с россиянами сложились хорошие отношения. Они к нам тоже хорошо относились».
Это высказывания ветеранов. Не менее важна и позиция самого корреспондента — Черецкого, так как приводимые им высказывания и мнения дают определенное, скажем так, ограниченное представление о проблеме пребывания «Голубой дивизии» в России. Например, Черецкий приводит аргументы военного историка Хосе Луиса Арамбуру Топете, из которых следует, что «Голубая дивизия» спасла Франко, с одной стороны, от полномасштабного участия во Второй мировой войне, а с другой стороны — от оккупации немецкими войсками территории Испании, которая могла бы произойти в случае полного отказа Франко принимать участие в военных действиях. При этом, по уверению Черецкого, простые испанцы не хотели воевать с Россией, «для них участие в войне с Советским Союзом стало бессмысленной трагедией, о которой они до сих пор вспоминают с горечью».
Черецкий умалчивает о том, что костяк «Голубой дивизии» составляли фалангисты, страстно ненавидевшие коммунизм, присягнувшие Гитлеру и считавшие, что Испания должна вступить в войну на стороне Германии.
О современных последователях «Голубой дивизии» Черецкий отзывается также весьма комплиментарно. Он не говорит о неофашистских церемониях, проводимых Братством «Голубой дивизии», о том, что радикальность антикоммунистической и антисоветской мировоззренческой направленности этих дивизионеров ставит под вопрос гуманистичность предлагаемого ими мировоззрения. Он всего лишь повествует о двух направлениях современной работы Братства.
Первое направление — поиск в России захоронений солдат «Голубой дивизии» и перезахоронение их, в том числе в Испании. Программа осуществляется при поддержке Министерства обороны Испании (об этом Черецкий говорит). Но в Испании такая помощь со стороны Министерства обороны вызывает вопросы и недоумение (об этом Черецкий не говорит). Вопросы возникают в связи с тем, что испанские солдаты лежат отнюдь не только в российской земле, но помощь Министерство обороны оказывает именно в репатриации останков солдат «Голубой дивизии».
Второе направление деятельности — налаживание культурных и деловых связей между Россией и Испанией. Черецкий рассказывает о братьях Гарридо (их близкий родственник воевал в «Голубой дивизии»), способствовавших возвращению в Россию креста с купола Святой Софии в Новгороде, вывезенного испанцами из Новгорода в Испанию во время Второй мировой войны. Возвращение креста в интерпретации испанских и некоторых российских СМИ превратилось в сагу, где испанцы выступают в роли благородных рыцарей. Но никто не говорит о том, что крест, как и другие ценности, был украден.
В итоге, Черецкий приходит к следующему выводу: «Считается, что потери («Голубой дивизии» — М.Р.) составили 50 процентов личного состава — убитыми, ранеными, обмороженными и пленными. Много было пострадавших от холода — примерно четверть всех потерь. Но большинство бывших бойцов никогда не винили в этом ни россиян, ни Россию. Даже те, кому пришлось провести 12 лет в плену».
Читатель может вздохнуть с облегчением. Слава богу, благородные испанцы, насильно пригнанные воевать в Россию, страдавшие от холода и голода, хорошо обращавшиеся с местным населением, не держат на русских обиду!
Благородные испанцы, говорите? Увы, преставления о хорошем обращении солдат «Голубой дивизии» с военнопленными и гражданским населением строятся не только на свидетельствах бывших дивизионеров. Российский историк Борис Николаевич Ковалев, профессор Новгородского государственного университета, ведущий научный сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН, приводит в своих интервью свидетельства того, что жители Новгородской области до сих пор помнят об испанцах, бабушки поют испанский шлягер 1940-х годов «Paloma, palomita». Он утверждает, что испанцы «не были зверьми» и называет их «добрыми оккупантами».
По словам Ковалева, испанцы делились с местным населением едой, помогали местному населению в его повседневной работе, не грабили, а только воровали, и часто состояли в любовных отношениях с русскими девушками. Ковалев приводит слова сельского старосты: «Испанцы — замечательные ребята, все переженилась на наших девках. Венчались в церквях по православному обряду. Причем, в дом-то пришли не голодранцами, а с коровами, с лошадьми — они их в соседних деревнях украли».
Интересно, Ковалев вообще понимает, что говорит? У кого украли коров и лошадей «добрые» испанцы? Они украли их в соседних деревнях у русских людей, которых они обрекали на голод, отнимая кормилицу-корову или лошадь как средство перевозки грузов. Ты хочешь жениться на русской девушке, тебе нужно приданое, ведь ты благородный человек? Ты едешь в соседнюю деревню, грабишь местное население, обрекая ограбленных на голодную смерть, отдаешь награбленное своей невесте и любуешься своим благородством. А следом за тобой — таким благородным бандитом, что дальше некуда — твоим благородством и «добротой» любуются русские историки и те, кому они вешают такую постыдную лапшу на уши.
В военном плане Ковалев описывает испанцев как «разгильдяев, бесполезных в умственных военных построениях, но при этом прекрасных, безбашенных рукопашников. В этом плане они были куда опаснее немцев». Он отмечает, что если бы не «упертость» испанцев, «нашим войскам удалось бы отодвинуть фронт на должное расстояние от Ленинграда, и полное снятие блокады состоялось бы на год раньше».
Ковалев пробовал посчитать, сколько ленинградцев (в том числе и детей) не умерло бы от голода, если бы удалось снять блокаду на год раньше?! Отцы этих умерших детей, родственники всех погибших от голода должны восхищаться «безбашенностью» испанцев, помешавших снять чудовищную преступную блокаду?! Согласитесь, что совершенно непонятно, каким образом в голове историка уживаются два прямо противоположных факта — факт доброго отношения испанцев к русскому населению и факт, что с августа 1942 года испанцы держали часть блокадного кольца вокруг Ленинграда, в районе Красного Бора? Тем более, что Ковалев прямо говорит, что если бы не «упертые испанцы», блокаду Ленинграда можно было бы снять на год раньше!
В ноябре 2014 года Ковалев вернулся к теме «добрых оккупантов» уже в книге «Добровольцы на чужой войне. Очерки истории «Голубой дивизии». В книге приводятся страшные свидетельства того, что именно совершали «прекрасные, безбашенные рукопашники».
Так, в книге процитирована статья военных лет из газеты «Известия»: «На днях наши части выбили оккупантов из деревни Дубровка. Вслед за частями Красной Армии в деревню вошел фотограф Н-ского полка тов. Глушков. Вот что он увидел (привожу выдержку из его письма): «На земле лежали два трупа бойцов, замученных фашистами. Оба трупа скальпированы. Надрезки кожи на лбу и скулах сделаны острым оружием и на обоих трупах имеют одинаковую форму. Лицевые кости у одного из трупов после скальпирования раздроблены, ногти на пальцах рук сорваны, кисти рук закопчены и имеют следы ожогов. В другом месте лежали трупы командира и бойца. У каждого трупа выколото по одному глазу и отрезаны уши». Все эти зверства произведены головорезами из испанской «Голубой дивизии», составлявшей гарнизон деревни Дубровка».
К этому факту можно прибавить приведенную в книге Ковалева цитату американских авторов: «Иваны не хотели вступать в рукопашных бой. И дело было не только в превосходном стиле борьбы испанцев, но и марокканских привычках — их сбивающая с толку привычка калечить пленных и отправлять обратно на линию к красным за минусом некоторых довесков — ушей, носов, пальцев. И это уже не говоря о тактике террора, применявшейся africanistas».
Непонятно, Ковалев и это восхваляет вслед за американцами? Или он изменил свою позицию и уже не называет «добрыми» испанцев из «Голубой дивизии» вообще и africanistas в частности? По-видимому, в данном случае используется стерильно профессиональный подход под названием «прекрасные рукопашники». А дальше через запятую — благородные люди и прекрасные рукопашники, использующие, в том числе, скальпирование и пытки.
Таковы ковалевские, да и иные, свидетельства «героических деяний» испанцев на поле боя и их гуманного обращения с военнопленными. А теперь вернемся к тому, как именно испанцы обращались с местными жителями. Ковалев писал книгу на основе данных ЧГК (чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков). По признанию автора, «виды документов ЧГК, в которых упоминаются испанские военнослужащие, достаточно разнообразны... сложность определения вины той или иной национальной категории военнослужащих заключалась еще и в том, что испанцы покинули этот район летом 1942 года — за полтора года до освобождения, за два с половиной года до начала работы здесь ЧГК. Большинство местных жителей не видели существенной разницы между немецким и испанским языком оккупантов, тем более, военная форма у них и других была практически одинакова».
На этом можно было бы и закончить. Местные жители не выделяли испанцев, не видели в них значительного отличия от немцев.
О чем свидетельствуют приводимые Ковалевым документы ЧГК? «Анастасия Дмитриевна Мухина из деревни Большое Замошье 11 нояб. 1944 года показала: ... «В феврале месяце 1942 года наш деревенский парень Шалавин Сергей Федорович 1925 года рождения был повешен за то, что испанцы подозревали его в краже колбасы, когда он был подвозчиком».
«В деревне Лукинщина в январе 1942 года за отказ отдать корову испанским солдатам был расстрелян из винтовки старик Изотов Григорий Изотович 1881 года рождения».
И таких свидетельств в книге много. О них — в следующей статье.