5 февраля 2015 года в российский прокат вышел фильм Андрея Звягинцева «Левиафан». На Западе фильм получил несколько престижных кинонаград. Среди них — приз за лучший иностранный фильм на международном кинофестивале в Мюнхене, приз за лучший фильм на Лондонском кинофестивале, приз за лучший сценарий на Каннском кинофестивале. И вторая по значимости награда американского кино после Оскара — «Золотой глобус» — в номинации «лучший фильм на иностранном языке».
Что могло так понравиться западным кинокритикам?
Действие фильма происходит в наше время в Мурманской области, в маленьком прибрежном городке. Местный мэр через суд выселяет из дома семью: ему срочно нужна земля под строительство храма. Главный герой Николай, владелец дома, вызывает из Москвы на помощь друга, адвоката. Адвокат приезжает с папкой компромата на мэра, констатируя, что компромат в России можно собрать на каждого чиновника. Казалось бы, сейчас начнется война за дом... Но ничего не начинается. Мэр, подбадриваемый местной церковью, действует как пахан. А вот главные герои фильма... Выясняется, что отец семейства Николай смело ведет себя только дома, распуская по пьяни руки с близкими. Жена, изменив ему с другом-адвокатом, то ли кончает жизнь самоубийством, то ли становится жертвой неизвестного преступника, но садится за ее убийство Николай. Герои по ходу действия не меняются, их образы не раскрыты, сюжет надуман, и рождается ощущение, что приз за «лучший сценарий» в Каннах — это что-то вроде издевки.
Почему «Левиафан» получил столько призов? Потому что в нем показано то, что хочет видеть Запад: оскотинившихся и погрязших в коррупции русских.
Название фильма отсылает к имени библейского морского чудовища. Напомню, что после выхода в свет в 1651 году трактата Гоббса «Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского» это имя ассоциируется и с государством. Для Гоббса государство-Левиафан — это не только «господство разума, мира, безопасности», пришедшее на смену естественному состоянию, когда господствовали страсти, война, страх и бедность. Это еще и человеческое изобретение, способное выйти из-под контроля и стать чудовищем, перед которым человек безвластен. Такое чудовище и показывает Звягинцев.
Пьяный мэр, приехав в дом к Николаю, заявляет: «Власть надо знать в лицо!» А на вопрос, что ему надо, отвечает: «Вот это — все!» (имеется в виду дом). В ответ же на гневную реплику владельца дома разражается руганью: «Никак вы не хотите по-хорошему, насекомые! Вот поэтому тоните в говне! Козел, б..., у тебя никогда никаких прав не было и не будет!»
Можно ли красноречивей выразить, что думает чиновник о народе? Вряд ли.
А что народ? Народ изрекает «истины» типа «самый опасный зверь — это человек» (еще одна отсылка к Гоббсу), «где власть — там сила»... И всё это — на фоне пьянства, разврата и отсутствия в жизни хоть какого-то намека на смысл. Рассказ героя о том, что дом — это память о предках, обесценивается его явным желанием получить за имущество должную плату и страхом его жены оказаться в маленькой квартире в обшарпанном квартале, который с нарочитым вниманием осматривает камера оператора.
Что еще примечательного в фильме?
Выпивающие в разрушенной церкви подростки. Кадр со смачно чавкающими свиньями. И последняя попытка Николая наладить отношения с сыном — фраза между глотками водки: «Сын, давай поговорим». А в ответ: «Да ну тебя, пойду лучше погуляю»... То есть попью пивка с тусующимися в церкви сверстниками. Всё. Полная безнадега. В качестве издевки в конце фильма священник говорит о том, что народу возвращают душу.
Интервью Звягинцева не менее откровенны, чем фильм: «Прогнило всё. Ведь все мы так или иначе сидим на нефтегазовой трубе. И всех нас так или иначе это, видимо, устраивает. Весь бизнес от мала до велика намертво повязан с государством, с чиновничеством. Нет чувства собственного достоинства (не путать с гордыней, гонором, шапкозакидательством — этого у нас в избытке), нет привычки, традиции быть независимым собственником — таким, который готов отстаивать свою независимость и собственность до последнего. Бывают, конечно, единичные случаи, но, как правило, государство безжалостно давит человека: один в поле не воин».
В то время как защитники режиссера призывают не судить по одной истории обо всей стране и подчеркивают, что такая же ситуация могла сложиться в любом государстве, Звягинцев прямо говорит, что снял фильм именно про Россию. Что именно русские лишены чувства собственного достоинства, что у них нет «традиции быть независимым собственником». Что государство безжалостно давит человека.
На возражение, что далеко не все чувствуют это давление, тоже есть ответ. Режиссер настаивает, что «большинство людей живет словно в радужном забвении... Впрочем, это одна из отличительных черт так называемого русского характера: «Моя хата с краю...» Так было и в советское время, так и сейчас происходит».
Итак, получается, что большинство закрывает глаза на беззакония. На какие же, например? Звягинцев говорит, что сценарист фильма Олег Негин «черпал информацию, что называется, из первых рук. Он дружен с Ольгой Романовой, основателем сообщества «Русь сидящая», и ее мужем Алексеем Козловым, который сам прошел весь этот ад — обвинение, тюрьма, суд, зона... Знаете, по сравнению с тем, какое беззаконие творится на этой ниве, история нашего Николая — капля в море... Таких примеров множество. И не только в нашей нынешней жизни. Возьмите Шаламова, да всю советскую историю, ГУЛАГ — невозможно же это пропустить и не прочесть».
Ольга Романова — один из организаторов митингов на Болотной площади. Режиссер фактически обвиняет русских в том, что они не поддержали «болотные» протесты, не начали русский майдан, оказались не готовы бороться за свои права и предпочли жить в «радужном забвении» или сдались, как Николай...
Сторонники Болотной и смены власти сочли, что «Левиафан» точно отражает гнилую российскую реальность. «Так обижаются только на правду», — прокомментировал Шендерович негативные отзывы о фильме.
«Консерваторы» сошлись на том, что фильм — поделка для Запада.
Аналогично его расценили и некоторые западные СМИ. Британская Evening Standard отметила: «...нам вбивают в голову мысль о неизбывности коррупции и религиозного лицемерия в России»... И отказалась принять предложение к танцу и осудить «режим Путина».
International Business Times удивилась, как фильм, резко критикующий российскую коррупцию, смог получить государственное финансирование. И это действительно не праздный вопрос. Разговоры о том, что нужно поддерживать патриотическое кино, идут годами, а поддержку получил Звягинцев, отвечающий на вопрос о своем отношении к патриотизму следующим образом: «Как-то я прочел у Льва Толстого кое-что на эту тему. Он считает, что патриотизм есть рабство. Чувство неестественное, вредное и даже безнравственное. С тех пор как прочел это, про патриотизм думаю только сквозь эту призму и ничего с этим поделать не могу. Толстой — это же наш духовный учитель, путеводитель».
Это не первая ссылка на мнение Толстого о патриотизме. Год назад эту же цитату приводила «Новая газета». Звягинцев не объясняет, что для него патриотизм и как он понимает Толстого. Сейчас патриотизм, как правило, означает любовь к родине. Для Толстого же патриотизм — это способ возвеличивания своей страны за счет умаления других. Он выступал против политики европейских правительств, использовавших патриотизм для роста милитаристских настроений.
Как восприняли «Левиафана» в глубинке те, о ком якобы фильм и был снят? Татьяна Трубилина, мэр поселения, в котором шли съемки фильма, сказала: «Впечатлений особых нет, мы здесь все алкаши, живущие в собственной помойке. С эстетической точки зрения я против показа, я вообще не знаю, кому этот фильм стоит смотреть». Главное тут: «впечатлений особых нет». Это даже важнее, чем ирония насчет алкашей. Конъюнктура не трогает душу. Но «Лента.ру» считает, что «Левиафан» вообще снят не для быдла: «Платон Каратаев, читающий «Войну и мир», — такой же грустный анекдот, как жители поселка Териберки, смотрящие в сельсовете «Левиафан» (телеканал «Дождь», друг народа, привез им ленту до официальной премьеры). Не для них снято и написано».
Так для кого же снято? Много говорится о Макаревиче, поддержавшем Киев. А вот поддержка хунты значительной частью нашего кинематографического сообщества — замалчивается. Между тем, она была выражена очень ясно. 5 марта 2014 года украинские кинематографисты обратились к своим российским коллегам со следующим письмом: «В Украине в последние годы установился режим, фигуранты которого занимались главным образом разворовыванием национальных богатств, разрушением судебной системы, самой морали, игнорированием прав личности. Кончилось восстанием народа... Киевский Майдан, ставший символом перемен, собрал под свои знамена людей разных национальностей и верований. Их объединяет вера в прогресс страны, в ценности демократии, высокой культуры».
8 марта российские кинематографисты написали ответ: «Вы справедливо говорите о... народном восстании против позорного режима Януковича. Мы, как и вы, категорически против лжи в освещении судьбоносных для Украины событий и тем более против российской военной интервенции в Украину... отвечаем лаконично и недвусмысленно: не сомневайтесь в нас. Мы на стороне правды и мы с вами!» Письмо подписали Андрей Звягинцев, Алексей Герман-младший, Эльдар Рязанов, Александр Сокуров и многие другие. И оно не только об Украине. Оно также о том, что «российский Левиафан» должен быть уничтожен.