В крысах есть что-то завораживающее. Но что же именно? Может быть, то, что они всегда успевают убежать с тонущего корабля? А может быть, их невероятная живучесть и плодовитость? А может быть… Читатель, скорее всего, согласится со мной в том, что однозначный ответ на этот вопрос невозможен. Что одних в крысах завораживает одно, а других другое.

Впрочем, при всей важности ответа на вопрос о том, что именно завораживает в крысах, еще важнее указать на то, кто именно попадал под их завораживающее воздействие. И начать, конечно, надо с Шекспира. Его Гамлет во время разговора с королевой замечает, что за ковром прячется некто подслушивающий. Но — до чего же коварны эти самые принцы датские! — утверждает, что ковер колышет крыса. Тычет в ковер шпагой, кричит: «Что? Крыса? Ставлю золотой, — мертва!» И обнаруживает, что убил отца своей возлюбленной, а вовсе не короля, в которого метил, именуя оного крысой.

Перейдем от Шекспира к Гоголю. Мне скажут, что не сам Гоголь, а всего лишь его городничий был особо обеспокоен тем, что его сон посетили крысы. Но, во-первых, Гоголь — гений. А гений никогда — ни от первого лица, ни от лица своих героев — не будет вводить в свое произведение образы, не имеющие фундаментального значения. Во-вторых, городничий — тоже не мелочь. Это колоссальная фигура. Фигура, не лишенная всяческого, в том числе и мистического, размаха. А в-третьих... О, этот образ гоголевских нюхающих крыс! Городничему снится, что к нему приходят две большие серые крысы. Что они (цитирую «Ревизора») «пришли, понюхали — и пошли прочь». Ведь эти три свойства крыс: 1) прийти, 2) понюхать и 3) пойти прочь... Не они ли довлели, довлеют и будут довлеть над любой политической ситуацией?

Не во сне, а наяву ваш покорный слуга наблюдал многочисленных политических и иных крыс в человеческом обличье, которые обязательно приходят (ибо любопытны), обязательно тщательно всё обнюхивают (ибо осторожны) и обязательно уходят прочь, ибо... Ибо на то они и крысы, чтобы прийти, понюхать и пойти прочь. И еще скажите им спасибо за то, что они пошли прочь. А ну как не пошли бы прочь и начали обживаться?

В этом случае мы бы имели ситуацию города Гамельна, не правда ли? И понадобился бы крысолов... Впрочем, расширив тему крыс до крысолова и города Гамельна, я уже явным образом начинаю подменять политический анализ анализом иного рода — историософским или даже метафизическим. В чем, собственно, нет ничего плохого. Но всему свое время и свое место. А потому, начав с размышлений по поводу крыс, я теперь перейду к обсуждению конкретной политической темы — то бишь того, что произошло в Бирюлево. И не потому, что произошедшее случилось на овощебазе, где по определению всегда много крыс. А потому, что... Потому что положение обязывает. Стоп! Обязывает ли?

В четверг, 17 октября, я вернулся в Москву из поселка Александровское, в котором теперь провожу как минимум половину рабочей недели.

Страсти по поводу Бирюлево уже были накалены до предела. «А ведь надо что-то по этому поводу написать», — подумал я. И тут же поймал себя на том, что необходимость писать на эту тему вызывает у меня острый приступ тошноты. Всю пятницу я уклонялся от написания каких-либо статей. И если бы за этим моим поведением наблюдал психоаналитик, то он без всякого труда обнаружил бы защитно-символическое значение всех тех «необходимых рабочих действий», которые я осуществлял. Мол, все эти действия нужны только для того, чтобы улизнуть от исполнения журналистского долга.

Но черта с два ты от этого долга куда-нибудь улизнешь дольше, чем на один день. Выезжая в субботу, 19 октября, на работу для того, чтобы писать статьи в очередной номер газеты «Суть времени», я заглянул в комнату супруги, чтобы попрощаться, и увидел, что супруга прикована к компьютерному экрану. Подойдя поближе, я увидел на экране очень симпатичного мне журналиста и кинокритика, осуществляющего разбор суперпакостного фильма Федора Бондарчука «Сталинград». Человек, проводивший этот разбор, блестяще выполнял свой гражданский долг. Он обсуждал бондарчуковскую суперпакость иронично, едко, без всего того, что принц Гамлет именовал раздиранием страсти в клочки.

Я решил не мешать супруге и потопал на работу. В мозгу у меня вдруг завертелась, подобно крохотному смерчу, незатейливая, но очень ядовитая мысль: «А это надо?». Вертелась эта мысль вокруг фильма Бондарчука. Но вскоре она потеряла такую конкретную привязку. Только не подумайте, что я проблематизирую необходимость исполнения гражданского долга, в том числе долга журналиста и критика. Для меня исполнение гражданского долга не подлежало, не подлежит и не будет подлежать никогда какой-либо проблематизации.

Если по поводу долга — подчеркиваю: долга как такового — начать задаваться вопросом «надо ли его исполнять», человеческое содержание твоей жизни улетучивается незамедлительно. Вопрос в другом. В том, как этот долг исполнять, в чем он состоит. И так далее.

Если я являюсь патриотическим журналистом и критиком и в качестве такового выражаю свое отношение к невероятно убогому и паскудному фильму Бондарчука, то я (и это, конечно, главное) оказываю необходимое сопротивление посягательству на нашу историю и культуру. Но одновременно я (и это тоже немаловажно) действую в рамках той повестки дня, которую формируют хозяева Федоров Бондарчуков.

И всегда нужно просчитывать pro и contra, определять, что в данный момент важнее — оказывать сопротивление пакостникам или перестать реагировать на их пакости. Сколь долго нужно было побеждать Сванидзе и Млечина, чтобы эти победы превратились в фарс? Можно победить со счетом 60:0. Но является ли победа со счетом 600:0 победой в полном смысле этого слова? Вряд ли кто-то считает, что победа со счетом 6000:0 является полноценной победой, правда же?

Ведь за что сражаются журналист, кинокритик, ученый, аналитик et cetera, обсуждая вклад Сталина в историю, фильм Ф. Бондарчука «Сталинград» или события в Бирюлево?

Они сражаются за сомневающихся. Потому что в обществе всегда есть люди, которые твердо знают, например, что Сталин внес только отрицательный или только положительный вклад в историю. Что фильм Бондарчука великолепен или отвратен. И что события в Бирюлево... Впрочем, о событиях чуть ниже. А пока о самих этих сомневающихся. То бишь неуверенных. Если речь идет о вариациях на тему «выборы», то всё зависит от неуверенных, колеблющихся, сомневающихся и так далее.

Но всегда ли речь идет именно об этом? И идет ли речь об этом сейчас?

Ведь сомневающиеся — это очень разношерстная публика. Одни сомневаются для того, чтобы не поддаться на манипуляции и дойти до сути вещей, сути своего времени. Потом такие сомневающиеся, дойдя до сути, перестают сомневаться и начинают действовать. Очень часто перед гражданской войной те или иные вожаки слышали сакраментальную фразу — мол, «мужики сумлеваются». Потом мужики переставали «сумлеваться» и начинали умирать, сражаясь за дело, которое в итоге своих сомнений определили как правое.

Такие сомневающиеся и есть народ в подлинном смысле этого слова. И никакого отношения к крысам они по определению не имеют.

Но есть и другие сомневающиеся — те, которые будут сомневаться всегда. Потому что самое комфортное состояние — это состояние постоянного сомнения. В самом деле, перестал сомневаться — надо начать действовать. А что значит начать действовать? Это значит начать платить по счетам, отрекаться от самолюбования, подчиняться той или иной дисциплине, набивать себе шишки в ходе тех или иных неудач (а любое действие сопряжено с возможностью неудачи). А вот если ты постоянно сомневаешься — тогда вообще можно ничего не делать. И все время быть пупом земли — такой-то тебя в чем-то убеждает, а ты сомневаешься... а такой-то тебя убеждает в другом, и ты опять-таки сомневаешься... Ничего нет выгоднее сомнения нон-стоп. Это и есть позиция крысы. Той самой, которая пришла, понюхала и, засомневавшись, покинула помещение.

При этом любая крыса считает, что ее готовность прийти в некое политическое помещение (в политологии именуемое пространством) является невероятным подвигом. «Ведь я же к вам пришла! — говорит она. — И, конечно же, я нюхаю. Я ведь не дура, я великая всесомневающаяся крыса! И будьте добры, обеспечьте мне такой запах, чтобы я могла нюхать, нюхать и нюхать, а значит, оставаться в помещении».

Возникает вопрос, зачем оставаться. Ну набрали вы уйму подобных крыс в человеческом облике. Что дальше? В какой-то момент всё будет определять не количество собравшихся, а готовность этих собравшихся действовать определенным образом. Притом, что любое действие требует и самопожертвования, и каких-то навыков, и многого другого.

Насобирали вы крыс — и радуетесь. Бац! — наступает критическая ситуация. И крысы даже не идут прочь, нанюхавшись. Они стремительно разбегаются, как уже не раз бывало в истории. А что, скажете, КПСС не разбежалась в критической ситуации 1991 года, обуреваемая всяческими сомнениями? А монархисты? Они не разбежались в феврале 1917-го, обуреваемые тем же самым на свой манер?

Вопрос на засыпку: может ли вменяемый человек, посмотрев фильм «Сталинград», не блевануть? По мне, так не может. И вот, есть какая-то крыса, которая сомневается: мол, тошнит меня или не тошнит... И если тошнит, то что мне делать… Очиститься у всех на виду или поступить менее вызывающе?

И вот я должен убеждать крысу... Превращать в ней зачатки тошноты в тошноту, коей обуреваемы герои того же Сартра (написавшего произведение под названием «Тошнота»). А потом еще превращать полноценную тошноту как нечто потенциальное в оформленную физиологическую реакцию. Герои Сартра очень долго не могли перейти в фазу подобной реактивности, а когда перешли — в ходе молодежной революции 1968 года, — то сделали это настолько бездарно, что лучше бы и не переходили.

Наверное, всем этим надо заниматься. Даже наверняка надо. Но только не в ущерб другому занятию, которое лично я считаю в нынешней ситуации самым важным. «Какому именно занятию?» — спросит меня читатель. Что ж, отвечаю.

Наиважнейшим занятием сейчас является лично для меня придание максимальной внятности, эффективности и когерентности всему несомневающемуся или, точнее, посткрысиному, а также антикрысиному. Потому что воевать реально будет именно несомневающееся. А также, конечно, то, что от сомнения способно перейти к убежденности. Вновь подчеркну судьбоносность подобного перехода. И опять-таки вновь подчеркну, что далеко не всё сомневающееся в принципе способно перейти к убежденности.

Определенная часть научного сообщества (в том числе сообщества работников РАН), конечно, уже находится в стадии той или иной убежденности. Например, в состоянии либероидной убежденности. Находящаяся в этом состоянии часть научного сообщества просто обязана поносить «Суть времени». Но другая часть сообщества находится в антилибероидной убежденности. А третья часть сомневается. И по большей части сомневается потому, что это удобно. А поскольку алчущий удобств никогда не перестанет сомневаться, то убеждать его в чем-либо — дело пустое. Силы всегда небесконечны. И лучше затратить их на правильное оформление структур, состоящих из переставших сомневаться людей, чем кормить собою эту глумливую сомневательность.

То же самое и с Бирюлево. Мои очень компетентные друзья настойчиво убеждают меня в том, что бирюлевский эксцесс был спланирован с целью подрыва акции на площади Революции, осуществленной 13 октября 2013 года «Сутью времени», РВС и Профсоюзом работников РАН. Но я отказываюсь в это верить. В то же время я не могу не зафиксировать несколько достаточно причудливых несомненностей.

Несомненность №1 — эксцесс в Бирюлево был раскручен именно либероидными СМИ. Как несистемными либероидными СМИ, так и СМИ, которые именуют кремлевскими, но которые по сути своей ничуть не менее либероидны, нежели «Дождь» (который, кстати, тоже является вполне себе кремлевским СМИ определенной модификации).

Несомненность №2 — прискорбнейшие убийства, подобные тому, которое произошло 10 октября 2013 года, происходят в Москве каждый день. Подчеркиваю — именно каждый день. Посмотрите сводки — не те, которые вывешиваются для гламура, а реальные. И вы убедитесь, что в моем утверждении нет никакого преувеличения.

Несомненность №3 — в бирюлевском эксцессе, сразу названном «овощной революцией», не было даже той массовости, которая была на Манежке в 2010 году. Какие максимальные цифры дает кто угодно из обычных очевидцев и специалистов? Кто-нибудь называет цифры «овощных революционеров», превышающие тысячу человек? Кто?

Почитаем сводку.

13 октября 2013 года. 15:09, «Каспаров.ру». «Около 40 человек приняли участие в народном сходе возле здания МВД в районе Бирюлево-Западное, требуя ужесточить миграционное законодательство, сообщают 13 октября «Грани.ру».

До этого есть сообщения о самом убийстве 25-летнего Егора Щербакова, который провожал незадолго до свадьбы домой свою девушку. И о том, что (цитирую ИТАР-ТАСС) «после ЧП ряд СМИ сообщили, что убийца был кавказской внешности, однако в МВД эту информацию не подтвердили».

В субботу вечером около 40 жителей района Бирюлево-Западное устроили шествие, требуя найти убийцу.

Считаю необходимым поддержать участников шествия, выразить всяческие соболезнования семье Егора Щербакова, присоединиться к тем, кто требует, чтобы убийца был найден. А также к тем, кто требует, чтобы он не ушел от законного наказания. Заявив обо всем этом, продолжаю анализ действий неких СМИ, которые нечто сооружают вокруг данного прискорбного происшествия.

В 16:00 «Эхо Москвы» (конкретно — Михаил Старшинов) придает произошедшему прискорбному эксцессу характер великой «овощной революции» и обвиняет власть.

В 17:00 ИТАР-ТАСС сообщает, что десять молодых людей совершили нападение на торговый комплекс «Бирюза», разбили в здании стеклянные двери, ворвались в здание и так далее.

В 17:19 Росбалт сообщает, что жители московского района Западное Бирюлево устроили народный сход (а почему бы сразу не народное собрание?). Что в этом сходе участвует около тысячи человек, в том числе 300 националистов с дымовыми шашками и петардами. И что толпа движется в сторону районного ОВД. Сообщается также, что толпа ведет охоту на лиц неславянской внешности, что участники схода отлавливают и избивают мигрантов.

В 17:56 «Лента.ру» сообщает о том, что начались столкновения между националистами и бойцами ОМОНа.

В 19:00 «Россия-24» сообщает о движении толпы в направлении местной овощебазы. И о том, что МВД оценивает численность участников в 300–400 человек.

В 19:17 РИА «Новости» сообщает, что численность активно участвующих — 300–350 человек.

В 20:22 «Лента.ру» сообщает, что в Бирюлево полицейские задержали около 200 человек. И что в СВАО тоже произошла стихийная уличная акция, задержано около 60 человек.

Ну вот, пожалуй, и всё, что было сказано по поводу того, насколько массовой являлась «овощная революция» в Бирюлево.

Теперь необходимо предоставить читателю некоторые сведения, почерпнутые не из телетайпных лент и правоохранительных сводок.

В начале октября 2013 года произошло окончательное размежевание тех групп, которые с разной степенью внятности и радикализма отстаивают и впрямь попираемые права великого русского народа, народа-держателя, народа-собирателя великого государства. Эти группы для меня лично отличаются в первую очередь не радикализмом, а мерой включенности или невключенности в так называемое оранжевое движение.

Так вот, в начале октября 2013 года ряд лидеров движений, весьма радикальных в плане отстаивания законных прав русского народа (еще раз подчеркну, прав, действительно ущемляемых, попираемых и так далее), категорически отказались стать под знамена А. Навального и всех тех, кто эту фигуру достаточно активно разыгрывает. Не буду называть имена этих лидеров — речь идет о людях, очень уважаемых в русских движениях, людях убежденных, цельных, людях, не имеющих никакого отношения к господам типа Белова-Поткина и Белковского. Так вот, эти лидеры заявили: «Нам в компании Навального делать нечего. Вы нас туда не затянете».

Другие лидеры заняли противоположную позицию. Но, при всей важности этого обстоятельства, еще важнее другое. Вдумаемся: если ряд ключевых лидеров русских движений заявили в начале октября о том, что им с Навальным не по пути, что их не удастся затянуть в компанию Навального и так далее (а это для всех, кто держит руку на пульсе, несомненный факт), то что из этого вытекает? Что этих лидеров русских движений, а также лидеров русских движений сходного типа, но не имеющих иммунитета к навальнизации, призывали войти в команду Навального. Затягивали в эту команду. А как именно затягивают в такую команду, известно. И экономическими пряниками, и политическими посулами, и угрозами определенного рода.

Итак, с конца сентября началось форсированное укомплектовывание «армии Навального», которая должна будет наступать несколькими колоннами (помните, у Толстого — «Ди эрстэ колоннэ марширт, ди цвайтэ колоннэ марширт»?). Навальному и его хозяевам срочно понадобилась «цвайтэ колонна», состоявшая из специфических радетелей за права русского народа. И эту «цвайтэ колонну» стали срочно сколачивать.

Зачем? Даю слово одному из ключевых рупоров «Новой газеты» А. Колесникову, написавшему 16 октября 2013 года текст с заковыристым названием «Бирюлеволюция против Болотной»: «Кремлевский тезис, озвученный спустя несколько часов после начала беспорядков редактором канала Russia Today: мол, Бирюлево — это естественное продолжение Болотной, — слаб как раз по логической части. Болотная — это средний класс, это образованные городские слои, в том числе элита, в буквальном смысле сливки нации. (Восхитительная социальная позиция, не правда ли? — С.К.) Бирюлево — это темная масса озлобленных людей, отчасти по экономическо-социальным, отчасти по ментальным (ксенофобское сознание) причинам. Болотная — это активная гражданская позиция, это защита прав граждан, это мирный протест против вранья и репрессий. Бирюлево — это попрание прав граждан, это сознание погромщиков, это настоящее, а не выдуманное Следственным комитетом, прокуратурой и судом, нарушение общественного порядка…

Острословы прозвали штурмовавших торговый центр и овощебазу «овощной Россией». Как масса, подчиняющаяся классическим правилам психологии толпы, эти люди действительно — «овощи»… Кремлевские политтехпологи противопоставляли Болотной площади Поклонную. Теперь они объявляют Бирюлево продолжением Болотной. Но где же они там увидели требования честных выборов и честной власти? Где золотушная и благодушная интеллигенция среди погромщиков? Где Лия Ахеджакова и Борис Акунин? Где Госдеп с печеньками? Где иностранные агенты с грантами?»

То есть А. Колесников из «Новой газеты» упорнейшим образом противопоставляет благородную Болотную ужасному Бирюлево. И именно эти его неуклюжие донельзя противопоставления окончательно раскрывают подлинную суть происходящего.

Прежде всего, А. Колесников и ему подобные нагло извращают буквальное содержание Болотной эпопеи.

Разве тех, кого А. Колесников называет погромщиками, не было на Болотной? Разве не стояли они плечом к плечу с «благородными сливками общества»? Разве на Болотной не предоставили неких совокупных возможностей даже откровенным нацистам?

Далее, А. Колесников и ему подобные отказываются признать очевидное — то, что все провокации вокруг эксцессов, подобных Бирюлево, с давних-стародавних времен раскручивали «Эхо Москвы» и другие либероидные каналы. Мы постоянно ведем рутинную, неблагодарную работу, собирая высказывания тех или иных СМИ по поводу тех или иных событий. В этой работе не должно быть никакой предвзятости. Да и вообще ничего субъективного. От тех, кто ведет эту работу, мы требуем одного — чтобы они сообщали нам особые факты, не добавляя никакой отсебятины. Особыми фактами мы называем факты-высказывания (почитайте, например, мою книгу «Качели»). Констатация факта-высказывания состоит в следующем:

«Такого-то числа такое-то СМИ сказало по такому-то поводу то-то. Точка».

Сразу после убийства Буданова мы сообщали читателю, кто именно что именно сказал по этому поводу. И убедительно доказывали: радикальные вопли на тему «русские, подымайтесь против власти, или она вас схарчит!» начали именно либероидные СМИ — «Эхо Москвы» и ему подобные. Это нетрудно доказать с помощью количественных выкладок. К восстанию призывали даже всех русских, кто воевал в Чечне. Мол, если не восстанете, то Рамзан Кадыров и его прокуратура всех вас пересажает.

Хочу подчеркнуть еще раз — во всем происходящем я на стороне тех, кого господа типа Колесникова называют «овощами». И это давняя история — кто и почему находится на их стороне. Извратители этой истории утверждают, что Сталин в первый раз произнес тост за русский народ в 1945 году. На самом деле он постоянно транслировал нечто подобное, начиная с 30-х годов.

Чем же занимался его оппонент Троцкий, в том числе и используя несчастного по фамилии Мандельштам? Мы знаем, чем занимались Троцкий и его компания. Они называли Сталина «капкаский человек» (на современном языке «чурка»). Они забавлялись анекдотиками на тему о том, что этот кавказский повар готовит только острые блюда.

Теперь дадим слово Мандельштаму, великому поэту, который вляпался далеко не в лучшую политическую историю.

Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
Только слышно кремлевского горца,
Душегубца и мужикоборца.

Что такое написать этот текст в момент, когда шла коллективизация? Впрочем, команда Троцкого заигрывала не только с такими, как Мандельштам. Она пыталась, к примеру, разыграть антикавказские настроения Есенина и так далее.

В точности то же самое было устроено в перестройку. И что же? Не нашлось в рядах борцов с коммунизмом — бок о бок с рафинированной интеллигенцией — места для погромщиков? Ой ли? Это место было определено с незапамятных времен. На радиостанциях, курируемых ЦРУ и госдепартаментом, должны были сражаться с коммунизмом плечом к плечу крайние националисты и либералы, ненавидящие антисемитизм этих националистов. Для этого специально были сооружены такие организации, как НТС, в которых всегда рядом с либерально настроенными антикоммунистами находилось местечко для крайне антилиберально настроенных антикоммунистов. Фактическими крыльями НТС в России эпохи перестройки и постперестройки были «Демократический союз» В. Новодворской и общество «Память» Д. Васильева. И только, пожалуйста, не надо мне-то, проевшему зубы на закрытой аналитике, говорить, что это не так. Не позорьтесь, придуривающиеся Колесниковы. Спросите у Валерии Ильиничны! Да и у других, по-настоящему компетентных ваших знакомых, в том числе и с опытом работы в КГБ СССР. Поинтересуйтесь как следует.

Так что хорош ваньку валять, господа сливки нации.

Империя — это сверхнациональное идеократическое государство. Такое государство представляет собой некую планетарную систему. В центре системы — в виде ее солнца — народ-держатель. Иначе не может быть. Имеем ли мы дело с Российской империей или с Советской красной империей, она же СССР, всегда народом-держателем будет русский народ. Иначе не может быть. Попытка в России подменить имперское (в этом, а не британско-колониальном смысле) устройство любым другим обречена на провал. Россия не может стать классическим национальным государством, не развалившись на много кусков.

Между тем сегодняшняя Россия — это уже кусок российской державы. Отпадение от этого куска хоть одной крошки означает полный развал. И здесь пора дать слово главному консультанту А. Навального — госпоже Евгении Альбац. То, что госпожа Альбац является главным консультантом А. Навального, доказывать не надо, не правда ли?

Ну так вот. 15 октября 2013 года господин А. Венедиктов ведет разговор с госпожой Е. Альбац в передаче «Особое мнение». Венедиктов спрашивает Альбац: «Евгения Марковна, Бирюлево — это национализм или попытка защиты коренного населения Москвы, с Вашей точки зрения?»

Госпожа Альбац отвечает: «Я думаю, это ни то, ни другое. Бирюлево — это прежде всего провал российской правоохранительной системы».

Теперь понятно, зачем нужно Бирюлево? Чтобы система провалилась. А вот когда она провалится — болотники выйдут вместе с бирюлевцами для того, чтобы ее добить. И не надо говорить, что речь идет только о правоохранительной системе. Речь идет о государстве российском. Вот как воркуют на эту тему Венедиктов и Альбац, эти спецжурналисты, взращенные при прямом участии одного очень престарелого и высокопоставленного работника бывшего КГБ СССР.

Альбац: «Ситуация очень сложная для России. Потому что у нас появился на территории СНГ такой серьезный соперник, как Китай, который входит в целый ряд республик, причем очень серьезно входит… Китай все это проделывает без крика, без напоминания о том, что они великая империя, без всего остального. Тихо он вошел».

Венедиктов: «Ну, а может, и бог с ним? Ну, вошел и вошел, и пусть забирает, что называется».

Альбац: «…Я тоже считаю, что бог с ним, пусть забирает. Я не вижу в этом никакой проблемы. Я, честно говоря, не вижу особой проблемы, и если Россия разделится по Уральскому хребту. Я думаю, что это неизбежно».

Дальше Венедиктов и Альбац воркуют на тему о том, когда и как Россия разделится. Венедиктов делает это с большим изяществом, Альбац прет напролом. И становится абсолютно ясно, что такое Альбац плюс Венедиктов плюс этот самый Навальный. Который, с подачи Альбац и тех, кто стоит за ее спиной, разыгрывает тему «овощной революции» именно заданным ему способом. Мол, речь идет о провале власти. И пока не уберем власть — добра не жди.

Я привел достаточно аргументов для тех, кто в принципе может и хочет перейти от сомнения к убежденности. А для тех, кто хочет все время пребывать в сомнении, никаких аргументов никогда не напасешься. Потому что пребывание в сомнении — это участь крыс, которые пекутся лишь о своем системном благополучии. «Стою я за свой каприз», — говорил герой Достоевского. Он же говорил: «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить».

Да, кстати, коль уж от Шекспира и Гоголя перешли к Достоевскому. Один очень крупный политический менеджер в начале Болотной пакости говорил: «Даже Достоевский боялся либералов». Помнится, я тогда возразил: «При чем тут Достоевский? Речь идет о политике».

Сейчас могу добавить: если бы Достоевский боялся либералов, он был бы Димочкой Быковым и не более того. Или максимум максиморум какой-нибудь Улицкой. То бишь никем. Потому что когда ты боишься вообще (а уж либералов — в особенности!), то теряешь бытие человеческое и превращаешься в крысу (приходящую, нюхающую и уходящую).

Перед нами один вопрос — хотим ли мы быть такими крысами или людьми в полном смысле этого слова. Если хотим быть людьми — давайте тщательно распределим время и усилия. Одну часть — взвешенную на аптекарских весах — надо отдать тем, кто сомневается, но способен обрести убежденность. А другую — и, между прочим, главную — надо отдать тем, кто приобрел убежденность, но должен приобрести нечто большее.