Белоленточное движение потеряло часть позиций на политическом поле. Но порожденное им разделение общества на две группы — «креативную» и «консервативную» — уже прочно вошло в культурную жизнь страны. Так, музыкальный критик Артемий Троицкий в «Новой газете» заявляет: «Всем своим развитием человечество обязано интеллектуалам, пассионариям, художникам, святым, сорвиголовам, бессребреникам, героям». Вроде бы все правильно. Но дальше Троицкий уточняет: «креативному классу».
Именно этих людей, по его мнению, «власти сознательно выкашивали весь прошлый век», а сейчас «выдавливают из страны и из активной жизни». Между тем только «креативный класс», по мнению Троицкого, может спасти Россию. «Больше в России никто и ничто в обозримом будущем не зашевелится. Это смерть. Конец истории великой страны».
Мы уже не раз слышали о том, что без помощи так называемого креативного класса Россия превратится в нечто вроде восточной деспотии. Но теперь уже говорится о возможном «конце истории страны». И о спасителе в лице «креативного класса». И тут важно поставить вопрос о том, во что превратил Россию «креативный класс»? Разве этот класс не несет ответственности за происходящие в России процессы? Разве он не содействовал нынешней и впрямь губительной ситуации?
Так почему же этому убийце культуры надо делегировать роль ее спасителя? А ведь именно этим занимаются вроде бы совсем не глупые люди.
На собрании Совета при президенте по развитию гражданского общества и правам человека известный кинокритик Даниил Дондурей обратился к В. Путину с просьбой поручить Минсвязи провести независимую аналитику содержания телевизионных передач. Чтобы обосновать необходимость такого исследования, он привел названия сериалов, показанных за одну неделю на НТВ. Получился такой набор: «Братаны-3», «Правила угона», «Брат за брата», «Висяки». Кроме того, три раза в день по НТВ идет программа «Чрезвычайное происшествие», рассказывающая о преступлениях, а выпуски новостей и другие документальные форматы регулярно пополняют сюжеты о каннибалах и маньяках.
Интерес к указанным темам Д. Дондурей объясняет просто. Коммерция, и ничего личного. «Чтобы зрители держали свои телевизоры постоянно включенными, легче всего пользоваться так называемой понижающей селекцией, то есть двигаться вниз, в подсознание, к инстинктам, опираться на чувство опасности, интерес к слухам, патологиям. А вот стремление вверх, к развитию личности, интеллекту сильно уменьшает аудиторию, следовательно, лишает каналы денег».
Но разве не подобной коммерциализации культуры вообще и телевидения в частности добивались наши «креативщики»? Понося советскую культуру, которая, между прочим, тянула людей наверх?
Дондурей этого, кстати, не может не понимать! Как не может не понимать и другого. Что постсоветская культура распалась на китч и гламур. Дондурей справедливо проклинает китч, сооружаемый на потребу массовому зрителю. Но чем гламур лучше китча? Он носит столь же антикультурный характер.
Какой же предлагается выход из создавшейся ситуации? А вот какой. Д. Дондурей предлагает опереться на… тот же «креативный класс»! По его мнению, в стране есть «четыре-пять миллионов, для кого интересно сложное» и «эти люди создают все научные достижения, кормят страну, управляют ею». «Креативный класс» может заняться «выращиванием „второго народа“, жителей новой России», считает кинокритик. И добавляет: только культура, может «научить оба российских народа — и консервативный, и жаждущий перемен, — жить вместе».
Ничего «креативный класс» выращивать не собирается. Он хочет жить для себя. И создавать то, что греет его псевдокреативное существо. А греет это существо именно гламур.
Гламур против китча — вот какой конфликт пытаются сейчас создать, восклицая: «Это китчевое быдло не принимает нашего гламура!» Но, в конечном счете, гламур и китч договорятся. И объединятся против общего врага, каковым является культура. Гламур и китч одинаково ненавидят культуру. И в этой ненависти проявляется что-то очень знакомое: «Когда я слышу слово культура, я хватаюсь за пистолет».
Гламур и китч одинаково антигуманны. А вне гуманизма культуры просто не существует.
Мне скажут, что культура в состоянии строить себя на отрицании гуманизма. И приведут примеры. Соглашусь, но лишь отчасти. Культура может строить себя подобным образом до тех пор и постольку, поскольку есть гуманизм. Даже для того, чтобы она, оставаясь культурой, выражала ему «фэ», он должен быть. А вот когда его нет, то и культуры нет. Никакой культуры — ни восхваляющей, ни проклинающей гуманизм.
В Испании в результате переворота 1936 года, возглавленного генералом Франсиско Франко, к власти пришли фашисты. Ответственным за пропаганду был назначен близкий друг генерала Франко Милян Астрай, командовавший «Иностранным легионом» в Марокко. Легион был хорошо известен жестокостью и зверствами. Приехавшего инспектировать испанские войска в Африке генерала Примо де Риверу легионеры приветствовали, держа в руках штыки с наколотыми на них человеческими головами. Лозунгом «Иностранного легиона» был призыв «Вива ла муэрте!» («Да здравствует смерть!»).
Так вот, один из заместителей Миляна Астрая очень красочно расписывал иностранным журналистам причину, по которой испанская монархия не устояла. Испанию, по его мнению, погубила канализация. Когда нечистоты выливались на улицу и вызывали болезни и мор среди бедняков — всё было в порядке, большая часть «отбросов общества» не выживала. А изобретение канализации нарушило благоприятный баланс и привело к губительным для элиты последствиям.
Ну, и много чем нас порадовала фашистская культура, упивающаяся своей антигуманистичностью, аристократичностью и так далее? Порадовала она нас разными комбинациями гламура и китча. По прошествии лет ясно, в какой степени закономерны именно подобные метаморфозы фашистской культуры и в какой степени они связаны с ее борьбой с гуманизмом.
Побороться с гуманизмом, не переставая быть культурой, можно в виде особого изыска и в достаточно малых дозах. А вот когда такая борьба становится нормой жизни и проводится постоянно — культура исчезает полностью. И уступает место гламурно-китчевой гадости.
В современной России «креативный класс» давно забил болт на гуманизм. И приобрел соответствующее антикультурное качество. Именуя других фашистами, этот класс демонстрирует раз за разом свою фашистскую сущность. Из блога Божены Рынски: «По моему мнению, у инвалида есть все права наравне со здоровыми, но нет никакого права преимущества. Например, нету права отравлять здоровым жизнь. И за то, что человеку так не повезло или от рождения, или по мере жизни, мы, относительно здоровые, ему ничего не должны... Бесконечные уступки слабому, это предательство сильного. Быть сильным становится очень невыгодно».
В этом же ряду находится высказывание депутата Законодательного собрания Смоленска А.Ершова, заявившего на совещании по вопросу о выделении денег на проезд в общественном транспорте бывшим малолетним узникам фашистских концлагерей: «Чем мы им обязаны? Тем, что их не добили?»
Папа Иоанн Павел II в энциклике Evangelium Vitae осудил антигуманизм, определив его как «войну сильных против бессильных». Он эту войну назвал, представьте себе, «заговором против жизни». Против жизни, понимаете!
А ведь фашисты пытались выступить как друзья жизни, именуя ее врагом христиан, препятствующих триумфальному утверждению сильного. Иоанн Павел II пишет: «Тот, кто своей болезнью, инвалидностью или просто самим фактом своего существования угрожает благоденствию либо жизненным привычкам более благополучных, оказывается врагом, от которого надо защищаться или которого надо уничтожать». Именно такую позицию он называет «заговором против жизни». И он прав. Потому что всё начинается с противопоставления отвратительной антижизненной гуманности — прекрасной жизненной не гуманности. А кончается восхвалением смерти и поношением жизни.
С «заговором против жизни» прогрессивные интеллектуалы пытались бороться еще в 20-е годы. Так, в мае 1925 года в итальянской газете «Мондо» философ Бенедетто Кроче издал «Манифест антифашисткой интеллигенции», в котором заявлял о несовместимости фашизма и культуры. В 1935 году этот тезис раскрыли на Парижском конгрессе писатели Генрих Манн, Андре Жид, Исаак Бабель, Бертольт Брехт, Луи Арагон, Ромен Роллан... Главным лозунгом конгресса стал призыв «Спасем культуру от фашизма!» Художники понимали — там, где есть фашизм, нет гуманизма. А там где нет гуманизма — нет и культуры.
Фашисты гордо именовали свою антикультуру, состоящую из гламура и китча, «новой культурой». Но новую культуру надо не провозглашать, а создавать. Вскоре оказалось, что создать ее без гуманизма нельзя. А также — что освободившись от гуманизма, хочешь прославить жизнь, а прославляешь смерть.
Основой «новой культуры» должна стать фашистская мистика, — такой тезис был выдвинут на Антиидеалистическом конвенте, состоявшемся в Риме в 1934 году. В основе же этой мистики лежала «радость жизни, и, если это необходимо — радость смерти». «Для нас, фашистов, самое важное — не жить долго, а жить деятельно», — говорилось в «Первой книге фашиста», изданной в Риме в 1938 году. «Мы, немцы, вероятно, не знаем, как следует жить, но отлично знаем, как надо умирать!» — провозгласил герой знаменитого фашистского фильма «Утренняя заря».
Жизнь постепенно вытеснялась смертью, а культура — гламуром и китчем. Гитлер знал толк и в том, и в другом. И отбирал для фашистских выставок наилучшие образцы гламура и китча. Культура же была ему не нужна.
Хочу здесь оговорить, что и китч и гламур могут быть вполне себе качественными. Но они не являются культурой. Предлагаю в этом смысле посмотреть внимательно гламурно-китчевую эклектику, созданную очень одаренной Лени Рифеншталь. Например, ее фильм «Олимпия», снятый по мотивам Олимпийских игр, проходивших в Германии в 1936 году.
Форма есть — человека нет.
А настоящая культура — это послание о человеке. Чтобы такое послание создать, надо человека почитать. Что и есть существо гуманизма, фашизму не доступное ровно в той же степени, в какой и нашему «креативному классу».
Одним из авторитетных специфических «философов» в фашистской Германии был Людвиг Клагес, один из основателей современной психологии. Л. Клагес считал, что тело и душа человека тесно связаны. Вместе они образуют единый полюс, созвучный космосу. Но кроме души и тела существует еще дух или разум, отрицающий жизнь, враждебный материи. Разум способствует возникновению сознания, личности. И в результате душа становится рабыней сознания. Между тем телесно-душевная жизнь, по мнению Клагеса, совершенно полноценна и гармонична. Человек должен существовать в единстве с природой. В качестве положительного примера Клагес обращался к доисторической культуре, мифологии, оргиастическим культам.
Сначала уничтожение гуманизма... Потом расторжение союза духа и души. Потом — оргиастические культы, воспевающие природу и проклинающие человека. Потом — проклятие в адрес природы и восхваление ее антипода — смерти. Клагес расторгает связь души и живого духа и в итоге отдает и душу, и тело во власть духа мертвого. Такова судьба любого, кто последовательно становится на путь антигуманизма. Тот путь, по которому вот уже двадцать лет с упоением топает наш «креативный класс».
Так что остается только удивляться наивности Д. Дондурея, предлагающего «креативщиков» в виде лекарства против прогрессирующего разложения. А может быть, это не наивность — цинизм?
Единственный шанс избежать катастрофы культуры и полноценного утверждения антикультуры вкупе со всем, что из этого утверждения вытекает, — это война. Война за гуманизм — а значит, и за культуру. Опереться в этой войне можно на очаги, не пораженные тленом гламура, китча, антигуманности. Эти очаги бессмысленно искать внутри самопровозглашенного «креативного класса». Как было бессмысленно их искать внутри таких же социальных сущностей в эпоху заката Древнего Рима или в эпоху предреволюционного российского декадентства. В других средах следует искать и отклик, и опору, и подлинный креатив.
Ищущий да обрящет.