В беспрецедентной атаке на «Шаги истории», недавно учиненной петербургскими либералами, одним из поводов для нападок на нашу школьную стенгазету послужила заметка в ней о Советско-финской войне. В этой заметке мы рассказывали об очевидной подоплеке войны: СССР накануне надвигавшейся большой войны с Германией было необходимо отодвинуть границу, пролегавшую на тот момент в 30 километрах от Ленинграда. Граница эта отрезала от нас Карельский перешеек и часть Ладожского озера. Правительство СССР неоднократно предлагало Финляндии взаимовыгодный обмен территориями, но финны не шли на соглашение.
Примечательно, что территория, которую мы хотели получить у Финляндии, будучи отвоевана у шведов еще Петром I в начале XVIII века, вошла в состав Российской империи как Выборгская провинция.
И лишь в 1811 г. Александр I присоединил эту территорию к землям Финляндии, уступленным ей по итогам русско-шведской войны 1808–1809 гг. Так щедро разбросался землями Александр под влиянием перешедшего на русскую службу шведского советника Густава Армфельта — автора идеи широкой автономии Великого княжества Финляндского в составе Российской империи...
И вот, в 1939 г., в обмен на эти исторически принадлежавшие России земли СССР предлагал финнам в два раза большую территорию Советской Карелии, а также весьма выгодные торговые соглашения.
Добавим, что «маленькая нейтральная Финляндия» неизбежно в каждой войне XX века становилась плацдармом нападения западных стран на Россию.
Так было во время Гражданской войны, когда в 1918 г. на территории Финляндии немцы создали свое марионеточное государство.
Так будет и во время Великой Отечественной войны, когда финский верховный главнокомандующий К. Г. Маннергейм станет союзником Гитлера.
И в 1939 г. для советской стороны было уже вполне очевидно, что в будущей войне Финляндия не сможет остаться нейтральной, и что ее территория вновь станет плацдармом для вторжения. И именно поэтому перед большой войной было принято решение отодвинуть от Ленинграда советско-финскую границу.
Переговоры, несмотря на все наши усилия, закончились ничем. И мы, и Финляндия начали готовиться к войне. При этом финны готовились весьма активно и, при явном неравенстве сил, совершенно нас не боялись. Что, кстати, и неудивительно, учитывая, что с начала XX века территория Российской империи, а позднее СССР, лишь уменьшалась в ходе неудачных войн и внутренних потрясений...
Финны неоднократно обстреливали наших пограничников и мирных приграничных жителей.
Один из таких обстрелов в Майниле и стал непосредственным поводом к началу войны.
Почему же упоминание о Майниле в стенгазете вызвало вопль возмущения либералов?
Дело в том, что финны после инцидента в Майниле утверждали, что «выстрелов с финской стороны не было». Маннергейм позже даже заявлял, что попавшие во время войны в плен русские признавали, что «финны не стреляли в Майниле». Утверждение, заметим, объяснимое пропагандой военного времени, но весьма сомнительное как историческое свидетельство.
Советские политики и историки никогда не ставили под сомнение безусловность того, что выстрелы в Майниле были с финской стороны. И со стороны постсоветских официальных российских лиц никакого признания в том, что мы «сами в себя стреляли» в Майниле, никогда не было.
Однако в 90-е гг. наши ангажированные либеральные историки начали усиленно поддерживать и развивать именно финскую антироссийскую версию. То утверждалось, что выстрелы в Майниле — результат «учений войск НКВД». То — что их вообще «не было».
Прицельно работать с архивами по Майниле в 90-е гг. взялся либерал П. Аптекарь, бывший в то время сотрудником Российского государственного военного архива (РГВА).
Пример «добросовестности» Аптекаря как историка — калькуляция им военных потерь нашей армии в Финской войне путем умножения количества страниц в журнале боевых действий на примерное (!) количество числящихся на каждой странице фамилий. Аптекарь сам поведал, что «вел свои подсчеты самым простым способом: было зафиксировано количество фамилий (количество это колеблется в разных книгах от 16 до 19), и затем путем умножения устанавливалось количество зарегистрированных в данной книге». Вот такая «общеусловная» калькуляция потерь, совершенно недопустимая для любого вменяемого историка.
Еще один пример «честности» Аптекаря — ложные ссылки в его сочинениях на архивные данные. Эти подверстывания неоднократно делались достоянием широкой общественности. Так, историк О. Киселев в интернет-статье «Аптекарская точность» отмечал: «...Указывая, что советские бомбардировщики нанесли удар по жилым кварталам, П. Аптекарь ссылается на «Отчет о боевых действиях» 35 лбап (РГВА. Ф. 34980. Оп. 12. Д. 1935. Л. не указан), но ничего подобного в этом деле нет!»
Спрашивается, почему же за такие «подвиги» на ниве фальсификаций Аптекаря не отстранили от работы в РГВА? Отстранить его, как он опять-таки сам поведал, пытались, но высокие либеральные покровители не позволили.
Вот что рассказывает Аптекарь о своих архивных приключениях 90-х: «К тому времени счастливый случай (говорю это без тени иронии) вывел меня на Валентина Степановича Ещенко, ставшего в сентябре 1991 года главным редактором «Военно-исторического журнала»... **[Характерная деталь: членом редколлегии этого журнала при Ещенко был — и остается по сей день — уже упоминавшийся власовец и пробандеровец Кирилл Александров, ополчившийся на «Шаги истории».**
Далее Аптекарь рассказывает, как написал в «Военно-историческом журнале» на пару с Ещенко статью о финской войне под названием «Оправданны ли жертвы?»...
Как эта статья вызвала возмущение директора РГВА М. Стеганцева, назвавшего методы подсчетов потерь Аптекарем «легковесными арифметическими»... С учетом вышеприведенных описаний Аптекарем своих методов — характеристика, согласимся, вполне точная!
Но обвиненный в недобросовестности и обоснованно ожидавший наказания за нее Аптекарь неожиданно нашел высокую «крышу»: «Ещенко, которому я сообщил о случившемся, сразу же обещал помощь вплоть до юридической в суде... Через несколько дней меня позвали к себе в гости коллеги... Буквально в тот же день раздался звонок. Приятный женский голос сообщил мне, что со мной желает встретиться один из заместителей руководителя Российского комитета по делам архивов Владимир Петрович Козлов... Внимательно выслушав меня, он пообещал разобраться в моем деле и попросил подождать. Затем позвонил и справился, может ли господин N принять его по важному делу. Решив, что аудиенция закончена, я поблагодарил Владимира Петровича и собрался уходить. Однако он попросил подняться вместе с ним наверх. Через несколько минут мы были в кабинете у Главного государственного архивиста России Рудольфа Германовича Пихоя...»
То есть Аптекарь, как он сам сообщает, удержался в архиве лишь благодаря личной поддержке свердловского приближенного Б. Ельцина Р. Пихоя!
Несколько слов о Пихоя. Пихоя в 1993 г. был назначен Ельциным главным государственным архивистом России. Спустя три года он станет заместителем по фонду «Демократия» главного ельцинского идеолога и фальсификатора Александра Яковлева. Супруга Пихои была ельцинским спичрайтером.
С архивами Пихоя работал по личному поручению Ельцина на пару с еще одним историком-либералом — ельцинским советником Д. Волкогоновым, также печально прославившимся «неожиданным открытием» фальшивок в архивах. Как позже рассказывал Пихоя: «Борис Николаевич Ельцин поручил мне и Дмитрию Антоновичу Волкогонову, а можно сказать и наоборот, Дмитрию Антоновичу Волкогонову и мне, заниматься разбором, в частности, президентского архива».
Волкогонов и Пихоя «неожиданно обнаружили» в архивах не один удивительный документ. В частности, «раскрыли» и передали полякам копии фальшивых «документов» по Катыни («записка Берии» от марта 1940 г. и др.).
Пихоя, Волкогонов, Аптекарь — одна компания ельцинских историков — «птенцов гнезда А. Яковлева», очевидным образом сфальсифицировавших ряд документов и некорректно трактовавших другие. И с темой Финской войны эта компания разбиралась, как повар с картошкой, смело вооружившись «арифметическим подходом» Аптекаря и высокой «крышей» в лице разнообразных «господ N» и самого Ельцина.
Помимо этой спецкоманды историков творцами мифов о Майниле выступили и либеральные публицисты-фантасты, такие как Игорь Бунич. Последний, как уже рассказывалось, еще до известного провокатора В. Резуна-Суворова начал вкидывать идею о том, что не Гитлер, а Сталин был главным военным агрессором. В своей публицистической книге Бунич утверждал, что Сталин-де накануне Второй мировой войны готовил некую наступательную «операцию Гроза», частью которой была Финская война, спровоцированная инцидентом в Майниле. В виде доказательства Бунич приводил «признание» майора НКВД Окуневича, «умершего в 1986 г.» — то бишь давно покойного к моменту написания книги! — в том, что его взвод якобы стрелял в Майниле. Окуневич-де рассказывал, что «их направили на Карельский перешеек с приказом испытать действие якобы нового секретного снаряда».
Кстати, версия с конспиративным испытанием секретного оружия на виду у финских войск не нова, в свое время она уже выдвигалась финнами. Притом, что достаточно посмотреть на карту района Майнилы, с трех сторон окруженного р. Сестрой, по которой проходила на тот момент линия границы, чтобы сильно усомниться в адекватности озвучивающих версию об учениях в подобном месте. Данный факт в ноябре 1939 г. и отметило советское правительство: «Только отсутствие чувства ответственности и презрительное отношение к общественному мнению могли продиктовать попытку объяснить возмутительный инцидент с обстрелом «учебными упражнениями» советских войск в артиллерийской стрельбе у самой линии границы на виду у финских войск».
Но даже не подхватывание сочиненной второпях финнами неумной версии о «секретных учениях» поражает в писанине Бунича, а ссылка в сугубо историческом вопросе — на якобы сказанные слова давно умершего человека...
Существуют известные типы источников: архивы, документы официальных организаций, письма, мемуары, пресса. Но именно российские либералы ввели в 90-х такой фантастический тип источника, как рассказ событий задним числом в публицистическом произведении от лица уже умершего.
Так, либерал Д. Гранин рассказывал, что в кремлевских коридорах «была паника при подходе немцев к Москве» — ссылаясь на то, что это ему якобы лично поведал сам А. Косыгин... уже давно к тому моменту почивший. И т. д., и т. п.
Дабы окончательно стряхнуть либеральный морок, наведенный на тему Майнилы, перечислим четкие и очевидные доказательства того, что выстрелы в Майниле были и что они действительно прозвучали с финской стороны.
(Продолжение следует)