Историки обычно отсчитывают начало холодной войны с Фултонской речи Черчилля в 1946 году. Эта речь и вправду оказала серьезное воздействие на мировой процесс. Она и вправду сумела переломить в целом позитивное отношение Запада к СССР как союзнику по антигитлеровской коалиции.
Однако я, вопреки устоявшемуся мнению, рискну утверждать, что подлинно холодная война — то есть военно-политическое противостояние двух сверхдержав, осуществляемое на основе морального, экзистенциального и иного табу на прямое применение ядерного оружия — началась после Карибского кризиса.
Именно Карибский кризис привел обе стороны к пониманию того, что «горячая война» гарантированно закончится взаимным уничтожением.
И именно тогда Запад стал искать иные способы уничтожения СССР — и главным способом стало принуждение к военно-экономическому соревнованию, названному позже гонкой вооружений.
Пролог
Ядерное уничтожение Хиросимы и Нагасаки было демонстрацией того, что у мира появился новый хозяин. Что этот новый хозяин не потерпит инакомыслия и неподчинения.
Но бомбардировка Японии была лишь показательной поркой. Расчет был на то, чтобы усмирить СССР. Ведь именно СССР был на тот момент единственным идеологическим конкурентом. Именно СССР обладал на тот момент сильнейшей сухопутной армией. Именно СССР проявлял последовательное неподчинение воле США и западного мира в целом.
К этому добавляется всегдашняя ненависть Запада к России в любых ее обличьях. Русских ненавидят за то, что они, будучи не стопроцентными азиатами, как, например, китайцы, слишком не похожи на представителей западного мира, вобравших в себя ценности классического модерна.
К этой основополагающей ценностной ненависти примешивается многое другое. Русских ненавидят за избыточную самостоятельность и независимость. За то, что они обладают чересчур большим ресурсным богатством и чересчур большой территорией. За своеобразие русской культуры (вроде бы европейской? — так ведь нет), русского образа мысли (вроде бы европейского? — так ведь нет). Все это веками вызывало у Запада не просто настороженность, а именно ненависть. А тут еще и на тебе — коммунизм!
Союз Запада с СССР против фашизма был ситуационным и рациональным. В первую очередь, рациональным. США три года выжидали, куда качнется чаша весов во Второй мировой войне, прежде чем открыли второй фронт. Реальная помощь по ленд-лизу была прекращена день в день 9 мая 1945 года.
США обещали нам 6 миллиардов долларов крайне необходимой помощи на восстановление хозяйства, чтобы залечить ужасные раны, которые СССР получил в войне за спасение человечества. То есть защищая не только себя, но и американцев, англичан и так далее. Но после того как Россия стала не нужна, нам фактически показали фигу.
На Ялтинской конференции была согласована цифра в 20 миллиардов долларов общих репараций в пользу СССР, а также доля репараций — станками, инструментами, сырьем, технологиями — из индустриального немецкого Рура. После войны все это фактически осталось на бумаге.
Но, в конце концов, невыполнение невыгодных обязательств — это рациональная норма в отношениях между конкурирующими странами. Но как только у США возник реальный шанс на глобальную власть, место рациональных игр с их торгашеством, мошенничеством и так далее заняла иррациональная исступленность. Американская элита возненавидела СССР как последнее препятствие на пути к своему мировому господству.
Дабы подтвердить, что это именно так, напомним читателю, что именно заявил Черчилль в своей речи, так легшей на душу Трумэну и американским и европейским правым.
Черчилль заявил, что коммунизм (и Советский Союз как носитель коммунистической идеологии) питает агрессивные планы по отношению к «свободному миру»: «Тень упала на сцену, еще недавно освещенную победой Альянса. Никто не знает, что Советская Россия и ее международная коммунистическая организация намерены делать в ближайшем будущем и есть ли какие-то границы их экспансии... Во всем мире созданы коммунистические «пятые колонны», которые работают в полном единстве и абсолютном послушании в выполнении директив, получаемых из коммунистического центра».
Для борьбы с этой советско-коммунистической угрозой Черчилль потребовал объединения англо-саксонского мира: «Если народы Великобритании и Британского Содружества наций объединят свои усилия с народом Соединенных Штатов Америки на основе тесного сотрудничества во всех областях и сферах — и в воздухе, и на море, и в науке, и в технологии, и в культуре,– то мир забудет о том неспокойном времени, когда пресловутое, но столь неустойчивое равновесие сил могло провоцировать некоторые страны на проведение политики непомерных амбиций и авантюризма».
Итак, Черчилль призвал сломать «пресловутое, но столь неустойчивое равновесие сил» — конечно, в пользу Запада, использовать его экономическое, технологическое и военное преимущество для наращивания «мускулов мира», иначе говоря, для получения военно-технического превосходства над СССР.
После войны американской элите, а затем и всей нации, стало ясно, что британское всемогущество в прошлом, что в Европе у США нет конкурентов, а значит, можно и должно выступать в новой мироустроительной роли. При таком самоощущении США не могли не захотеть уничтожить СССР и быстро формирующуюся у них на глазах мировую систему социализма
Для решения этой задачи США стали создавать адекватные задаче структуры и механизмы. В 1948 году ЦРУ приступило к ведению политических подрывных действий против СССР и экономической войны, позволяющей обрушить СССР, не вступая с ним в ядерное противоборство. Но ЦРУ шло своим путем, а американские военные стратеги продолжали уповать на доктрину ядерной воздушной войны.
Составители плана «Бройлер» (1948 год) утверждали: «На протяжении трех последующих лет концепция войны против СССР будет основана на скорейшем проведении мощного воздушного наступления, в ходе которого будет максимально использован разрушительный потенциал и психологический эффект атомной бомбы… с целью лишить СССР возможности продолжать военные действия».
Однако и этот план, и целая череда последующих были отменены — в силу невозможности их реального осуществления. США очень хотели стать мировым владыкой, но... В начале 1950-х годов американский атомный арсенал был все еще слишком мал! А средства доставки атомных бомб были слишком ненадежны, чтобы руководство Пентагона могло рассчитывать на победу в результате одного решительного атомного удара.
Гонка вооружений ради безопасности
Поначалу руководители США действительно верили в то, что СССР обладает и возможностями, и намерением если не совершить мировую коммунистическую революцию, то уничтожить западный мир в ядерном противоборстве. Эта вера и страх, вызванный ею, продержались до наступления Карибского кризиса 1962 года.
После этого американские лидеры сообразили, что Советы не хотят действовать по принципу победы любой ценой. Что номенклатурщики хрущевско-брежневского розлива не борцы за мировую революцию, а вполне умеренные советские обыватели, обеспокоенные тем, как им переварить уже проглоченный кусок мировой власти. Новая американская стратегия — она же холодная война в чистом виде — опиралась именно на это, очень трудно давшееся американским элитариям, понимание.
Уже при президенте Эйзенхауэре (1953–1961 гг.) США понемногу стали отходить от готовности непосредственно задействовать ядерный потенциал и таким путем решить судьбу мира.
Американское стратегические превосходство стало использоваться для оказания нажима на СССР с целью изменения его внешней политики. Что же касается ядерной стратегии как таковой, то здесь ставка была сделана на так называемое массированное возмездие.
В его основе, по словам госсекретаря Дж. Ф. Даллеса, лежало «решение полагаться главным образом на большую способность нанести мгновенный ответный удар средствами и в местах по нашему собственному выбору».
Именно тогда было положено начало созданию военных блоков вдоль границ Советского Союза (СЕАТО, СЕНТО, АНЗЮС), а также были подписаны двусторонние военно-политические соглашения с Японией, Южной Кореей, Южным Вьетнамом и Тайванем.
В 1961 году к власти в США пришла администрация Дж.Кеннеди. Она предложила кардинально новую концепцию — быстрого, почти мгновенного наращивания ракетно-ядерных вооружений. Цель была проста — в количественном и качественном отношении оставить СССР далеко позади и затем еще многие годы действовать, не опасаясь стратегического вызова потенциального противника. После смерти Кеннеди его усилия по «стратегическому рывку» продолжил Л. Джонсон (1963–69 гг.).
Началось колоссальное развитие стратегических сил. В 1961–64 годах военный бюджет был увеличен на 13 % (с 47,4 до 53,6 млрд долларов). К 1967 году число межконтинентальных баллистических ракет выросло в пять раз (с 200 единиц до 1000). Подводный флот пополнился 41 атомной подводной лодкой, вооруженными в общей сложности 656 ядерными ракетами «Поларис». Военно-воздушные силы получили 600 стратегических бомбардировщиков.
Именно эта новая, бесконечно опасная для СССР, концепция США, а не оголтелость советского руководства, привела к невиданной гонке ядерных вооружений.
Советский ответ
В Вашингтоне были люди, предупреждавшие, что гонка вооружений вынудит Советский Союз к аналогичному развитию своих сил. К. Кейзен, сотрудник совета национальной безопасности, писал Кеннеди, что «отсутствие великодушия будет иметь неизбежным следствием вынесение гонки вооружений на более высокий уровень. В мире ракет и термоядерных боеголовок больший арсенал оружия не добавляет больше безопасности». В 1967 году министр обороны США Р. Макнамара признал, что Советский Союз не имел намерения вступать в ракетно-ядерную гонку и, возможно, удовлетворился бы соотношением сил уровня 1960 года, когда США имели значительное превосходство.
Но почему же США решились действовать таким образом, понимая, что речь идет о риске уничтожения и себя, и всего человечества?
Потому что роль господина мира была невероятно заманчивой! Элита США сделала ставку на повсеместный выигрыш. То есть на недопущение проигрыша США ни в одной точке мировой игры, ни на одном ее направлении. Утверждалось, что иная стратегия приведет к подрыву национального самосознания американского народа и к потере веры в США их союзников.
Так повела себя элита США. Что же касается СССР, то в 1964 году пост Первого секретаря ЦК КПСС занял Л. Брежнев.
Брежнев был политиком качественно иного типа, нежели все его советские предшественники. Но он отнюдь не был слабым политиком. И как представитель воевавшего поколения он был крайне обеспокоен возможностью новой войны. И был готов сделать все мыслимое и немыслимое для ее недопущения.
Прежде всего, обеспечить стратегический паритет с США. Урок Карибского кризиса был понят Брежневым и членами его команды именно так. И вряд ли кто-то может сейчас упрекнуть их в таком понимании.
В СССР начали разработку двух типов МБР — тяжелой ракеты Р-36 (один из вариантов знаменитой «Сатаны») и легкой универсальной ракеты УР-100. Эти ракеты второго поколения развертывали в бешеном темпе: с ноября 1966 до конца 1969 года было развернуто 170 ракет Р-36 и около 860 ракет УР-100. К 1971 году количество развернутых комплексов Р-36 было доведено до 260 единиц, а УР-100 — до 990 единиц.
Одновременно создавался подводный ракетоносец, по боевой эффективности соответствующий американским. Ракетоносец проекта 667А мог нести 16 ракет Р-27. В 1967 году был построен первый подводный корабль этого проекта, а к концу 1969 года их было уже 12.
Впервые в мире создавались системы противоракетной обороны. Работы над ними велись со второй половины 50-х годов, а уже в 1962 году СССР приступил к строительству Московской системы ПРО.
Для преодоления ПРО США был создан орбитальный вариант «Сатаны», поставленный на боевое дежурство в 1969 году (в том числе, оснащенный тремя боевыми блоками).
В итоге — с огромными издержками и за счет изъятия ресурсов откуда только можно — удалось добиться стратегического паритета с США. То есть была решена задача, находившаяся по ту сторону наших обычных, немобилизационных, возможностей.
В свою очередь, США свою задачу — провалили. «Стратегический рывок» Кеннеди–Джонсона не принес США искомого результата. Гонка вооружений, не дав США преимуществ, вызвала серьезное недовольство налогоплательщиков. Вдобавок США ввязались в крайне затратную и непопулярную в стране и в мире вьетнамскую войну.
Американским лидерам пришлось осознать, что они попали в стратегический тупик. Это и подвигло их к началу переговоров с Советским Союзом об ограничении стратегических вооружений. Тем самым, холодная война, начавшись после Карибского кризиса, после достижения стратегического паритета стала абсолютной реальностью. Ничего кроме холодной войны в арсенале США теперь уже не было. И американцы сделали из этого необходимые выводы.
Как это происходило — в следующей статье.