Передача «Разговор с мудрецом» на радио «Звезда» от 22 февраля 2024 года
Анна Шафран: Накануне состоялась Мюнхенская конференция по безопасности — не та, на которой в 2007 году наш президент Путин «взорвал мозг» у наших западных «непартнеров», сказав, что однополярная эпоха прошла, теперь наступает многополярная. Но на этом пути, конечно же, нас поджидает очень много разных интересных событий. Конференция нынешняя — что главное пишут западные СМИ по итогу?
Агентство Bloomberg написало, что НАТО обсуждало риск нападения Российской Федерации на них. Washington Post: обсуждают создание альтернативы НАТО на случай победы Дональда Трампа на выборах президента США. Politico узнало, что в рамках конференции союзники Украины говорили о том, как не допустить развала украинской армии.
С одной стороны, есть привычные темы, есть те, которые непоколебимыми остаются, есть частичное признание той реальности, с которой сегодня мы в целом сталкиваемся. Доклад о состоянии международных дел также прозвучал на Мюнхенской конференции. Главным тезисом в текущем 2024 году стала мысль, что на фоне растущих геополитической напряженности, экономической неопределенности многие государства больше не фокусируются на выгодах глобального сотрудничества, а озабочены тем, что меньше благ получают, чем другие страны. И вот интересно, нынешний доклад называется «В проигрыше все?». Интересные вопросы они задают.
Ну и еще один момент, мне кажется, тоже примечательный, связан с тем, как проходило кулуарное общение — это вечеринка в рамках Мюнхенской конференции, где участвовали главные акторы, такие как Урсула фон дер Ляйен, Столтенберг и так далее. Лозунг вечеринки звучал так: «Выпьем против Путина». Ну, честно говоря, какое-то бессилие, конечно, в этом лозунге слышится, как-то мелковато для такого мощного блока.
Вот давайте, Сергей Ервандович, сегодня с Вами поговорим, что же это было. Итоги Мюнхенской конференции — в чем был ее главный смысл, с Вашей точки зрения?
Сергей Кургинян: Ну, я бы начал знаете с чего? Обратил бы внимание тех, кто смотрит передачу, на одно обстоятельство, которое абсолютно очевидно и тем не менее не учитывается. Обстоятельство это заключается в следующем. Новый раскол мира и новую холодную войну с ее главным тезисом «демократия против авторитаризма» начали именно американцы и Запад в целом. Ни Си Цзиньпин, ни китайская компартия в целом, ни Путин, ни кто еще не хотел оформления этой новой холодной войны с ее глобальным определением «демократия против авторитаризма». Это сделали американцы. Значит, им дозарезу нужен, причем на двухпартийном консенсусе, мир, в котором они будут консолидироваться против России, Китая и так далее.
Это обстоятельство уже не может быть отменено. Они будут маневрировать, они будут то облизывать Китай чуть-чуть, то, наоборот, его прижимать. Они будут говорить, что они — в их правой ипостаси — более симпатизируют России или менее… Это всё мелкие приемчики внутри оформления абсолютно нового глобального мира.
Этот мир очень долго был миром холодной войны, биполярным миром «СССР — США». Потом он стал однополярным миром, в котором Россия, проигравшая холодную войну, была отодвинута на обочину. А теперь дело в том, что Россия каким-то способом начинает говорить, что ее не устраивают результаты холодной войны и всё, что было оформлено по этим результатам, что ей в ее новой позиции нужно что-то совсем другое. Это очень важный, но частный результат.
А глобальный результат заключается в том, что после однополярного мира с его глобализмом и всем прочим те, кто были хозяевами этого однополярного мира (и, казалось бы, должны были просто с ума сходить от счастья) — они этот мир переделывают. Они, а не кто-нибудь еще! Это на самом деле достаточно глубокий тезис. Они победили в холодной войне, они установили однополярный мир, они заявили о глобализации, они начали эту глобализацию раскручивать, они от нее кайфовали — и они ее сворачивают.
Казалось бы, это обстоятельство очевидно, но оно не доходит до сознания. Потому что всюду, в том числе в наших официальных кругах, говорится: «провал однополярного мира», «американцам не удалось закрепиться на позициях глобализма и однополярного мира», «они теряют очки в этом их „замечательном“ проекте»… А это не так. Они этот проект переделывают — они, не китайцы. Что говорит Си Цзиньпин? «Да ничего лучше глобального мира для нас нет. Глобализация — отлично, отсутствие всяких таможенных рогаток и протекционизмов по национальным экономикам нас абсолютно устраивает». Ничего и Путин против этого глобального мира не говорил. Мы взяли и вступили в ВТО. С какими последствиями — отдельный вопрос, но мы же в него вступили. Во все эти институты этого глобального мира мы вполне себе заходили ничтоже сумняшеся.
Значит, хозяин однополярного мира делает следующий шаг в большой игре, и он говорит: «Больше мне такой мир не нужен. Мне нужен возврат к миру эпохи холодной войны, только вместо борьбы демократии с коммунизмом будет борьба демократии с авторитаризмом». Значит, им нужен этот какой-то новый мир — раз.
Второе. Самым знаменательным для меня в этом смысле событием была эта вечеринка «Выпьем против Путина». Но это очень мелко, Вы правы совершенно. Это что-то, говорящее о страшном измельчании этих людей. Они могли устроить, ну я не знаю, факельное шествие какое-нибудь, съезд в Нюрнберге, рычать и кричать по поводу того, что «Путин — чудовище». А они поддают по этому поводу втихую, в каком-то половинчатом составе. Это то важное, что надо тоже понять: это очень мелкие люди.
Я повторю в связи с этим известный анекдот: папа-карлик, мама-карлик, сын еще поменьше ростом — и он привел с собой невесту знакомиться. Папа говорит: «Да, сынок, но она еще меньше ростом, чем ты, — этак мы до мышей дотрахаемся…»
Так вот, то, что мы видим на этом западном политическом рельефе, — что уже «дотрахались до мышей». «Мыши» пьют против Путина. Они не оскаливают зубы, они поддают. Сели и поддают в сильно охраняемом баре — против Путина. Это качество людей. Это не Черчилль с его Фултонской речью, это не Маккарти, это не Рейган, это даже не Буш-старший. Это что-то такое очень новенькое, подло мелкое, расслабленное и внутреннее ничтожное — вот это называется «дотрахаться до мышей».
Анна Шафран: Ну, как оксюморон. Вы вспомнили очень важную деталь, Сергей Ервандович, давайте нашим слушателям напомним, что в прессе писали: на несколько часов этот бар, в котором собрались европейские лидеры, стал самым охраняемым баром в мире. Бар, понимаете?
Сергей Кургинян: Бар, да. И это всё не случайно, это не отель, не Ницца во Франции, это не какие-то специально накрытые столы на военном полигоне. Это бар — бар, в котором они оттягиваются, самоудовлетворяются, глядя на портрет Путина. Ну, это же страшно мелко. Невероятное измельчание всей западной элиты. Это какие-то странные фигуры, все эти блинкены, салливаны, еще кто-то. Что это такое? О чем они думают? Это же очень важно, о чем они думают. Когда-то я цитировал рассказ Бабеля, о чем думает папаша Бени Крика Мендель Крик: «Об чем думает Мендель Крик? Он думает об выпить рюмку водки, об дать кому-нибудь по морде и об своих конях — а больше он ни о чем не думает».
«Об чем» думает Урсура фон дер Ляйен? Или Шольц? Это же очень серьезный вопрос — «об чем» думает Байден и его окружение? Это ужасное вырождение.
Анна Шафран: Вырождение, измельчание…
Сергей Кургинян: И это одна сторона. Но, во-первых, это почему-то произошло, а во-вторых…
Вы знаете, где-то лет десять назад ко мне приехал очень крупный, не слишком известный человек из Европы и стал говорить: «Давай-ка мы будем с твоей организацией обсуждать европейско-российские отношения после катастрофы». Я говорю: «А зачем обсуждать, что будет после катастрофы? Давай мы обсудим, как избежать катастрофы. Проведем какой-нибудь семинар, скажем, почему может наступить катастрофа, как ее избежать».
Он говорит: «Нет, милый, нет. Все крупные люди отошли. Посмотри, кто у власти. Они же могли продвинуться к власти только потому, что другие отошли. Ты не можешь разговаривать с этими людьми, у них интеллект ниже плинтуса, они тебя просто не поймут… Они настолько мелкие, насколько это может быть, потому что крупные отошли. Поэтому катастрофа неизбежна, и никто не хочет ее избежать. Вот когда она произойдет, тогда на арену снова выйдут крупные люди, и это будут совсем другие люди».
Поскольку я не люблю с не слишком мне хорошо знакомыми людьми обсуждать, «что будет после катастрофы», я как-то свернул этот разговор, но он у меня остался в памяти. Он был примерно в ту же эпоху, когда Путину раз за разом стали говорить на весьма авторитетном уровне: «Вы, конечно, входите в Европу, но частями. Вы как-нибудь сымитируйте, что вы разделились: конфедерация или что-нибудь еще, — и входите частями. Потому что целиком мы вас принять не можем, вы слишком крупные, американцы боятся».
И было ясно, что Путин это экзистенциально, метафизически не примет, этот раскол, про который он уже и говорит фактически. Но в любом случае, когда говорится «а вот мы хотели в НАТО» или «мы хотели в Европу» (или куда-нибудь еще), «а у нас были такие иллюзии», — так говорится, что хотели целиком, как одна большая система. Мы сбросили азиатскую часть СССР: слишком много исламского мира…
Анна Шафран: Но «от Лиссабона до Владивостока»?
Сергей Кургинян: Да, но «от Лиссабона до Владивостока» целиком хотели войти и были готовы стать хоть частью НАТО.
Мне такая идея была не дорога совсем. Но именно она была общей идеей российского истеблишмента. И, в сущности, выразителем этой идеи был президент Путин — такой, каким он был в 2001 году. И все эти диалоги по недопущению терроризма, и реакция на nine-eleven (11 сентября), и совместная борьба с террористическими антизападными силами — это всё было в рамках данной концепции. Но там было одно для Путина совсем неотменяемое условие, что в этот мир мы входим целиком. Когда он понял, — а он трудно это понимал, потому что он глава государства; он не может понимание из четырех-пяти фактов высосать и превратить в доктрину, — он долго и упорно пытался понять степень несуверенности Европы. Это очень трудно понять. Я честно говорю, что Европа настолько не суверенна по отношению к США, что понять природу этой несуверенности трудно. Она очень глубокая.
Один из руководителей крупнейших партий Германии — таких, знаете ли, с ностальгией по отношению к Советскому Союзу — как-то мне сказал: «Нам сменить власть в Германии — это три дня. Через три дня в восточной части будет власть, как в ГДР, точно я тебе говорю. Что будет на четвертый день? А на четвертый день будет американская оккупация». Дальше он посмотрел на меня и сказал: «Что вы наделали в 1991 году, что вы наделали?»
Это вопрос о том, что Европа фантастически не суверенна, и загадка сия велика, что внутри этого дела есть сознательная перегруппировка сил: этих оттягиваем назад, а этих выдвигаем вперед. Что вот эта деградация для кого-то носит холодно-умный характер, и что неотменяемым фактом во всем этом построении является одно — демократия против авторитаризма, и прежде всего против России. Конечно, американцы гораздо больше боятся Китая. Он для них — я об этом тоже чуть позже скажу — является фундаментальным фактором, но они даже его взять не могут, пока они с Россией не расправились.
Поэтому у Европы, у Запада эта цель «окончательного решения русского вопроса» стоит в качестве приоритетной и основной. Всё остальное (кто там из них говорит «давайте русских меньше трогать», «давайте русских больше трогать», «вот давайте их трогать не так, а по-другому») — это всё вариации главной темы. Выяснилось, что предложенный американцами, завоеванный ими по результатам их победы в холодной войне однополярный мир с его глобализацией и всем прочим (этот самый мир конца истории, о котором говорил не слишком умный, но очень раскрученный политолог по фамилии Фукуяма) — это всё американцев на самом деле не устраивает. Они его построили, они получили его как приз за победу в холодной войне, за демонтаж биполярного мира, и они его проиграли.
Они свой мир проиграли. Не чужие стали подыматься и говорить: «А нафиг нам ваш глобалистический мир». Никто этого не говорит. Они его отменяют, они его проиграли. И это то, из чего надо исходить в понимании всего происходящего. Потому что их дальнейшие действия, их Мюнхенские конференции и прочее есть продукты вот этого оформления нового странного биполярного мира, который-то оформлять можно только для того, чтобы потом была война.
И все эти «мыши» в баре или на пленарных заседаниях, они только накачивают ненависть к России. И «мыши»-то они «мыши», но ненависть-то они накачивают. Они ее создают во всё больших масштабах, стремясь только к одному — сделать эту ненависть необратимой, оформить ее так, чтобы любые параметры могли меняться, кроме одного: «Выпьем против Путина» — вот «демон номер один», объект особой ненависти.
И вопрос не в том или ином лидере: Путин или кто-то другой. Вопрос в том, что это ненависть к стране, к русским как таковым. Она наращивается идеологически. Нет уже такого печатного органа или мозгового треста Запада, который не сказал, что будет война между НАТО и Россией. Все об этом говорят. Можно сказать: «А, пусть говорят… Собака лает — ветер носит». Да, но под это «говорят» увеличивают военные расходы. А это уже не «бла-бла», это уже что-то серьезное. Это какие-то элиты начинают наращивать свои доходы, а какие-то элиты уходят на второй план. Значит, они наращивают эти военные расходы.
Анна Шафран: Сергей Ервандович, с одной стороны, think-tank’и — фабрики мысли, о которых Вы упоминали, последовательно рассказывают о грядущей войне Россия — НАТО…
С другой стороны, увеличение военных расходов. С третьей стороны, попытка спрогнозировать свое будущее со стороны европейцев в том случае, если вдруг придет Трамп, и «что же будет, что же будет». Всё это складывается, все эти обстоятельства, в одну сумму, — которая про что в итоге?
Сергей Кургинян: Что бы ни происходило в мире — это «козни русских». Так не было в самые худшие годы холодной войны по отношению к commie, к коммунистам. Русские делают всё. Кто-то умер — это «русские убили». Землетрясение — «русское геофизическое оружие». Изменение климата — «русское метеорологическое оружие». Повышение цен — «русские происки». Выигрыш других партий — «русские фейки». Русские.
Вот это наделение русских статусом абсолютного демона в сочетании с тем, что «мы воюем за демократию против авторитаризма», с воплями «определитесь каждый, кто из вас за демократию». И кстати, то, что сейчас на Западе делается с демократией и ее войной с авторитаризмом, мне ужасно напоминает фразу очень яркого грузинского политического деятеля сложной судьбы Джабы Иоселиани. Это был такой вор в законе из грузинской «Мхедриони», он был очень яркой криминальной фигурой и очень серьезно, проникновенно сказал в 1990-е годы: «Демократия — это вам не шутка. Демократия — это не лобио кушать. Каждого, кто будет против демократии, — сразу к стенке поставлю». Так вот, это говорил Джаба, теперь это говорят высшие лица. Вот это: «не лобио кушать», «это, понимаете, не шутка».
Анна Шафран: Сразу к стенке.
Сергей Кургинян: Сразу к стенке. Пусть все определятся… Это всё, конечно, подготовка к войне. И тут возникает несколько обстоятельств, которые это будут активизировать — и в них смысл Мюнхенской конференции. Если рассмотреть эту Мюнхенскую конференцию, что они больше всего обсуждали, то, конечно, они больше всего обсуждали Трампа. Это даже не Си Цзиньпин, не Путин, — Трамп. Это главный ужас, потому что якобы Трамп способен и говорит о том, что он НАТО демонтирует. «Что же мы будем делать? Если Трамп демонтирует НАТО, то что будет происходить?» Трамп говорит следующее: «Объединяться с вами в единую армию невозможно. Есть Америка, у которой есть настоящие вооруженные силы. Первая армия мира» — как они считают, по расходам, военному потенциалу.
На самом деле, еще надо посмотреть, что там за армия, с которой такие вещи происходили в Сомали, а теперь происходят в Красном море. Это еще нужно понять, насколько это симулякр, а насколько реальная конструкция. Но она есть, «а вы кто такие?» Что такое армия Чехии или кого-то еще? «Вот я считаю, что вы сами по себе — мы сами по себе, вот вы от русских и защищайтесь. Они под боком у вас, они на вас наваливаются, вы и защищайтесь».
То есть они понимают, что им, всей Европе, в сущности, сейчас придется самим меняться под воздействием этого трампизма.
Во-вторых, они уже назвали год, когда война начнется, и место. Их закрытые аналитические доклады имеют в этом смысле абсолютное значение, там уже проработан этот Сувалкский коридор… Что это означает на практике? И опять они в Мюнхене об этом говорили. Что это означает?
Это означает, что они попытаются отсечь Калининградскую область от России и что-нибудь сделать на Балтике, максимально неприятное для нас, что в условиях того, что происходит с военно-морским флотом, вполне может быть эффективно. Дальше они захотят захватить Калининградскую область. А к моменту, когда они начнут этот захват (об этом уже говорят и поляки, и немцы и так далее), а мы начнем ему противостоять, защищать территориальную целостность, они скажут, что «это русские совершили экспансию против НАТО». Ситуация на Украине повторится. Они дожмут это до такой степени, чтобы нечто началось. У них в руках всегда есть фактор эскалации. А поскольку русский — это «демон», а они — «полюс добра», то, конечно, это «демон» всё начал: «Это не мы захватываем Калининградскую область как часть неделимой Российской Федерации, это русские начинают дергаться и посягать на Прибалтику».
Достаточно для них эту карту НАТО действительно выдернуть и снять американскую ответственность за защиту Европы, чтобы картина мира изменилась совсем не тем способом, который, как нам сейчас кажется, выгоден для нас. Нет, пока американцы держат в своих руках защиту Европы, единственное, что может произойти в случае этой защиты — это ядерная война. А ее покамест не хочет никто.
Большой ядерной войны никто не хочет. А если вместо этого возникнут какие-то фигли-мигли с европейскими странами, то из этих европейских стран можно всегда собрать какой-нибудь конфигуратор, сказать, что «мы за него не несем ответственности, а пусть он разбирается с русскими, потому что русские ему угрожают». И тогда к Украине можно пристегнуть тех, кого хочется: в концепции ли Междуморья — прежде всего поляков, кого-то еще… Всё что угодно можно сделать внутри этой конструкции.
Дальше возникает второй вопрос: «Хорошо, американцы уходят, их ядерный щит нас не закрывает, — кто будет делать ядерный щит?» Кто? Французы? Великобритания? Ядерный щит можно сделать в одном случае — если великая немецкая промышленность и «великий рейх» в целом получат полномочия по созданию стратегических ядерных сил. Тогда лет за десять-пятнадцать можно попытаться сделать европейский ядерный щит. Но для этого нужно поднять Германию из того фундаментально униженного положения, в котором она находится все эти десятилетия, в положение нового рейха. Готовы к этому американцы или нет? Они боятся усиления Европы ничуть не меньше, чем Китая.
Трагическое в целом обстоятельство возникает в том, что начинают формироваться силы, которые поднимаются наверх быстрее, чем американцы. Американцы не могут расти так быстро, как нужно в современном мире. И тогда оказывается, что нарушена главная фундаментальная константа американской безопасности, которая во всех закрытых докладах звучит одинаково: опасна любая страна, достигающая позиций, с которых она может попытаться бросить вызов Соединенным Штатам. Она не должна достигнуть тех позиций, с которых она может попытаться бросить вызов. А какая это страна в американских серьезных закрытых документах? Не говорится, что эта страна авторитарная или демократическая, такая или другая. Это любая страна, которая может бросить вызов, которая оказывается по экономической и военной мощи хоть как-то конкурентна Соединенным Штатам. Всё — эта страна смертельно опасна.
Евросоюз в этом смысле смертельно опасен постольку, поскольку он может превратиться в единый консолидированный центр сил. Значит, задача-то заключается всё время в том, что можно сделать с этим самым Евросоюзом. И чего железно не должно быть, — это чтобы русское сырье соединилось с немецкой промышленной мощью. Потому что это соединение заведомо бросает вызов Соединенным Штатам.
Поэтому отделение Германии от России, противостояние любым русско-германским связям является высшим приоритетом американской политики. И он реализован. Всё, Германия — это страна, которая некий относительно оптимистический рост сменила на падение. Газа нет и не может быть, нефти нет и не может быть. Идиотские климатические концепции одновременно с потерей дешевого сырья означают, что немецкая промышленность фактически никак не конкурентоспособна. Значит, с одной стороны, Германию взяли и опустили, чтобы она с русскими не соединилась. А с другой стороны, говорят: «Детонька, возьми-ка на себя войну».
Анна Шафран: Но это же унижение германской нации, и мы помним, чем кончилась оно в прошлый раз.
Сергей Кургинян: Ну да. Значит, вопрос, в каком состоянии находится сейчас германская нация: может ли она вылезти из этого унижения — первое. И второе — странным образом всегда происходило так, что когда германская нация вылезала из унижения, то почему-то она оказывалась антирусской. Германия — наш естественный союзник, у нас нет с ней противоречий. Она должна быть нашим союзником, и это одна сторона медали. А другая сторона, что Германия — это страна, с которой у нас были две самые кровопролитные мировые войны со страшными последствиями. Вот как сочетать эту естественность союзника, о которой говорят наши германофилы, у которых есть к этому основания, с вот этим обстоятельством?
Что при рассыпании НАТО произойдет с Турцией? Куда она окажется заточенной? Как именно будут происходить конфигурации типа польско-украинского союза или какого-нибудь еще более сложного? Что произойдет в отношениях между Польшей и Германией? Они чувствуют, что им придется каким-то образом отвечать на очень крупные вызовы. Им надо переформатировать мир, а они вот такие. Это не по Сеньке шапка. Они в этом виде «мышей» — не могут даже придумать, как его переформатировать. Тогда они просто гонят эту истерическую волну.
Им задана одна цель — русских демонизировать до конца. До конца! Кто-нибудь уйдет в мир иной — «коварная рука Кремля», произойдут эксцессы в какой-то части мира — «это только Кремль». Украина — свободолюбивая страна, которая под флагом «главного демократа» Бандеры и всех прочих хочет отстоять себя от «чудовищного русского варвара».
Ну и конечно, Зеленский же ни слова не скажет, он не пикнет без их подсказки. Поэтому когда Зеленский говорит, что «у нас есть претензии к частям Российской Федерации» или что «мы закончим это всё в Москве», — это значит на повестке дестабилизация России, более серьезная дестабилизация России.
Теперь вот мы встали друг против друга, есть эта Украина и есть Российская Федерация. Украина продержится? Как-то продержится. Ну, возьмут кроме Авдеевки еще что-нибудь: Орловку или даже Краматорск — что вряд ли случится в ближайшее время при тех темпах наступления, которые есть, и в том типе войны, с которым мы имеем дело. Дальше что?
Это их не очень беспокоит, они хотят, чтобы этот котел нагревался и нагревался. Чтобы он всё время существовал, чтобы под это рос военно-промышленный комплекс, чтобы под это втравленной в войну оказалась уже Европа, чтобы под это сформировать какие-нибудь новые антирусские союзы, чтобы под это окончательно уничтожить все результаты Ялтинско-Потсдамского мира и победы над Гитлером, чтобы под это вернуть относительную мощь тем странам, которую они обнулили по результатам Ялтинско-Потсдамского мира. И всё это направить на одну единственную цель — на уничтожение России.
Если Россия будет уничтожена по этому плану, возникнет очень крупная граница между остаточной Россией и Китаем, которая будет подконтрольна им, возникнет демонстрация того, что вот был праздник непослушания — не послушались Запада — и вот какая страшная кара тем, кто не послушался. Возникнет еще одна возможность перестроить глобально мир уже по результатам победы в новой холодной войне. Без нее та окончательная конструкция, которая им нужна, не вытанцовывается. Параллельно они будут решать еще какие-то задачи.
Очень любопытно наблюдать, как они играют израильской картой. Они так «любят» Израиль, что они его точно готовы уничтожить в объятиях. У Нетаньяху зубы же лязгают, когда ему говорят о создании палестинского государства, он же понимает, что там будет дальше — там никакого Израиля уже не будет. Поэтому он никаких стратегических ходов не может сделать, и у него ни решимости для этого нет, ни каких-то других качеств, не буду говорить, каких.
Анна Шафран: И в качестве лирического отступления… Израиль — может ли это случиться на нашем веку в обозримом будущем?
Сергей Кургинян: Может. Что там происходит — они же тоже обсуждали это на Мюнхенской конференции.
Происходит следующее. Такие армии, как израильская, действуя против несопоставимо меньшей силы, которую представляет собой сектор Газа, должны были бы военную часть операции завершить за две недели. Максимум за месяц. Они должны разгромить всё военное на этой территории, занять территорию, и весь — прошу прощения — геморрой должен начаться потом, когда уже вся тяжелая техника, авиация и всё прочее не будут играть роли, а будет играть роль АКМ. Вот тут выйдет исламский террорист, радикал, и он начнет мочить этих израильтян так, что они станут сваливать оттуда, как американцы из Ирака. Но вначале они занимают Ирак или Афганистан, — а потом начинается их провал.
То же самое должно было быть с Израилем. Но Израиль забуксовал даже на задаче взять полностью сектор Газа. Мощная израильская армия, военно-промышленный комплекс, поддержка американцев — к этому не привели! Какие-то хуситы готовы показать западному «динозавру», что он уязвим. Там идет масса процессов, учитывая которые, «динозавру»-то — что делать? Ему зачем Израиль в этой ситуации? Ему надо каким-то образом договориться с большим исламским миром и бросить его на Китай, например, или куда-нибудь еще… А почему не на Индию, если Индию не удастся стравить с Китаем? А у них там как заноза в горле торчит этот Израиль.
Анна Шафран: Сергей Ервандович, огромное Вам спасибо за эту беседу.