В предыдущей статье мы коснулись очень важной темы, которую можно выделить в отдельное направление диффузной сепаратистской войны. Речь идет об участии представителей российской интеллектуальной элиты в международных учебных и научных проектах, где прорабатываются вопросы, имеющие прямое отношение к легитимации процесса «распада Российской Федерации». В данном случае мы выделяем те работы по теме «регионализма» и «региональной идентичности», которые посвящены изучению и поиску новых «форм социально-культурной и политической самоидентификации территориальных сообществ» России. (Подчеркнем — новых форм самоидентификации, адресующих к обособлению, а также к ослаблению (и даже разрыву) связей провинции с федеральным центром).
Один из примеров такой работы (уже приводимый нами ранее) — совместный проект Новосибирского национального исследовательского госуниверситета и германского Фонда Фридриха Эберта на тему «Сибирская идентичность как форма протеста» (2011–2012 гг.). Сферы своего интереса авторы проекта обозначили следующим образом: «Сибирская идентичность — как новый политический проект (в широком смысле этого слова)» и «взгляд на идентичность как подвижную, ... ситуативную категорию», предполагающую, в том числе, и «процесс конструирования идентичности».
Очевидно, что этот «исследовательский подход» вовсе не исключает такого «конструирования» политической самоидентификации в регионе, которое предполагает его отделение от «метрополии» в независимое государство. Что мы в ряде такого рода исследований и наблюдаем в качестве гипотез или сценариев.
Данный пример, к сожалению, не единственный. В России уже несколько крупных вузов ведут работы по теме «региональная идентичность», причем при грантовой и интеллектуальной поддержке различных зарубежных спонсоров.
В группе таких спонсоров, например, благотворительный Фонд Форда, с конца 1980-х гг. осуществляющий свои проекты по «содействию демократическим политическим и экономическим реформам» на постсоветском пространстве. Один из основных результатов работы данного фонда, которым он гордится, — развал системы соцлагеря в Восточной Европе и затем обрушение СССР.
Среди этого рода спонсоров и Центр Европейского Союза (ЦЕС), принимающий участие в программах «исследования идентичностей российских регионов» и уже имеющий свои филиалы в Калининграде, Санкт-Петербурге, Петрозаводске, Ростове-на-Дону, Казани и Томске.
Например, в середине ноября 2013 года в Томском государственном университете (ТГУ) состоялся «первый методологический семинар по теоретическим проблемам исследования идентичностей в пространствах городов» при участии Центра Европейского Союза в Сибири (ЦЕСС).
Сотрудники филиалов ЦЕС занимаются научно-исследовательской и преподавательской деятельностью, устраивают международные конференции и школы для молодых специалистов, обмениваются опытом работы...
Рассмотрим на одном из примеров, в чем же состоит эта работа.
Еще весной 2003 года в Санкт-Петербурге на базе Европейского университета (ЕУСПб) был создан Центр европейских исследований (ЦЕИ), в 2010 г. переименованный в ЦЕИ — ЦЕС. Главной задачей Центра является «проведение высококачественных исследований и оказание влияния на процесс политической и социальной интеграции между регионами Северо-Запада России и Европейского Союза». Одно из направлений деятельности ЦЕИ — ЦЕС подразумевает изучение «трансформации региональных политических идентичностей под влиянием международного сотрудничества и межрегиональной интеграции».
То есть, речь идет о том, что на основе крупного вуза Санкт-Петербурга создается учебно-научная «площадка» для содействия «политической и социальной интеграции» между российскими приграничными регионами и Евросоюзом. Причем одно из условий этой интеграции... Чего? Куда?
Куда — понятно. В Европу.
Чего — тоже понятно. Не всей России, а ее приграничных регионов. Понятно также, что эта интеграция, носящая по определению сепаратистский характер, должна осуществляться за счет конструирования необходимых идентичностей, обеспечивающих успешность данного сепаратистского начинания. Что речь идет о таком сдвиге в самоидентификации населения наших приграничных регионов, который позволит с большей легкостью оторвать это население от большой России как чего-то чужого и далекого. И вписать это население в чуждую для него Европу, сделав с помощью новых идентификационных конструктов эту Европу не далекой, а желанной и близкой. Очевидно, что такого рода «смена идентификации» неизбежно чревата (тем более, в кризисных экономических условиях окраинной России) активизацией регионалистских и сепаратистских настроений. И честно говоря, вряд ли кто-то осмелится сказать, что это не так.
Обратим внимание, что ЦЕИ — ЦЕС кооперирует свою деятельность со многими европейскими институтами, а также с (уже известным нам) Северным (Арктическим) Федеральным университетом (САФУ), находящимся в Архангельске. Напомним — с середины 1990-х годов часть научно-преподавательского состава САФУ при поддержке местных регионалистов и коллег из Норвегии активно развивает поморскую тематику. В свою очередь, эти «исследования поморского народа» органично вписываются в такое направление работы питерского Центра ЕС, как «региональная идентичность российского Северо-Запада». И здесь также существуют уже многолетние наработки.
В 2010 году глава ЦЕИ — ЦЕС, доцент факультета политических наук и социологии ЕУСПб М. Ноженко в соавторстве с коллегой Е. Белокуровой выпустила книгу «Северо-Запад России: регион или регионы?». В этом издании были использованы результаты двух международных проектов Центра, реализованных в 2003–2005 годах: «Формирование Северо-Западной идентичности и политико-экономическая интеграция субъектов РФ» и «Региональная идентичность в условиях близости к ЕС (на примере Республики Карелия и Калининградской области)». Обратим внимание на то, что среди спонсоров этих проектов — Американский совет научных сообществ (ACLS), Фонд Форда, Институт им. Кеннана (США).
В выпущенной (пять лет спустя) книге авторы высказывают сожаление относительно того, что «многие из рассматриваемых процессов (в сфере федеративной и региональной политики) оказались (в России) приостановленными». Но при этом была выражена уверенность в том, «что проведенный анализ и сделанные выводы окажутся востребованными и сейчас, и в будущем, когда российские регионы вновь станут настоящими, обладающими политической автономией субъектами федерации».
О каких же «приостановленных процессах» (о которых авторы отзываются положительно) идет речь, и что предлагается взять на вооружение для движения регионов к «политической автономии»?
Среди «приостановленных процессов», начавшихся в начале 90-х при ослаблении федеральной власти (и запуске «парада суверенитетов»), оказались:
1. Возникновение «сети кооперации, связывающей между собой российские регионы» в виде «Ассоциаций экономического взаимодействия субъектов РФ» (где, подчеркнем это сразу, встречались достаточно сильные «обособленческие» настроения).
2. Формирование «Межпарламентских ассоциаций», где региональные законодательные органы власти кооперировались для разработки местных законопроектов.
Анализируя политическую жизнь регионов в России до 2004 года (до создания федеральных округов), авторы констатируют, что уже в тот период в экономической и законодательной областях обозначились «интеграционные «горизонтальные» процессы, направленные на превращение Северо-Запада в макрорегион с собственным сообществом окружного уровня». И далее констатируется, что эти процессы столкнулись с «устремлением некоторых элит к формированию региональной идентичности в границах субъектов РФ».
То есть, авторы изначально обозначили в своем исследовании две модели «вписывания» российских регионов в западное сообщество. Одна модель подразумевает «коллективную интеграцию» в рамках макрорегиона «Северо-Запад». Другая — адресует к «регионоцентричному поведению» местной элиты и к «индивидуальному диалогу» на тему кооперации с Западом.
В качестве факторов, влияющих на выбор той или иной модели, авторы рассматривали степень самостоятельности (от Центра) и открытости (для горизонтальных коммуникаций) региональной власти, «историю развития внешних связей региона» (уходящую далеко в досоветскую эпоху), и «наличие политически приемлемой базы для регионального мифа».
Сразу заметим, что два последних фактора напрямую связаны с «вопросом о формировании региональной идентичности», чему изначально и были посвящены исследования. В написанной на их основе книге большое внимание уделено также «проблемам и перспективам межрегиональной интеграции». Это можно объяснить тем, что сами исследователи являются сторонниками «горизонтальной политической и социально-экономической интеграции регионов» и выступают против «жесткого контроля со стороны федерального центра над ситуацией в провинции». Более того, по их мнению, Запад будет способствовать такой «общероссийской горизонтальной интеграции», позволяющей взаимодействовать с приграничными регионами РФ напрямую, без «препятствий» из Москвы.
И в данном случае, интерес авторов к «региональной идентичности» как фактору ослабления связей между регионом и Центром вполне закономерен.
Например, для Новгородской области в качестве «прочной основы для регионального мифа» (и, стало быть, для новой формы политической самоидентификации) в книге названы «история Новгородской вечевой республики и прошлые тесные связи с Ганзейским союзом». Здесь налицо «основания» и для противопоставления региона Москве, и для его сближения с Европой.
Для Калининградской области сначала названы два «региональных мифа»: «прусское прошлое региона» и «западный форпост России» после Великой Отечественной войны. Но второму мифу авторы тут же предлагают альтернативу — в связи с расширением Евросоюза появляется «новая региональная идея» (она же — «третий миф»): «территория сотрудничества Евросоюза и России» (то есть, фактически «пилотный регион» паритетных влияний России и Европы).
В заключении к книге авторы приводят тезисы-рекомендации региональной элите:
1. В регионе должен «возникнуть один центр власти, который бы взял под свой контроль как политику идентичности, так и внешние связи».
2. «Российский Северо-Запад» должен стать «единым пространством, интегрированным как политически, так и социально-экономически».
3. Субъекты РФ, входящие в Северо-Западный Федеральный округ, уже активно включились в трансграничное и приграничное сотрудничество... со странами и регионами ЕС. И вне зависимости от внутрироссийской политической ситуации они будут и дальше участвовать в совместных проектах, ... становиться частью интегрированных (неполитических) сообществ».
То есть, речь идет о том, что Запад готов к «прямому диалогу» с российскими регионами и по модели макрорегиона (например, «Северо-Запад»), и в формате «индивидуальной кооперации» (для этого и спонсируются исследования «региональной идентичности» на базе российских вузов).
Подчеркнем, что за последние 20 лет в России появилось уже достаточно много публикаций, посвященных вопросам «новой самоидентификации регионов». Тем же, кто возмущенно скажет: «Ну и что плохого в том, что регионы самоидентифицируются?», — предлагаем осознать, что речь идет об особом выявлении и конструировании «региональной мифологии» и «региональной идентичности». Что это выявление и конструирование всерьез предлагается осуществлять на основе так называемого «москвоборчества». То есть, опираясь в построениях идентичности именно на историю противостояния строящих новую идентичность районов — этой самой «варварской», одержимой духом централизации Москве. Такова основная тематическая линия в том построении региональной самоидентичности, которое осуществляется сепаратистами и москвофобами. Кстати, как тут не вспомнить о проклятиях, посылаемых бандеровцами, этими лютыми русофобами, в адрес «москалей». Не отсюда ли растет москвофобия и основанные на ней «разработки»?
Отметим, что территориальный охват подобных исследований уже достаточно широк. Например, существуют диссертации, в которых подвергаются анализу материалы по почти 50 субъектам РФ, включая Калининград, а также регионы Русского Севера, Поволжья, Урала, Сибири, Дальнего Востока.
Главный вопрос — для чего и кем могут быть использованы все эти «теоретические наработки»? В российском обществе регионалистские и сепаратистские идеи пока не пользуются популярностью. Но нынешняя ситуация опасна тем, что «теоретическая работа» по развитию этих идей уже давно ведется не на отдельных полумаргинальных интернет-ресурсах.
«Исследования», адресующие к поиску новых форм самоидентификации для обособления российских регионов, оказываются всё более востребованы на Западе. Они проводятся на базе крупных вузов страны при участии студентов и преподавателей, то есть в них вовлекается всё больше активной научной молодежи. И если этот процесс не осмыслить и не остановить сейчас, то мы вскоре увидим серьезное «пополнение» рядов научной и политической элиты, работающей не на укрепление, а на распад страны.