Essent.press
Юрий Бардахчиев

Доктрина Великой войны. Перед началом

Советские танки под Халкин-Голом. 1939 год
Советские танки под Халкин-Голом. 1939 год

Великая Отечественная война — огромное событие не только в нашей, но и в мировой истории XX века. Огромное по масштабам сражений, по вовлеченным в войну ресурсам, по напряжению сил страны, по уровню сопротивления армии и народа захватчикам, наконец, по трагизму и жертвенности. Такое гигантское событие невозможно всесторонне описать в газетной статье. Поневоле приходится сужать область рассмотрения, выбирать тот ракурс, который позволит увидеть суть проблемы.

Такой ракурс мы уже задали, начав обсуждать роль Фрунзе в создании советской военной доктрины. Его особая роль, на наш взгляд, заключается в том, что именно он предложил концепцию, которую сегодня назвали бы концепцией многомерной оптимизации. Что это такое?

Любая военно-стратегическая доктрина может быть представлена в виде отдельных блоков. Первый блок — это армия как таковая. Еще это можно назвать «фронтом».

Второй блок — тыл. Фронт и тыл связывает между собой военно-промышленный комплекс. Одна из его задач — обеспечить создание военной машины, позволяющей вступить в войну. Другая задача — обеспечить поддержку, воспроизводство, компенсацию нанесенного в войне урона и восстановление военной машины. Соответственно, чем более затяжной характер носит война, тем важнее, чтобы военно-промышленный комплекс и связанный с ним тыл могли восстанавливать истребляемую фронтовую военную машину.

С другой стороны — если предполагается блицкриг, то военную машину достаточно лишь поддерживать на имеющемся уровне. Но она должна быть супермощной на начало войны, чтобы победить в решающих сражениях.

Отечественная военная наука в 30-е годы активно обсуждала эту проблему стратегической концепции. Речь шла о выборе между стратегией «сокрушения» и стратегией «измора».

Стратегия сокрушения предполагала достижение решающего результата войны в ходе одной масштабной операции. Соответственно, и план войны практически сводился к плану одной гигантской операции. Советский военный стратег А. А. Свечин писал, что для ее успеха была необходима экстраординарная победа: «сотни тысяч пленных, поголовное уничтожение целых армий, захват тысяч пушек, складов, обозов». Но добиться решительной победы в ходе одной такой гигантской операции крайне сложно.

«Стратегия измора» предполагала ряд последовательных крупных операций, каждая из которых не означает достижения победы в войне, но позволяет укреплять позиции армии до момента нанесения окончательного удара.

При этом, утверждал Свечин, «сама стратегия измора вовсе не означает... пассивного ожидания развала неприятельского базиса. Она видит, прежде всего, невозможность достигнуть одним броском конечной цели и расчленяет путь к ней на несколько самостоятельных этапов. Достижение каждого этапа должно означать известный выигрыш в мощи над противником».

Понятно, что «стратегия измора» является традиционной для русской армии. Опыт войны 1812 года, позволивший измотать и обессилить постоянными боями лучшую армию мира того времени, был повторен и в ходе Великой войны 1941–1945 годов.

М. Фрунзе был убежденным сторонником этой стратегии. В 1925 году в статье «Фронт и тыл в войне будущего» он писал: «При столкновении первоклассных противников решение не может быть достигнуто одним ударом. Война будет принимать характер длительного и жестокого состязания, подвергающего испытанию все экономические и политические устои воюющих сторон. Выражаясь языком стратегии, это означает переход от стратегии молниеносных, решающих ударов к стратегии истощения».

Что касается выбора между блицкригом и его альтернативой, то этот выбор был сделан быстро и не в пользу блицкрига. Разговоры о том, что ставка делалась на быструю победу на чужой территории и на блицкриг, надо оставить в прошлом. Уже есть достаточный массив доказательств того, что второй и третий эшелон ВПК строились заблаговременно, с расчетом на существенную потерю территории.

Итак, советское руководство приняло именно «стратегию измора», тогда как в основе германского военного планирования лежала концепция блицкрига, т. е. стратегия сокрушения. Это наглядный пример ошибки в определении стратегического характера войны. Когда после поражения под Москвой стало ясно, что стратегия блицкрига провалилась, Германия уже не смогла перестроиться на рельсы долгой и изнурительной войны.

Но вернемся к описанию блоковой структуры военной доктрины. В ней всё не сводится только к указанным блокам. К фронту и тылу — и мостику из ВПК, соединяющему эти блоки, — нужно добавить еще и третий блок: мир. Мир — то есть мирная жизнь.

Советское общество было построено с ориентацией на определенный идеал. Выросшая на руинах гражданской войны и разрухи, утопия социалистического благоденствия требовала подкрепления делом. То есть хоть какого-то результата в том, что называется мирной жизнью. Речь шла не о потребительском благоденствии, но о том, что можно было назвать завоеваниями социализма. Сражаться по-настоящему люди могли только за эти завоевания.

Кстати, вопрос о «мире» возвращает нас к вопросу о духе армии. Мир, как ни странно, и есть дух. Это то, за что воины будут умирать. Как говорилось в «Василии Теркине», «смертный бой не ради славы — ради жизни на земле». Чтобы шел этот бой, чтобы он развернулся по-настоящему, нужен был баланс между танками и этим самым «миром», который воин должен защищать и в который он хочет вернуться. Нет этого мира, нет завоеваний социализма — какой дух?

А раз так, то часть скудных ресурсов страны надо было направить на обеспечение этих завоеваний, а не только на обеспечение военной машины. В начальный период советского военного строительства было много столкновений сторонников приоритета одних блоков над другими. И только Фрунзе предъявил неказистую, на первый взгляд, мысль о том, что нужно провести оптимизацию и гармонично распределить ресурсы между имеющимися блоками.

В этом смысле концепция военного строительства, созданная Фрунзе на основе принципа оптимизации, есть продолжение концепции государственного строительства, созданной Сталиным на основе того же принципа оптимизации.

Можно сколько угодно рассуждать об ошибках Сталина, но если бы не был внедрен в жизнь этот принцип, то имела бы место не система ошибок, которая существует в любой войне, а тотальный неисправимый провал. Мы либо увлеклись бы миром, завоеваниями социализма, как предлагал Бухарин. Либо превратили бы всю страну в один военный лагерь, как предлагал Троцкий. И этот военный лагерь не выдержал бы ни испытания длительной войной, ни необходимости длительной мобилизации.

Гитлер принял другую концепцию, другой принцип баланса между блоками. И потому проиграл — несмотря на то, что в его распоряжении были огромные возможности и блестящая военная машина.

Было бы неправильным обсуждать все это без рассмотрения того контекста, в котором это все разворачивалось. Суть этого контекста в том, что война накатывалась на мир быстрее, чем Советский Союз успевал наращивать военный потенциал.

Уже с начала 30-х годов в мире разгорались локальные войны — предвестники мировой войны. В 1931 году Япония захватывает у Китая Манчжурию, создав там военизированное марионеточное государство Манчжоу-Го.

В 1933 году в Германии к власти приходит Гитлер и заявляет о реванше — Германия начинает готовиться к войне.

В 1935 году фашистская Италия Муссолини захватывает Эфиопию. Агрессия прошла совершенно безнаказанно.

В 1936 году начинается франкистское восстание в Испании, поддержанное итало-германской интервенцией.

В 1937 году Япония вторгается в северный Китай. Войну с Китаем правящие круги Японии рассматривали как первый этап подготовки нападения на Советский Союз.

В марте 1938 года состоялся аншлюс («присоединение») Австрии Германией — реакции мировых держав опять не последовало.

В конце июля 1938 года — военный инцидент у озера Хасан. После двухнедельных ожесточенных боев японские войска разгромлены.

30 сентября 1938 года — «Мюнхенский сговор» Великобритании, Италии и Франции с Германией о передаче ей части Чехословакии. Лига Наций бездействует.

Летом 1939 года — советско-японский конфликт у реки Халхин-Гол, завершившийся полным разгромом 6-й отдельной армии Японии.

Наконец, 1 сентября 1939 года — агрессия Германии против Польши. Началась Вторая мировая война.

Советскому военному руководству было ясно, что надо готовиться к войне на два фронта: на западе — против фашистской Германии и ее сателлитов — и на востоке — против Японии. Ненадежным было и южное направление — со стороны Турции.

Противостоять бурно развивавшейся в промышленном и военном отношении Германии Советский Союз мог только в случае кардинального реформирования РККА, обеспечения ее всем необходимым для отражения складывавшихся угроз.

Однако подготовка к войне — это не только производство танков, самолетов и орудий, но и отбор и воспитание людей — в первую очередь, командных кадров. Формирование профессиональной и всецело преданной партии большевиков элитной группы высшего командного состава Красной Армии приобретало важнейшее значение. Ведь именно она должна была в период войны осуществлять руководство крупномасштабными боевыми действиями.

В этой связи Сталина беспокоила ситуация в армии. В РККА существовало три группы высшего командного состава. Одну, наиболее привилегированную и находящуюся под патронатом Сталина, составляли «конармейцы», т. е. командиры эпохи Гражданской войны, родом из народа, в основе своей идеологически стойкие и преданные партии и вождю. Эту элитную группу, руководители которой получили высшие военные посты, возглавлял К. Ворошилов.

Вторая группа также состояла из героев Гражданской войны, но формировалась, скорее, по «земляческому» признаку. Эта группа не была единой, среди них были «дальневосточники», «котовцы», «примаковцы», «самарцы», «чапаевцы», «щорсовцы» и другие. Среди «землячеств» выделялись группировки И. Уборевича и И. Якира, которые возглавляли первостепенные и самые насыщенные войсками военные округа — Белорусский и Киевский. Они обладали большим политическим весом и влиянием на дела Наркомата обороны.

Третья группа опиралась на «военспецов» — профессиональных военных руководителей, пришедших в РККА из царской армии. Ее возглавлял М. Тухачевский. Группа во многом представляла собой результат кадрового отбора Троцкого, который, будучи наркомом по военным и морским делам и председателем РВСР, имел возможность единолично формировать кадры высших командиров РККА. Это привело к тому, что во главе военных округов, армий, корпусов и дивизий оказались квалифицированные и способные военные, но не преданные коммунистической идеологии.

Между элитными группами возникали и множились конфликты — по поводу тактических и стратегических проблем армии, военных способностей друг друга, образованности и «безкультурья», разбавленные личной неприязнью. Шло соперничество за власть и привилегии, возникали разногласия по поводу прежних боевых заслуг. Фактически, в предвоенной элите РККА не было единства не только идеологического, но и корпоративного.

Двойственными были и результаты маневров Белорусского и Киевского военных округов 1935–1936 гг. С одной стороны, они показали западным наблюдателям силу Красной Армии, а с другой — выявили серьезные недостатки в боевой подготовке соединений. Именно эти маневры поставили вопрос о смене советской военной элиты.

Наконец, причиной «чистки» командного состава армии 1937–1938 гг. стали где-то реальные, а где-то мнимые заговоры военных, критически настроенных по отношению к политике руководства страны и к самому Сталину. Описывать эту сложную и неоднозначную страницу истории РККА здесь не место. Но стоит привести две оценки, в той или иной мере исходящие из высших эшелонов власти.

Борис Бажанов, работавший некоторое время одним из секретарей Сталина, а потом ставший эмигрантом, в своих воспоминаниях писал о военных той поры, что «это были кадры, вполне подходящие для государственного переворота в случае войны». Он же вспоминает слова Л. Мехлиса, начальника Главного политуправления РККА, явно воспроизводившего точку зрения самого Сталина: «Все эти тухачевские, корки, уборевичи, авксентьевские — какие это коммунисты? Все это хорошо для 18 брюмера, а не для Красной Армии».

В результате Сталин пришел к решению о необходимости выдвижения новых командных и начальствующих кадров армии. Для подготовки резерва высшего комсостава была создана Военная академия Генштаба РККА.

Первый набор Академии Генерального штаба (1936–1938 гг.) проходил под жестким контролем, сопровождался постоянными «чистками» от «неблагонадежных элементов». Тем не менее, именно выпускники академии в период Великой Отечественной войны сформировали ядро руководящего состава Советских Вооруженных сил и стали прославленными полководцами. Этот первый выпуск называют «маршальским курсом» Военной академии Генштаба.

Как воевали эти полководцы, как боролась с врагом страна — в следующей статье.

Юрий Бардахчиев
Свежие статьи