В этой и нескольких последующих статьях мы будем говорить о том, как в ходе самой тяжелой и кровопролитной за всю историю России войны постепенно вырабатывалась новая отечественная стратегия, позволившая уничтожить блистательную машину немецкого блицкрига, как формировались и выковывались новые качества советского солдата-победителя.
Мировая военная история еще не знала примеров, чтобы в первый же день войны агрессор бросал в сражение такие огромные силы. 70 % всех немецких дивизий, 75 % орудий и минометов, 90 % танков и боевых самолетов 22 июня начали вторжение на территорию СССР. Германское руководство намеревалось в первых же приграничных сражениях перемолоть все советские войска и сокрушить Красную Армию.
Немецкий Генштаб запланировал три стратегических направления удара по СССР: группа армий «Центр» наносила удар по Западному фронту (основное направление — на Москву), группа армий «Север» — по Северо-Западному и группа армий «Юг» — по Юго-Западному фронту.
У советской стороны на западной границе были расположены самые боеспособные части. Но они не были развернуты для отражения нападения.
Войска Западного фронта размещались в Белоруссии (командующий генерал Д. Г. Павлов). Полоса действий фронта — 470 км, состав — 44 дивизии. Большинство войск к 22 июня находились в казармах и лагерях, а 10 стрелковых дивизий резерва совершали пеший марш в приграничную полосу.
На Украине фронт протяженностью 860 км прикрывали войска Юго-Западного фронта (командующий генерал М. П. Кирпонос). В составе этого самого мощного фронта в Красной Армии было 58 дивизий. К 22 июня 15 дивизий находились на марше в 100–120 км от границы, остальные соединения находились на зимних квартирах и в лагерях.
Северо-Западный фронт держал оборону от Балтийского моря до южной границы Литвы на сухопутном фронте протяженностью 300 км. Войска фронта (командующий генерал Ф. И. Кузнецов) включали в себя 48 дивизий, почти треть из которых находилась на формировании в Пскове.
Лишь вечером 21 июня, когда от немецкого перебежчика были получены сведения о том, что немецкие войска занимают исходные позиции для наступления, была срочно подготовлена директива о приведении в боевую готовность войск западных приграничных округов (с припиской «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения»). Но оставались считанные часы, и войска так и не успели привести в полную боевую готовность, не говоря уже об их оперативном развертывании.
Уже в самом начале войны советским военным стратегам пришлось пересмотреть многие иллюзии, закоснелые догмы, самоуспокоительные представления. Стало понятно — такого мощного и злобного врага мы еще не знали. И что еще важнее — врага грамотного, умелого, предусмотрительного, сильного в планировании, гибкого в мгновенно меняющейся ситуации. В этой войне сошлись не только военные машины двух государств, но и национальные характеры: четкий, дисциплинированный, уважающий приказ, думающий наперед немец против стойкого, выносливого, безоглядно смелого, но и в немалой степени уповающего на авось русского солдата. И победить такого «интеллектуального» врага можно было, лишь приобретя такие же, как у него, качества, помноженные на русское презрение к смерти и нестандартность мышления.
Немецкая группа армий «Центр» была нацелена на Москву. На первом этапе ее основной целью был Минск, основным тактическим приемом — «двойные клещи», позволявшие охватывать целые армии, вносить дезорганизацию, лишать их снабжения боеприпасами и продовольствием, уничтожать как организованную воинскую силу. Наши командиры такие приемы знали, но в столь гигантских масштабах применять не умели. Тем не менее, шли упорные бои, продолжавшиеся неделю с неослабевающим напряжением. Но к 28 июня в Белостокско-Минском сражении советский Западный фронт был разгромлен, и группа армий «Центр» изготовилась к выполнению второго этапа плана «Барбаросса» — наступлению на Витебск.
Но дальше для германской армии начались неожиданности — советские войска стали организовывать мощные контрнаступления.
24 июня на Юго-Западном фронте советские войска нанесли сильный контрудар в районе Дубно–Луцк–Броды, вошедший в историю как величайшее танковое сражение Второй мировой войны. В сражении с обеих сторон приняли участие до 3200 танков. И хотя добиться серьезного перелома в ходе начального периода войны не удалось, ударные соединения Юго-Западного фронта на неделю задержали наступление немцев на Киев. Подвело советских полководцев отсутствие опыта современной маневренной войны — действия танковых корпусов свелись к разрозненным контратакам, а немецкое командование, грамотно руководя действиями своих войск, сумело отразить контрудар и разгромить советские армии.
Разгромленные после Минска войска Западного фронта были усилены свежими частями, отведены на новые рубежи и 6 июля в еще одном крупном контрнаступлении в направлении на Лепель (Белорусская ССР) попытались остановить немецкие ударные соединения. Наступление закончилось неудачей, несмотря на наше превосходство в живой силе и технике. Немецкое командование сумело сковать действия советских танковых соединений, а в обход были отправлены 3 мехдивизии, которые сходу форсировали Западную Двину и ворвались в Витебск. Сын Сталина, Яков Джугашвили, участвовавший в этом сражении в качестве командира батареи гаубиц и вскоре попавший в плен, записал в дневнике: «Неудачи русских танковых войск объясняются не плохим качеством материала или вооружения, а неспособностью командования и отсутствием опыта маневрирования...».
Огромное значение для замедления продвижения вермахта на Москву имело Смоленское сражение, продолжавшееся два месяца (с 10 июля по 10 сентября). Оно разворачивалось на огромной территории — до 650 км по фронту и до 250 км в глубину — и стало важным этапом в срыве плана «Барбаросса». Несмотря на тяжелые потери, советские войска выиграли время для подготовки к обороне на московском направлении. Однако разгромить немецкие войска вновь не удалось. Наступление проводилось без тщательной подготовки, наспех, без необходимого материального обеспечения, при отсутствии достаточных сведений о противнике, без знания его слабых сторон.
Но сила сопротивления врагу нарастала так, что 11 августа начальник германского Генштаба Ф. Гальдер записал в своем дневнике: «Общая обстановка всё очевиднее и яснее показывает, что колосс-Россия… был нами недооценён…»
Существует огромное количество исторической литературы, в которой объясняется, почему СССР оказался не готов к отражению агрессии в первые дни и недели войны. В ней сравниваются количественные показатели вермахта и Красной Армии, приводятся данные по выпуску вооружений, описываются внутренние и международные факторы, из-за которых положение Советского Союза оказалось именно таким, каким оно оказалось, и т. д.
Все это верно. Но нам кажется, что ко всему сказанному стоит добавить еще ряд факторов, которые военные профессионалы знают хорошо, но в широкой печати внимание на них не акцентируется.
Эти факторы скрыты в самой концепции блицкрига.
Немецкие войска были развернуты уже к середине июня 1941 года. Военный термин «развертывание» означает многоступенчатую операцию по приведению войск в боевую готовность, по выполнению стратегических перевозок и сосредоточению создаваемых группировок на избранных направлениях.
Все это — тысячи и тысячи рутинных операций, включая доставку вооружений, боезапаса, горючего, обмундирования и пр., подготовку техники, приведение в порядок оргструктуры войск, а также, при возможности, их боевое слаживание. Когда они завершены, наступает момент, когда одна сторона полностью готова к войне, а другая терзается в сомнениях — начинать развертывание своих войск (т. е. дать повод объявить себя агрессором) или нет?
Советская военная мысль подобную ситуацию прорабатывала. Так, по результатам германско-польской войны, военный теоретик Г. Иссерсон написал книгу «Новые формы борьбы», изданную в 1940 году. В ней он фактически предсказал, как будет проходить начало агрессии Германии против СССР:
«Война вообще не объявляется. Она просто начинается заранее развернутыми вооруженными силами. Мобилизация и сосредоточение относятся не к периоду после наступления состояния войны, как это было в 1914 году, а незаметно, постепенно проводятся задолго до этого. Разумеется, полностью скрыть это невозможно. В тех или иных размерах о сосредоточении становится известным. Однако от угрозы войны до вступления в войну всегда остается еще шаг. Он порождает сомнение, подготавливается ли действительное военное выступление или это только угроза. И пока одна сторона остается в этом сомнении, другая, твердо решившаяся на выступление, продолжает сосредоточение, пока, наконец, на границе не оказывается развернутой огромная вооруженная сила. После этого остается только дать сигнал, и война сразу разражается в своем полном масштабе».
Но это было теоретическое предвидение. До его практического воплощения в оперативные и мобилизационные планы требовались осознание именно такого хода событий, отбрасывание старых концепций, время для подготовки и перестройки оргструктур армии и многое другое. Этого времени у РККА не было.
Но вернемся к сказанному выше — что сама концепция блицкрига скрывает в себе ряд факторов, которые заведомо ставят защищающуюся сторону в слабое положение.
Во-первых, это возможность для агрессора сконцентрировать свои силы там и так, как это ему выгодно.
Во-вторых, возможность наращивать уровень отмобилизованности (он у немецкой армии был высочайший именно потому, что Германия готовилась к захватнической войне).
В-третьих, Германия имела возможность нарастить количественный параметр вооружений и личного состава до той степени, до которой это позволяли возможности военной экономики. Добавим, что помимо мощностей немецкой промышленности, Германия использовала промышленность чуть не половины Европы.
В-четвертых, вермахт мог сконцентрировать и одномоментно ввести в действие всю военную силу буквально в первый же день войны. Крайне важно, что до войны с СССР немцы такого нигде не применяли. Это было, так сказать, ноу-хау, придуманное специально для нас.
В-пятых, высочайшее качество подготовки войск, их взаимодействия, технической оснащенности (включая тактические новинки, например, наличие раций у каждого экипажа танка и самолета).
Добавить сюда опыт нескольких войн вермахта в Европе (и отсутствие такого опыта у нас, за исключением локальных сражений у Халхин-Гола и оз. Хасан), идеологический фактор (идеи реванша и расового превосходства были очень действенны), фактор неожиданности, — и ситуация для СССР оказывалась фактически безвыходной. Ибо с качественной точки зрения превосходство немецкой армии над советской было даже не в два, а в двадцать раз. Как в партии шахматного гроссмейстера против новичка победа достигается не за счет количества фигур, так и здесь было важно не количество танков, бронемашин, артиллерии, авиации и пр.
При этом и советская сторона допускала ошибки. Одной из серьезнейших военно-стратегических ошибок было предположение, что у РККА будет время для развертывания в ходе начавшейся войны. Нарком обороны и Генштаб считали (как писал в своих мемуарах г. К. Жуков), что война «должна начаться по ранее существовавшей схеме: главные силы вступают в сражение через несколько дней после приграничных сражений». Об этом же писал маршал А. М. Василевский: «…план по старинке предусматривал так называемый начальный период войны продолжительностью 15–20 дней от начала военных действий до вступления в дело основных войск страны».
Был и еще ряд ошибок, тяжелейшим образом сказавшихся на начальном этапе войны. Но к осени 1941 года — после ряда сражений, отступлений, контратак, гибели и пленения сотен тысяч солдат и офицеров, героического сопротивления армии и народа — вырисовалась следующая ситуация.
В ходе упорных оборонительных сражений блицкриг забуксовал, враг измотан, и пора ставить задачу на его отбрасывание в сторону границы.
Стратегия контрнаступлений является крайне эффективной. Только готовить их следует надлежащим образом.
Основной цели — уничтожения Красной Армии — вермахту добиться не удалось. И хотя наши войска понесли большие потери, они не только устояли, но и были готовы к дальнейшему отпору.
Как остановили, а потом и отбросили немцев — в следующей статье.