Цикл передач «Суть времени» был впоследствии издан в виде одноименной книги. Разница между этой книгой и циклом передач в точности равна разнице между текстом и высказыванием. Книга «Суть времени» — это текст. В конце концов, текст можно вообще лишить авторства. Ну убирается мое имя с обложки — что с того? Читатель знакомится с текстом и говорит: «Кто бы ни был автором этого текста, он заслуживает внимания по таким-то и таким-то причинам».

Цикл передач «Суть времени» — это высказывание, в котором содержание не может быть отделено от личного присутствия человека, излагающего это содержание.

Поскольку члены движения «Суть времени» откликнулись именно на цикл одноименных передач, то есть на высказывание, то очень трудно установить, что именно породило отклик — личное присутствие высказывающегося (фактор № 1) или же содержание высказывания (фактор № 2). Для одних главным был фактор № 1, для других — фактор № 2. Сумма влияний двух факторов породила отклик.

Согласитесь, трудно обсуждать роль фактора № 1, он же личное присутствие, если речь идет о твоем собственном личном присутствии. Поэтому давайте обсудим, что в некоем предельном случае означает доминирование фактора личного присутствия над фактором содержания. Это, грубо говоря, означает следующее: «Да хоть бы на старояпонском человек что-то там говорил, мне неважно. И вообще, мне совершенно неважно, что он говорил. Меня в человеке что-то задело, а не в том, что он говорил, и я откликнулся».

Доминирование же фактора содержания, опять же в самом грубом виде, может быть сведено к следующему: «Мне этот человек никак особо не симпатичен. Но он говорит о вещах, которые для меня имеют решающее значение. И говорит он о них что-то толковое. Вот я и откликнулся».

Анализируя отклики на протяжении нескольких лет, я всё же должен сказать, что решающую роль сыграл фактор содержания, а не фактор личного присутствия. Если бы было иначе, то не надо было бы обсуждать никакой «четвертый этаж». Более того, если бы всё было иначе, то вообще ничего не надо было бы обсуждать. Потому что имел бы место тривиальный фан-клуб. Или харизматическая секта. Об этом постоянно говорят те, кто поносит «Суть времени». Но вчитайтесь в то, насколько неискренне они об этом говорят. А также в то, как сутевцы обсуждают важную для них проблематику. И вы поймете, что если бы враги «Сути времени» считали данное общественно-политическое движение всего лишь фан-клубом или харизматической сектой, они бы вообще не беспокоились. И не начинали бы выть при каждом новом успехе «Сути времени» — о том, что никакой это не успех, а, напротив, страшный провал и вот сейчас-сейчас эта организация, наконец, рухнет.

Ни фан-клуб, ни харизматическая секта не могут выстроить работу, не могут создать дееспособную организацию, не могут проявлять инициативу и создавать политические продукты, хоть сколько-нибудь автономные от предмета поклонения, кем бы он ни был — центром сосредоточения фан-экстазов или харизматическим лидером в чистом виде.

Итак, мы обязаны признать, что содержание высказывания, каковым были передачи «Суть времени», в существенной степени послужило для многих будущих сутевцев причиной того, что они откликнулись.

И одновременно мы обязаны признать, что очень многими сутевцами — в силу их погруженности в нынешнюю специфически регрессивную среду, отрывающую их от систематизированных гуманитарных знаний и от культуры — данное содержание могло быть только «схвачено». Содержание схватывают тогда, когда для его систематического освоения не хватает знаний, навыков мышления и еще очень и очень многого. Но почему его все-таки схватывают? И где «расположена» способность схватывать?

С моей точки зрения, она как раз и расположена на четвертом этаже, находящемся над тем, что Фрейд и его последователи называли суперэго или сверх-я. Ведь расположенное на третьем этаже суперэго (или сверх-я) работает как овнутритель неких норм, принципов, запретов, имеющих социальное значение. Такой овнутритель не может ничего схватывать. Он овнутряет социальные и культурные нормы (они же — табу) и регулирует поведение, сообщая лицу, осуществляющему поведение, что это — похвально, а это — постыдно, так — можно, а так — нельзя.

Схватывание, расположенное на четвертом этаже, не имеет ничего общего с запретительно-разрешительным началом с третьего этажа. Содержание четвертого этажа, по большому счету, очевидным образом находится в остром конфликте с содержанием третьего этажа. Впрочем, речь идет об особом конфликте. Развитие и функционирование любой системы находятся, конечно же, в конфликте друг с другом. Но это не значит, что система, не способная функционировать, может развиваться. Это такой конфликт, который не может быть разрешен обнулением одной из конфликтующих сил.

Ровно таков же конфликт между четвертым и третьим этажом. Если третий этаж разрушен полностью, то функционирование четвертого этажа находится под большим вопросом. Но если третий этаж разрушен не до конца, и разруха не задела определенных каналов, связывающих третий этаж с четвертым, то разрушение третьего этажа может быть преодолено особой деятельностью четвертого этажа. Нечто будет схвачено. А будучи схваченным, признано. А будучи признанным, может начать восстанавливать и третий этаж, и всё человеческое содержание в целом.

Мы явным образом подошли к той черте, перейдя которую, надо обсуждать конкретное устройство четвертого этажа. Но от того, чтобы эту черту немедленно перейти, меня удерживает, представьте себе, соображение почти что вкусового характера.

Ведь нельзя же, согласитесь, сказать серьезным, нормальным людям: «Я узрел четвертый этаж и теперь начинаю описывать, как именно он устроен»... В этом есть что-то... от очень плохого вкуса. Потому что серьезные нормальные люди обязательно скажут, что мною обуревает тяга к визионерству, пророчествам. И будут правы. В чем именно и в какой степени — я обсужу в следующей статье.

И пусть читатель знает, что для меня проблема четвертого этажа и впрямь носит конкретный, практико-политический характер. Что вовсе не исключает того, что она одновременно является и фундаментальной. Ведь мы взялись за очень конкретное и одновременно фундаментальное дело, не правда ли? Иначе мы бы вообще не имели права повторять

До встречи в СССР!