В своей книге «Великая шахматная доска», написанной в 1997 году, а также в своих статьях покойный Збигнев Бжезинский не раз ссылался на историю соперничества Великобритании и России в Центральной и Южной Азии, известную как «Большая игра». Бжезинский в своих геополитических построениях ориентировался прежде всего на цель подавления стратегических устремлений СССР в этот регион и нередко рассматривал Китай в качестве возможного американского союзника в таком подавлении. Уход Бжезинского в мир иной ничего не меняет по сути, поскольку он сам наследовал определенную традицию и у него есть продолжатели, стремящиеся к тому же, к чему стремился Бжезинский. Другое дело, что эти устремления должны определенным образом сопрягаться с меняющейся глобальной ситуацией. Обсудим то, в какую сторону эта ситуация меняется в последние годы.
Сейчас глобальная ситуация кардинальным образом изменилась. Китай в американской стратегии превратился из потенциального (и иногда, как в 1970-х годах, актуального) союзника Америки — в главного соперника США. Однако Россия как наследница СССР, и по крайней мере, части его глобальных амбиций в стратегической оптике США по-прежнему занимает место главного врага.
Мы ранее неоднократно обсуждали в нашей газете доказательства того, что стратегия США в Восточной и Центральной Азии нацелена на «сдерживание» Китая и России. И если ранее этот наш вывод нередко оспаривался, то сейчас он откровенно и недвусмысленно предъявлен в новой Оборонной стратегии США, подписанной президентом Д. Трампом в январе 2018 года и объявляющей Россию и КНР основными соперниками, оспаривающими у США бесспорность их глобального доминирования.
Обсуждали мы и вопрос о том, что главными союзниками США в этом сдерживании Китая и России, помимо традиционных американских партнеров Японии и Южной Кореи, в последние годы становится Индия.
Американский расчет в таком союзничестве простой и очевидный. Индия — региональный соперник (а в отношении спорных участков совместной границы — противник) КНР. Индия — стремительно растущая экономика (в 2017 году темпы роста ее ВВП были выше, чем у Китая). Индия — уже, несомненно, великая держава, с равным китайскому, но преимущественно молодым населением, с большим промышленным, военным (в том числе ракетно-ядерным) и интеллектуальным потенциалом.
Далее. Индия с ее почти полностью англоязычным населением, в значительной мере энглизированной элитой и сохранившимся уважением ко многим аспектам «цивилизующего» британского колониального господства, культурно и информационно податлива к англосаксонскому, в том числе американскому, влиянию.
Кроме того, Индия имеет достаточно прочные и многообразные, от инвестиционно-экономических до военно-политических, позиции в Афганистане, в котором США (по ряду причин, которые мы обсудим ниже) становятся очень заинтересованы.
Наконец, Индия, что мы также подробно обсуждали в нашей газете, — это еще и враг Пакистана. Который в последнее десятилетие стал очень прочным союзником Китая, а сейчас оказывается тем ключевым инфраструктурным звеном китайского мегапроекта «Один пояс — один путь», которое напрямую выводит Поднебесную к Индийскому океану.
Еще на рубеже 2017 года, когда Пакистан начал активно выстраивать, вместе с Россией и Китаем, миротворческую альтернативу политике США в Афганистане, Америка отреагировала на это чрезвычайно негативно. А летом 2017 года Трамп, представляя свою «Новую стратегию в Центральной и Южной Азии», сделал резкое заявление: «Мы платим Пакистану миллиарды и миллиарды долларов, а он в это время прячет у себя тех самых террористов, за которыми мы охотимся, и мы это немедленно изменим».
Однако в декабре Исламабад жестко выступил против решения Трампа признать Иерусалим столицей Израиля и перевести туда американское посольство. И тогда Трамп — причем это было сделано особо вызывающе, 1 января 2018 года, в одном из первых новогодних твитов — заявил: «За последние 15 лет Соединенные Штаты безрассудно предоставили Пакистану более $33 млрд финансовой помощи, а они отплатили лишь ложью и обманом, считая наших лидеров дураками. Они предоставляют убежище террористам, за которыми мы охотимся в Афганистане, и почти не помогают. Довольно!»
Пакистан уже 2 января ответил Трампу, и ответил жестко. Глава МИД Пакистана Хаваджа Асиф заявил, что пакистанские власти уже отказались от сотрудничества с США и его финансовой помощи: «Мы уже сказали США, что не будем делать больше для США (ничего), поэтому заявление Трампа о том, что «больше этого не будет», не имеет никакого значения... Пакистан готов публично предоставить подробные данные о полученной от США помощи».
3 января тему подхватило далеко не всегда лояльное Трампу издание The National Interest. Статья под названием «Настало время прекращать двойную игру Пакистана» сообщает, что «спорадическая» помощь Пакистана в арестах террористов из «Аль-Каиды» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), а также обеспечение потока американских грузов и военных в Афганистан и обратно через пакистанскую территорию, — не оправдывают поддержку Пакистаном афганских террористов.
Газета утверждает, что Пакистан дает прибежище террористам «Талибана» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) и «группы Хаккани», которые «убили тысячи солдат коалиции и правительства Афганистана, а также множество гражданских лиц», и заключает, что «двойная игра» Пакистана — главный фактор, препятствующий победе коалиции (то есть американской победе) в Афганистане.
Упоминание здесь «группы Хаккани» в контексте политики Пакистана далеко не случайно. Тем более что именно группа Хаккани взяла на себя ответственность за ряд наиболее трагических по последствиям террористических актов в Афганистане, произошедших в последнее время.
Так что это за группа Хаккани, названная Трампом одним из главных противников американской стратегии в Афганистане? Прояснение этого вопроса потребует от нас хотя бы краткого экскурса в военно-политическую историю региона.
Группа Хаккани или клан Хаккани — одна из самых крупных и боеспособных кланово-семейных групп пуштунского племени Задран, разделенного условной (до сих пор не признаваемой Афганистаном) границей между двумя государствами. Эта граница, так называемая линия Дюранда, была установлена в 1893 году, после трех войн между афганскими правителями и войсками Британской Индии, по итогам переговоров афганского эмира Абдур-Рахмана и секретаря индийской колониальной администрации Мортимера Дюранда.
В Афганистане пуштуны проживают в основном на юго-востоке и юге и составляют более 40 % населения страны. В Пакистане пуштуны — этническое большинство территорий Северо-Западной пограничной провинции (Южного и Северного Вазиристана, так называемой «зоны племен» и правобережья среднего течения Инда). В существенной части пуштунским по населению является и северо-восток пакистанского Белуджистана, граничащего с Ираном (рис. 1).
Почти все пуштунское население этих территорий является решительными и последовательными противниками существования линии Дюранда — этой очень протяженной (более 2600 км) афганско-пакистанской границы.
У такой позиции пуштунов есть глубокие исторические основания. По историческому происхождению и языку пуштуны родственны персам. Они в глубокой древности, в ходе проходивших в Центральной Азии военных конфликтов, заселили земли между реками Инд, Кабул и долиной Гильменда, центром которых были так называемые Сулеймановы горы. Их язык пушту, хотя и разделен на ряд отличающихся племенных наречий, понимается всеми пуштунами и достаточно близок к персидскому (иранскому) языку фарси, афганскому дари и таджикскому языку. До XIV века пуштуны придерживались персидских верований и лишь после этого приняли ислам, в основном суннитский.
Кочевые скотоводы, охотники и разбойники, издавна выращивавшие в своих долинах хороших лошадей, пуштуны всегда были отличными воинами, умевшими отстаивать свои территории еще во времена походов в этот регион войск Александра Македонского. В Средние века пуштуны, с одной стороны, наиболее решительно сопротивлялись власти возникавших в регионе арабских и тюркских государств (султанатов и ханств), но с другой стороны, составляли лучшие конные отряды в завоевательных походах этих государств на Индию, начиная с походов Махмуда Газневи в XI веке и далее при создании в Индии Делийского султаната, а затем государства Великих Моголов.
В участии в этих походах пуштуны тоже видели собственный смысл, поскольку считали северо-запад Индии частью своей исторической родины. А в середине XVII века кандагарский хан Ахмад-Шах Дуррани, создавший на территории Афганистана свое пуштунское государство, сумел объединить большинство пуштунских племен и в итоге собрал под своей властью огромную Дурранийскую империю, охватывавшую территории современных Афганистана и Пакистана, а также часть территорий Ирана и Индии.
Отсюда идет до сих пор активно живущая в пуштунском обществе идея создания государства Великий Пуштунистан, в которое должны быть включены почти весь Афганистан, а также большая часть Пакистана и горный узел Кашмира на севере Индии.
И хотя большинство пуштунов — сторонников этой идеи — в Новейшее время существенно сократили свои территориально-государственные притязания, масштаб этих притязаний достаточно велик. Об этом свидетельствует, в частности, регулярное использование пуштунами на публичных мероприятиях популярной версии государственного флага Пуштунистана (рис. 2).
(Продолжение следует.)