Essent.press
Анна Кудинова

Уродина

Изображение: Цитата из х∕ф «Интердевочка». Реж. Пётр Тодоровский. 1989. СССР
Девушка с пониженной социальной ответственностью
Девушка с пониженной социальной ответственностью

Мы уже не раз говорили о том, что враг, ведущий против вас информационно-психологическую войну, не пренебрегает работой с такой сложной и тонкой сферой, как любовное чувство. Ему нужно, чтобы вы разочаровались в том или ином объекте вашей любви — конкретной исторической личности (например, Сталине), истории своей страны, самой стране...

Но первый удар в эпоху гласности был нанесен не по тому или иному объекту любви советских граждан. А по самому представлению о том, что такое любовь — для начала, на уровне межличностных отношений. В этом заключалось «ноу-хау» перестройщиков. Борьба с «тоталитарной системой» стартовала вовсе не с разоблачений Сталина (их черед пришел чуть позже), а с растабуирования сексуальной проблематики.

В июне 1986 в ходе записи одного из советско-американских телемостов, организованных В.Познером и Ф.Донахью, американская участница поинтересовалась, используется ли в СССР тема секса в телерекламе. Советская участница Л.Иванова ответила: «Секса у нас нет, и мы категорически против этого. У нас есть любовь». Аудитория засмеялась, заглушив последнюю фразу.

Монтировавший данный телесюжет В.Мукусев (позже — один из ведущих перестроечной программы «Взгляд») вспоминал, что Иванова позвонила ему в аппаратную и попросила вырезать этот фрагмент. Женщина понимала, что без последней фразы ее высказывание легко превратить в анекдот. Понимал это и Мукусев. Однако, как он сам признается, желание сохранить в передаче юмористическую ноту взяло верх. Фразу «У нас есть любовь» можно было усилить с помощью технических средств, чтобы зрители смогли ее расслышать. Но Мукусев этого не сделал.

Сама Иванова пыталась оправдываться: «Все запомнили только начало фразы. А что, я не права?.. Мы всегда занимались не сексом, а любовью. Вот это я и имела в виду».

Заметим — американская участница задала вопрос вовсе не о том, какое место в жизни советского человека занимают чувственные наслаждения, а о том, эксплуатируется ли в советской телерекламе тема секса. Слово «секс», таким образом, всплыло в контексте «купли-продажи» — ведь именно к купле-продаже понуждает зрителя любая телереклама. Советская участница противопоставила купле-продаже — подлинное чувство. Но это «убрали за скобки».

Была осуществлена неслыханная подлость. Фраза «В СССР секса нет», вырванная из контекста, действительно стала анекдотом. Над ней покатывались со смеху: «Что же это за уродская, ханжеская система, где даже слово «секс» табуировано! Стыдно перед цивилизованным человечеством за собственную дикость!»

За «культпросвет» дикого населения взялся «Московский комсомолец». В октябре 1986 года в «МК» была опубликована статья Е.Додолева «Ночные охотницы». Информация о том, что в СССР процветает торговля телом (в то время как официально существование валютной проституции отрицалось), произвела эффект разорвавшейся бомбы.

Спустя четверть века Додолев, разоткровенничавшись, поведал, что вскоре после скандальной публикации его вызвал в свой кабинет главный редактор «МК» П.Гусев. В кабинете автора поджидал полковник госбезопасности, который предложил Додолеву «углубить изучение темы» — и передал ему оперативные материалы. Они легли в основу новой большой статьи «Белый танец». После публикации первой части «Белого танца» в редакцию нагрянули представители горкома, Кремля и Пятого управления КГБ, отвечавшего за борьбу с идеологическими диверсиями (полковник, передавший оперативные материалы, как утверждает Додолев, был из другого управления). Разразился скандал. Продолжение статьи вышло в переработанном и урезанном виде — но ведь вышло!

Публикациям Додолева было придано чрезвычайное значение — они, как вопрос государственной важности, рассматривались ЦК КПСС! В результате в Кодекс об административных правонарушениях была внесена статья, предусматривающая штраф за занятие проституцией.

Сексолог И.Кон настаивает, что додолевские материалы совершенно дезориентировали «бедных советских женщин, живших на скромную зарплату и не могших покупать дорогие модные наряды». У них образ жизни валютных проституток «невольно вызывал жгучую зависть».

Данное утверждение Кона — тоже не без подлости. Каков процент советских женщин, испытавших эту «жгучую зависть»? Тем не менее, кто-то — позавидовал. А завидуют обычно тому, кто наделен, с точки зрения завистника, позитивными качествами: трус завидует храбрецу, слабак — сильному, дурнушка — красавице. Любовь оказалась вдруг, пусть поначалу для небольшой части общества, на положении «дурнушки», а возможность «покупать дорогие модные наряды», торгуя собственным телом, — на положении «красавицы».

В ходе перестройки Додолев растабуирует еще нескольких ранее запрещенных в СССР тем: инцест, людоедство... Вы считаете, что построили новую общность — общность советских людей? НА САМОМ ДЕЛЕ вы живете в стране проституток, кровосмесителей и людоедов!

Много лет спустя П.Гусев заявит, что первые перестроечные статьи Е.Додолева были «не о технике проституции, а вообще о моральном облике страны»...

Таким образом уже на самом раннем этапе перестройки под видом критики «тоталитарной системы» было запущено обсуждение и осуждение «морального облика страны». То есть уничтожение закрепившегося в советском сознании образа Родины-матери.

В марте 1988 года на экраны вышел фильм «Маленькая Вера», в котором — впервые в СССР — был продемонстрирован половой акт. Так было снято еще одно табу. Фильм посмотрели 55 миллионов зрителей.

В том же 1988 году журнал «Аврора» опубликовал повесть В.Кунина «Интердевочка». А потом П.Тодоровский снял по мотивам повести фильм. Тодоровский вспоминал, что после сообщения о начале съемки «Мосфильм» оказался завален письмами: девушки из провинции умоляли утвердить их на главную роль. К письмам прилагались фото, на которых претендентки были сняты в весьма откровенных позах. Премьера состоялась в начале 1989-го. К концу года фильм посмотрели свыше 40 миллионов зрителей.

«Маленькая Вера» и «Интердевочка», как и додолевские статьи, не только разрушали ранее существовавшие в обществе запреты. Зрителю навязывалось представление о том, что в этих фильмах смело, честно и жестко показано существование среднестатистического homo soveticus, как оно есть: убогое, бессмысленное, беспросветное.

«Раскрепощение» советского общества привело к тому, что уже в мае 1989 года старшие школьники Риги и Ленинграда, участники анонимного анкетирования, включили валютную проституцию в десятку наиболее престижных профессий.

Культура любого общества базируется на системе запретов, которая складывалась тысячелетиями, по мере того как человек отделялся от природы. Табуированию подвергались, прежде всего, действия, несшие угрозу самому существованию человеческого сообщества, его безопасности и стабильности. Одно из самых ранних табу — запрет на инцест.

Помимо запретов, с течением времени человечество выработало также систему ценностей и норм. Наряду с запретами они, регулируя взаимоотношения в человеческих сообществах, слагают то, что называется «ядром культуры». Удар по ядру культуры — если он нанесен умело — приводит к ослаблению и даже распаду социальных связей, то есть к хаосу, разрушению социума.

Как нанести такой удар?

Природное, дочеловеческое начало в человеке  очень сильно. Под броней запретов, норм и ценностей это начало «дремлет» до поры до времени. Но качни его — и оно, словно лава из жерла вулкана, хлынет на поверхность.

Но ведь то, что один назовет проявлением «дочеловеческого в человеке», «расчеловечиванием», другой может считать признаком принадлежности к высокой культуре.

Вышеупомянутый И.Кон в работе «Введение в сексологию» подчеркивает, что табуирование сексуальности почти всегда сочетается «с настороженным отношением к телесному низу». «Сексуальность тесно связана с эволюцией игровых, праздничных компонентов культуры», — заявляет Кон, ссылаясь на М.Бахтина, исследователя «смеховой», карнавальной культуры. Во время средневекового карнавала (унаследовавшего эти самые «праздничные компоненты») раскрепощение телесного низа достигало апогея. Карнавальной «нормой» были «неограниченная свобода полового общения, инверсия сексуальных ролей, переодевание в одежду противоположного пола, оголение, насилование женщин мужчинами и наоборот».

В противоположность карнавальной культуре, антисексуальные установки христианства осуждают веселье и «разгульный» смех:«В христианских текстах смеется только дьявол, а Христос никогда не смеялся».

Далее Кон указывает на «определенную связь между аскетизмом русского православия и особенностями древнерусской смеховой культуры». Если в западноевропейском карнавале не было разделения на исполнителей и зрителей — все участники поголовно растворялись в карнавальной стихии, то на Руси «знатные лица сами не участвовали и плясках и играх скоморохов, относясь к ним просто как к смешному зрелищу».

Таким образом, табуирование сексуальной проблематики в СССР обусловлено отнюдь не только произволом «тоталитарной системы». «Болезнь» имеет гораздо более глубокие корни — тянущееся со времен средневековой Руси «настороженное отношение к телесному низу».

Чтобы вернуться в семью цивилизованных народов Запада, вкусивших карнавальной традиции, необходимо было преодолеть в советском обществе это самое «настороженное отношение к телесному низу».

Но нарушение запретов — занятие для психики отдельного человека, да и общества в целом далеко не безопасное. Перестройщики твердили взахлеб, что снятие табу на сексуальную проблематику ведет к «раскрепощению», «освобождению». На деле оно привело вовсе не к внутренней свободе. Непристойности на экране и в прессе вызывали — во всяком случае, поначалу — у значительной части советского населения шок. А в состоянии шока человек становится более податливым и внушаемым, у него резко снижается способность к сопротивлению. Чему сопротивляться? Как в карнавальной культуре — верх и низ поменялись местами, все шиворот-навыворот. Что такое «хорошо» и что такое «плохо» — различить уже невозможно.

Значительная часть населения СССР не протестовала против уничижительного наименования «хомо советикус» — термина, введенного задолго до перестройки А.Зиновьевым и запущенного в годы перестройки «рупорами гласности». Так, Фрида Порат, доктор психологии из Калифорнии, объявила со страниц «Огонька», что «хомо советикус» — это диагноз: «В чудовищном тоталитарном государстве, созданном Сталиным, были невероятно деформированы представления о добре и зле... Вам предстоит избавиться от множества застарелых стереотипов и заблуждений, осознав их нелепость».

А затем страна, которую ее собственное население согласилось называть «совком», с легкой руки Ю.Шевчука получила еще одно наименование — «уродина». Помните: «Еду я на родину,/ Пусть кричат — уродина, / А она нам нравится, / Хоть и не красавица...» (Дальше в песне выясняется, что родина «к сволочи доверчива», а потому можно ли ждать от нее чего-нибудь, кроме «черных фар у соседних ворот», «наручников» и «порванного рта»? Уродина — она и есть уродина!)

Следующий шаг перестройщиков состоял в исследовании глубины падения Родины-матери. Довольно скоро выяснилось, что грех «матушки» отнюдь не сводится к тому, что она отдалась большевикам. Копайте глубже!

В перестроечной повести В.Гроссмана «Все течет» объяснено, что русская душа — «тысячелетняя раба». Истории русских сопутствовало «неумолимое подавление» и «холопское подчинение личности государю и государству»... «Девятьсот лет просторы России, порождавшие в поверхностном восприятии ощущение душевного размаха, удали и воли, были немой ретортой рабства... Росла тайная пропасть в самой сокровенной сути русской жизни и жизни Европы. Бездна эта состояла в том, что развитие Запада оплодотворялось ростом свободы, а развитие России оплодотворилось ростом рабства».

Так был уничтожен советский образ «Родины-матери» — третий, последний элемент сталинской трехчленной конструкции «Родина — мать, Сталин — отец, государство — братство народов». Вскоре СССР не стало.

Но постсоветским последователям перестройщиков достался в наследство «богатый» задел. Тема исторической бесперспективности России, «тысячелетней рабы», которой давным-давно пора «покинуть сцену», по сей день не сходит с уст Млечиных, Сванидзе, Пивоваровых, Белковских и иже с ними.

Анна Кудинова
Свежие статьи