7 ноября в Ростове-на-Дону на территории кадетского корпуса был открыт памятник лидеру белого движения на юге России — барону Петру Врангелю. Инициаторы установки монумента на церемонии открытия заявили, что этот исторический деятель послужит хорошим примером для патриотического воспитания подрастающего поколения, продемонстрирует ему, что такое любовь к Родине.

В соцсетях сторонники установки памятника в кадетском корпусе заявляют, что Врангель сражался за Россию и являлся горячим сторонником идеи о «единой и неделимой России», противопоставляя его большевикам, которые якобы действовали в иностранных интересах.

Нам этот тезис кажется крайне спорным, так как Врангель не просто получал зарубежную помощь, но и сам оказывал помощь прямому врагу Советской России — Польше. В этой статье мы бы хотели раскрыть суть иностранной политики правительства генерала.

При этом опираться мы в основном будем на мемуары самого Врангеля, написанные и изданные в эмиграции. Также в статье будут использованы отрывки из мемуаров некоторых других белогвардейцев, которые участвовали в деятельности врангелевского режима в Крыму в 1920 году и отнюдь не являлись сторонниками советской власти.

Врангель и Британия

Несмотря на то, что в апреле 1920 года Врангель прибывает в Крым на борту английского дредноута «Император Индии», с Британией отношения у него были достаточно натянутые. Лондон весной и летом 1920 года вел активные мирные переговоры с Москвой и склонял к тому же генерала Врангеля.

Не отказываясь от подобных переговоров напрямую, Врангель всячески затягивал их обсуждение. При этом англичане, хоть и сократили поддержку белогвардейцев, но полностью ее не прекратили, к примеру, они помогли эвакуировать из района Адлера оставшихся в этом районе кубанских казаков.

После того как в июне 1920 года Врангель нарушил прямое указание англичан и начал атаку на Северную Таврию, англичане формально прекратили поставки ему военных грузов. Но видимо, это делалось лишь для того, чтобы не сорвать их переговоры с Советской Россией, так как уже через несколько дней Врангелю доложили, что с англичанами «вопрос снабжения решен благоприятно, непосредственная, ближайшая опасность временно устранилась».

Врангель отмечал, что «хотя в дальнейшем англичане и продолжали чинить нам различные препятствия, но путем личных переговоров в Севастополе, Константинополе и Париже, большинство грузов удавалось, хотя и с трудом, доставлять в Крым». Сомнительно, что при наличии строгого запрета Лондона посланникам Врангеля удалось бы добиться поставок путем личных переговоров с британскими военными и дипломатами на местах.

Тем не менее сам факт ведущихся переговоров Лондона и Москвы не мог не настораживать нацеленного на продолжение борьбы с Советской Россией генерала. Основную свою ставку из числа союзников по Антанте барон делал все-таки на Францию.

Врангель и Франция

Интересен такой комментарий в мемуарах самого Врангеля: «Неумелая финансовая политика, упорный отказ генерала Деникина от использования для привлечения иностранного капитала громадных естественных богатств юга России, несовершенство налогового аппарата приводили к тому, что вся финансовая система сводилась к печатанию денежных знаков». Из тона высказывания ясно, что для самого Черного барона использование богатств юга России для привлечения зарубежных инвестиций является чем-то положительным.

В Крыму к началу правления Врангеля никаких богатств не было. Однако рядом находилась богатая зерном Северная Таврия. Для обеспечения продовольствием собственной армии, а также для его экспорта и была спланирована операция по захвату этого региона. Она продвигалась успешно и, оценивая ситуацию через нескольких недель после ее начала, Врангель пишет: «Нашим единственным предметом вывоза мог быть хлеб и единственной возможностью обеспечить дальнейшее боевое снабжение армии был обмен этого хлеба на предметы боевого снабжения».

Позднее Врангель писал о важности вывоза зерна для признания его режима со стороны Франции: «…в порты было доставлено уже до полутора миллиона пудов и вывезено заграницу до одного миллиона. Помимо того, что зерно являлось единственным источником нашего вывоза, появление на западноевропейских рынках русского зерна из Крыма имело и большое политическое значение. Западноевропейские государства и в частности Франция, жестоко пострадавшая за войну, испытывали большой недостаток в хлебе и появление в Марселе парохода с грузом хлеба, 275 тысяч пудов, было отмечено почти всей французской печатью».

После успешных действий Врангеля в Таврической губернии (территории сегодняшних Херсон­ской и Запорожской областей, а также ДНР) французы передали барону, что готовы признать его правительство, однако для этого «мы должны заявить, что признаем все долговые обязательства предшествующих русских правительств в доле, соответствующей занимаемой нами территории»,  — писал Врангель.

Генерал настолько боялся, что французы передумают, что предложил им даже лучшие условия: «…признание долговых обязательств надлежит выразить применительно ко всему русскому государственному долгу без оговорок о доле, соответствующей занимаемому нами пространству, ибо, как я подчеркнул Мильерану, мы считаем себя носителями национальной идеи, представителями российской государственности». Как видим, для того чтобы Франция признала в нем носителя национальной идеи, Врангель был готов даже на кратное увеличение внешнего долга своего правительства.

В обмен на помощь генерал постоянно предлагает российские ресурсы. «Независимо от предоставления Русской армии военного снабжения, осуществление проекта требует и значительной денежной помощи в виде ссуды, покрытие которой наравне с оплатой военного снабжения могло бы быть предусмотрено специальным договором по экспорту во Францию зерновых продуктов, угля и других сырьевых продуктов из территорий уже занятых и предположенных к занятию Русской армией», — писали его представители в сентябре 1920 года французскому правительству.

В мемуарах Врангель вспоминает о разговорах с председателем своего правительства Александром Кривошеиным. Тот не питал иллюзий насчет интереса иностранцев: «Всё зависит от наших дальнейших успехов — увеличится занятая нами территория, удастся захватить нам каменноугольный район или нефтеносные кавказские земли, будет и поддержка иностранцев, будут и деньги, тогда все пойдут к нам».

Сам Черный барон был вполне солидарен со своим министром: «…незначительная база не давала возможности, опираясь на нее, начать обширные операции против армий советской России. Расширение этой базы, захват новых обладающих естественными богатствами областей, могущих дать новые источники пополнения и обеспечить заграничный кредит, являлось необходимым».

Зависимость правительства генерала от мнения иностранных государств ярко проявилась в таком эпизоде: «В газете монархического направления „Русская Правда“, издававшейся в Севастополе, появился целый ряд статей определенно погромного характера. Весьма дружественно к нашему делу расположенные представители Америки — адмирал Мак-Колли и Франции — заменивший генерала Манжена майор Этьеван, почти одновременно один за другим пришли ко мне с номерами газеты в руках и предупреждали меня о том неблагоприятном впечатлении, которое помещенные в газете статьи неминуемо произведут на общественное мнение в этих странах. Я тогда же отдал приказ, объявив вновь выговор, и закрыл газету». Характерная история, много говорящая о свободе СМИ при Врангеле, которую его поклонники противопоставляют царящей у большевиков страшной цензуре.

Негодуя на недостаточную помощь со стороны союзников, Врангель тем не менее высоко ценил признание с их стороны. Так, в своем приказе, подводящем итоги полугодового правления в Крыму, он отмечал: «…за это же короткое время достигнуто признание власти Правителя юга России со стороны дружественной нам Франции, — сделан первый шаг к возвращению России в семью культурных европейских держав».

Не правда ли, это желание любой ценой быть признанным «цивилизованным миром» и выставление фактов такого признания как свою величайшую заслугу очень напоминает стиль поведения современных политиков, действующих на постсоветском пространстве? И можно на опыте соседних стран убедиться, что такое поведение ни к чему хорошему для национальных интересов не приводит.

Врангель и Польша

Франция была особенно нужна Врангелю еще и потому, что именно она активно поддерживала и спонсировала Польшу, которая в 1920 году воевала с молодой Советской Россией.

Весной польские войска пошли в наступление на советскую Украину. Важность этой операции для Крыма генерал прямо отмечал в своих мемуарах: «…в Севастополе были получены сведения о возобновлении военных действий на Польском фронте. Польские войска перешли в наступление и по всему фронту теснили красных. Наше тяжелое военное положение несколько облегчалось. Мы могли рассчитывать, что противник, отвлеченный всецело поляками, даст нам временную передышку».

Барон открыто признавал, что наличие на юге белогвардейской армии сковывало действия Красной Армии против поляков: «Тем временем, переговоры поляков с большевиками были прерваны, польские войска перешли в наступление и теснили красных по всему фронту. Последние спешно сосредоточивали на западном фронте все свои силы. Падение Крыма развязало бы красному командованию руки, давая возможность сосредоточить все усилия против поляков. Это, конечно, учитывала Франция, неизменно поддерживавшая Польшу».

Генерал хотел координировать свои действия с Варшавой, чтобы наносить как можно более чувствительные удары по Красной Армии. В своих мемуарах Врангель цитирует письмо исполняющего обязанности главы МИД в его правительстве князя Григория Трубецкого находящемуся в тот момент в Париже министру иностранных дел Петру Струве: «Главнокомандующий в общем определил эти отношения следующим образом: он благожелательно расположен ко всем силам, действующим против большевиков, и готов входить с каждой из них в соглашение чисто военного характера, не затрагивая до окончания борьбы никаких щекотливых политических вопросов. <…> Главнокомандующий пришел к заключению, что чисто стратегические соображения безусловно склоняли бы его к нанесению удара в тыл армии Будённого, каковую операцию лично он считал бы вполне выполнимой при наличии тех сил, коими располагает. <…> Правильная, с чисто военной и стратегической точки зрения, операция, по мнению Главнокомандующего, могла бы иметь серьезное значение для польского командования, расстраивая весь план большевиков охвата польской армии с двух флангов».

В начале июня Красная Армия освободила захваченный поляками Киев и перешла в масштабное наступление. Комментируя эти события, Врангель пишет: «Успехи красных войск на польском фронте продолжались. Польская армия отходила. Общественное мнение Франции, поставивши свою карту на Польшу, волновалось. Интерес к нам во Франции заметно увеличился. Французы отлично учитывали, что наше победоносное наступление должно оказать их союзникам, полякам, огромную помощь в эти тяжелые для польской армии дни». По тону мемуаров понятно, что возможность стать таким образом полезным для французов весьма радовала генерала. Заметим, что это весьма странное чувство для главнокомандующего Русской армией. А именно так при Врангеле стала называться белогвардейская группировка на юге России, деникинское наименование «Вооруженные силы юга России» его не устраивало.

Врангель стремился установить прямой контакт с поляками: «Я всячески торопил отъезд генерала Махрова в Польшу. Наконец, после целого месяца сношений, было получено согласие польского правительства на его назначение военным представителем в Варшаву, и он на американском миноносце выехал в Константинополь».

Поражение под Варшавой

В августе 1920 года дошедшая до Варшавы Красная Армия терпит страшное поражение. В Польше это событие называют «Чудо на Висле». Советские войска потеряли 15–25 тысяч убитыми, примерно 65 тысяч пленными, 30–35 тысяч красноармейцев были интернированы в Германию.

Узнав о поражении, Врангель старается обратить его в свою пользу. Больше всего его волнует возможность заключения мира между Советской Россией и Польшей. Он передает французам следующее послание: «Крупные успехи поляков в борьбе с красной армией дают впервые за всё время борьбы возможность, путем согласованных действий польской и русской армий под высшим руководством французского командования, нанести советской власти решительный удар и обеспечить миру всеобщее успокоение и социальный мир. Заключение одного только мира поляков с большевиками оставит общий вопрос не решенным и большевистскую опасность не устраненной.

По сему Главнокомандующий ставит перед французским правительством и командованием вопрос о создании общего связного фронта вместе с поляками против большевиков, при руководящем участии французского командования. В таком случае наши стратегические планы подлежали бы изменению и центр тяжести переместился бы на Украину. Предпринимать эту перемену стратегического плана без одобрения и поддержки французского правительства и командования Главнокомандующий не считает возможным. <…> При активных действиях поляков на правом украинском фланге и концентрации наших действий на левом — возможно образование общего связного фронта с целью полного уничтожения советской власти и успокоения Европы на основе общего мира».

В тот момент, когда поляки всё-таки начали мирные переговоры с Москвой, Врангель «принимал все меры, чтобы убедить французское и польское правительства в необходимости продолжения поляками борьбы, или хотя бы затягивания намечавшихся мирных переговоров».

Из отрядов белогвардейцев и красноармейцев-перебежчиков, действовавших в составе польских войск, барон предлагает создать отдельную армию.

«Из задержавшихся в Польше остатков отряда генерала Бредова, отрядов Булак-Балаховича и полковника Пермыкина и русского населения вновь занятых поляками областей, я предлагал сформировать в пределах Польши 3-ю Русскую армию. Я предлагал объединить командование польскими и русскими войсками в лице французского генерала с тем, чтобы при нем состояли представители наших и польских армий»,  — писал генерал.

То есть Черный барон, называющий себя хранителем русской национальной идеи, предлагал создать польско-белогвардейскую армию и под командованием французов двинуть ее на Советскую Россию!

Всё, что волновало в этой связи Врангеля — грамотное применение этой армии, правильное название и контроль за ней: «Главнокомандующий приветствует это решение при следующих условиях:

1) чтобы таковая армия была бы выдвинута на правый фланг польско-украинской группы армии, дабы при дальнейшем наступлении примкнуть к левому флангу наших армий;

2) армия должна быть названа 3-ей Русской армией. В настоящую минуту Русская армия в Крыму состоит из двух армий;

3) командный состав 3-ей армии назначается Главнокомандующим генералом Врангелем».

Генерал разработал подробнейший план совместных действий: «…обе армии охотно пойдут на руководство общей операцией против большевиков одним из французских генералов, с тем, чтобы при нем состояли представители противобольшевистских армий. <…> Повсеместные восстания на правобережной Украине, ближайшие к нам очаги которых руководятся нашими офицерами и снабжаются нашим оружием, в значительной степени облегчают задачу».

Ему очень хочется вовлечь в эту операцию флот Франции: «При выполнении этой операции было бы очень желательно содействие французского флота при овладении Очаковым. (Обстрел верков, траление мин и демонстрация у Одессы)».

Чего он хотел добиться? Отвечает сам Врангель: «…выполнение намеченных заданий лишило бы большевиков хлебных районов, закрыло бы выход в Черное море и создало бы необычайно выгодное положение для дальнейших действий, причем польская армия могла бы ограничиться активной обороной на Днестре и Припяти, а Русская и украинская продолжали бы дальнейшие операции. Овладение каменноугольным районом и захват Кубани должны быть следующими задачами Русской армии, так как лишение советской России этих источников топлива и хлеба означало бы для нее конец борьбы».

Барон, безусловно, понимал, что такая помощь бесплатной никак не будет. Поляки захотят себе еще больше территории, чем они получали по мирному договору с Москвой, украинские националисты потребуют «незалежности» Украины, а французы загонят в бесконечную финансовую кабалу. Однако генерала этот план не смутил, так как главным для него было продолжение борьбы с красными.

Но французы и поляки этим планом не соблазнились. Врангель в итоге отказывается от идеи французского командования над объединенными польско-белогвардейскими силами и соглашается на польское руководство.

В своем приказе о создании в Польше «3-ей Русской армии» Врангель пишет: «Задача этой армии — борьба с коммунистами, сначала под общим руководством польского командования, а затем по соединении с Русской армией под моим непосредственным начальством. Приказываю всем русским офицерам, солдатам и казакам, как бывшим на территории Польши раньше, так и перешедшим в последнее время к полякам из Красной армии, честно бок-о-бок с польскими и украинскими войсками бороться против общего нашего врага, идя на соединение с войсками Крыма».

В это время Польша продолжала мирные переговоры с Советской Россией. Видя, что шансы втянуть ее в активные боевые действия тают, Врангель призывает своих представителей добиться от поляков хоть какой-нибудь помощи.

В своих мемуарах он цитирует послание своего генерала Павла Шатилова советнику посольства Врангеля в Париже. Генерал дает указание просить у поляков снаряжение для войск, «кроме того необходимо, чтобы польская армия, перед приостановлением военных действий, заняла бы такое положение, чтобы обеспечить левый фланг 3-ей армии при ее операции на Днепр».

Однако поляки помогать Врангелю не хотели. Национальные интересы Польши для них были важнее, чем продолжение борьбы с Советской Россией любой ценой. В итоге стороны заключили мирный договор, и польская армия от участия в боевых действиях устранились.

«3-я Русская армия» начала операцию с новой восточной границы Польши, действуя вместе с петлюровцами. Однако эти соединения были наголову разбиты Красной Армией, которая после этого получила возможность сосредоточиться на окончательном очищении Крыма.

Оценивая вклад Врангеля в советско-польскую войну, хочется обратить особое внимание на мемуары Владимира Кравченко, капитана Дроздовского артиллерийского дивизиона, входившего в Русскую армию Врангеля.

В книге «Дроздовцы от Ясс до Галлиполи» он так оценивает влияние действий Русской армии Врангеля на советско-польскую войну: «Теперь, когда прошли десятилетия после чуда под Варшавой, как принято называть неожиданную победу Польской армии, можно смело утверждать, что, если бы не было Крымского фронта, еще большой вопрос — случилось бы это чудо под Варшавой, или нет».

Так что вполне вероятно, что не будь удара из Крыма в спину Красной Армии летом 1920 года, ей бы удалось взять Варшаву, и территории Западных Украины и Белоруссии не были бы отторгнуты от Советской России по результату войны.

Кравченко также сетовал, что поляки недостаточно сотрудничали с белогвардейской армией: «Больше, также можно предполагать, что и конец гражданской войны в России был бы иной, если бы Польша не заключила мир с большевиками, а продолжала бы, совместно с Русской армией, вооруженную борьбу с красными. Соединившись с частями 3-й армии, являвшейся частью Русской армии и находившейся на фланге Польской под командой генерала Бредова (части Добровольческой армии отошедшие на территорию Польши за время отступления в 1919 году), усиленно пополняемая новыми формированиями из пленных, Русская армия уже представляла бы внушительную силу и в союзе с Польшей могла бы достичь тех результатов, о которых мечтали и к которым стремились все русские патриоты».

Остается только порадоваться, что этим планам Врангеля было не суждено воплотиться в реальность.

Врангель и украинские самостийники

Врангель наладил связи со всеми действовавшими на тот момент на Украине антисоветскими силами: «…отряды Махно, Гришина, Омельяновича-Павленко и другие беспрерывно тревожили войска красных, нападая на транспорты, обозы и железнодорожные эшелоны.

Нам удалось установить с партизанами-украинцами связь, оказывая помощь оружием, патронами и деньгами. Среди населения правобережной Украины распространялись мои воззвания, призывающие украинцев к борьбе с большевиками.

В двадцатых числах августа прибыла депутация от наиболее крупного партизанского отряда Омельяновича Павленко, он был старый кадровый офицер одного из наших гвардейских полков, ведший борьбу под украинским желто-блокитным флагом».

С середины лета Врангель стал налаживать связи с «самостийной» Украинской народной республикой (УНР). В конце июля к Петлюре прибывает делегация полковника Ноги. В ответ в августе в Ялту прибывает делегация УНР во главе с полковником Литвиненко.

Непосредственно о контактах с Петлюрой сам Врангель ничего не писал, в его мемуарах можно найти лишь косвенное свидетельство проходивших переговоров. Описывая ситуацию середины сентября, барон цитирует свою телеграмму генералу Миллеру: «В связи с выгодой дальнейших действий и обстановкой, возбудил вопрос объединения действий русских, украинских и польских войск для обеспечения наибольшего успеха. Соглашение с украинской армией намечается, назрел вопрос объединения с Польшей». Под украинскими войсками здесь, скорее всего, подразумеваются именно отряды УНР.

Контакты врангелевского режима с украинскими националистами подтверждаются мемуарами князя Владимира Оболенского, бывшего до революции председателем земской управы Таврической губернии:

«Из первого моего разговора с генералом Врангелем у меня создалось впечатление, что он решил круто изменить основные линии общей политики своего предшественника: вместо похода на Москву — укрепление южно-русской государственности, вместо борьбы со всякими „самостийностями“ — попытка примирения с антибольшевистскими государственными образованиями на юге России на основе предоставления им самых широких автономных прав“.

«Врангель до такой степени поверил, что имеет в Махно союзника, что велел выпустить из тюрем сидевших там махновцев во главе с атаманом Володиным, которому было предоставлено сформировать вооруженный отряд. Володин нарядился в фантастический костюм, вроде запорожского, и вербовал в свой отряд отчаянных головорезов и уголовных преступников. Один знакомый татарин мне с ужасом рассказывал, что видел в отряде Володина, маршировавшем по улицам Симферополя, человека, который убил и ограбил его родных и отбывал за это наказание в тюрьме. <…> Атаман Володин повел свой отряд в Мелитопольский уезд, где воевал преимущественно с мирными жителями, грабил и насильничал»,  — писал князь о последствиях политики Врангеля. Отметим, заигрывания с атаманами Махно Врангелю не помогли — махновцы во взятии Крыма участвовали вместе с Красной Армией.

Григорий Раковский, с 1917 года бывший военным корреспондентом в Добровольческой армии, так описывал политику Черного барона: «Врангелю, оставшемуся в Крыму один на один с большевиками, отчаянно были нужны союзники. Поэтому он старался поддерживать теплые отношения и с Н. Махно и с С. Петлюрой и с националистами Северного Кавказа, требовавшими независимости, вступал в союзы с мелкими вооруженными формированиями».

Историк Виктор Крупина в статье «Украина в программе государственного строительства П. Врангеля», ссылаясь на архивный документ, заявляет, что на излете властвования в Крыму барон признал независимость УНР и правительства с атаманом Петлюрой во главе до созыва Украинского Учредительного собрания. О том же пишет и симпатизирующий белому движению историк Василий Цветков.

Вывод

Отметим, в речи, сказанной после прибытия в Севастополь, Врангель так обозначил свою цель: «Не триумфальным шествием из Крыма к Москве можно освободить Россию, а созданием хотя бы на клочке русской земли такого порядка и таких условий жизни, которые потянули бы к себе все помыслы и силы стонущего под красным игом народа».

Приведенных нами цитат вполне достаточно, чтобы показать, насколько этот создаваемый Врангелем «клочок русской земли» был экономически и политически несамостоятелен, старался выстраивать союзнические отношения со всеми врагами другой, советской России.

То есть идея Врангеля была, по существу, сепаратистской. По сути речь шла о небольшой русской территории, обреченном на зависимость от внешних сил, этаком русском Тайване. Отметим, что сравнение с Тайванем не является выдумкой автора статьи, его распространяют поклонники Врангеля, причем они относятся к такому сопоставлению исключительно положительно, сокрушаясь только из-за того, что эта идея не воплотилась в реальности. То, что реальный Тайвань оказался заложником чужих геополитических игр, их ничуть не смущает.

В таком контексте становится непонятно, о каком воспитании патриотизма на примере Врангеля можно говорить. Каким примером должен стать для молодых кадетов политический деятель, предлагавший французам сформировать и возглавить польско-русско-украинскую армию и продолжить борьбу с Советской Россией?

Какие бы ни были подвиги у барона Врангеля ранее, говорить о его любви к Родине и называть его борцом за «единую и неделимую Россию» после подобных поступков представляется странным.

Особенно трудно понять стремление учить детей патриотизму на примере такой личности в современных реалиях, когда Франция и Польша снова являются для нас отнюдь не друзьями, националистическая Украина ведет против России боевые действия, а сепаратизм объявлен серьезной опасностью для государства.

Отрадно, что общественность Ростова-на-Дону подняла все эти вопросы и в различных формах выразила свое несогласие с героизацией предателя. Их обоснованная реакция привела к тому, что памятник сотрудничавшему с врагами России Врангелю был убран с территории кадетского корпуса.

Хочется надеяться, что в будущем его руководство будет больше внимания уделять тому, на каких примерах оно воспитывает подрастающее поколение. Ведь в российской истории так много настоящих патриотов, которые отдали всю свою жизнь служению России и не запятнали себя сотрудничеством с интервентами. Именно на их примере и нужно воспитывать нашу молодежь.