Конфликт на Украине глазами кино

Обществу сегодня очень важно получать достоверную картину происходящего на украинской войне. Дистанция между военной и продолжающейся мирной жизнью в России по-прежнему велика. Для большинства населения нашей страны базовые параметры жизни никак не изменились с началом войны — а для тех, кто оказался на фронте или тесно связан с военной работой, все изменилось радикально. Сокращение дистанции между «войной» и «миром», преодоление пропасти между воюющей и мирной Россией — это вопрос нашего единства как народа в текущей исторической ситуации.

Для этого есть относительно безболезненный путь, не требующий радикальных решений — путь повышения осведомленности населения России о ситуации на войне. Огромную роль здесь могло бы сыграть кино, способное погружать зрителя в то, что реально происходит сейчас на фронте, создавать эффект присутствия.

К счастью, есть энтузиасты, понимающие насколько такое кино необходимо и ведущие работу по его созданию еще с самого начала конфликта — с 2014 года. Однако долгое время они упирались в своего рода «стену» непринятия своего творчества, которую удалось проломить только в самое последнее время.

Определенным событием в этом смысле стал выход в ноябре 2024 года масштабного четырехчастного документального фильма «У края бездны» о штурме Мариуполя в 2022 году. Он вошел в топ в онлайн-кинотеатрах, попал на федеральное телевидение, а недавно, 13 мая, был удостоен Национальной кинематографической премии Ассоциации продюсеров кино и телевидения (АПКиТ) «за создание документального фильма глазами очевидца».

Автор фильма Максим Фадеев находился во время съемок бок о бок с солдатами донбасского батальона «Сомали» в самом пекле боев, сам рискуя жизнью. В картине — вся жизнь батальона в тяжелой боевой обстановке штурма города: атаки, перебежки, переговоры по рации, спасение товарищей и мирных жителей, повседневные разговоры между собой, подготовка оружия и позиций, звонки родным, отдых, приемы пищи. Постоянно появляются «флешбеки» — в каждой серии фильм возвращается к периоду до начала СВО, когда те же бойцы «Сомали» долгие годы вели рутинную боевую работу по защите линии соприкосновения возле Донецка и Горловки. Все четыре серии заканчиваются некрологом — многие герои фильма к моменту его выхода в свет погибли. Причем некоторые бойцы, которых можно увидеть в первой части, где показано начало штурма, не дожили уже до второй части, а еще больше — до третьей и четвертой.

Фадеев и его соавтор по фильму Сергей Белоус долго добивались того, чтобы их творчество было замечено. Фадеев с 2014 года создал не один десяток фильмов о защитниках Донбасса, однако все эти фильмы остались неизвестны широкому кругу зрителей. Съемки финансировались за счет пожертвований небезразличных людей, с соответствующими издержками: не было дорогостоящей техники, нужной для ночных съемок, дронов, чтобы делать кадры с воздуха, не хватало средств на профессиональную студийную цветокоррекцию. Фильм «У края бездны» тоже создавался на «народные» деньги.

Между тем, на Украине, как рассказывает Фадеев, кино о войне спонсируется банками и крупными IT-компаниями. «У края бездны» стал первым отечественным фильмом о войне, появившимся на российских стриминговых платформах — а украинские стриминговые платформы не только активно публикуют, но и сами снимают военный оригинал-контент. Четыре украинских военных фильма размещены на крупнейшей американской платформе Netflix. Еще один характерный пример равнодушия отечественных СМИ к этой теме, который приводит Белоус: если искать в поисковике бригаду «Азова» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), выпадут тысячи фотографий бойцов; если искать наши подразделения, можно не найти ни одной фотографии. Для общества они остаются безликими.

В период Великой Отечественной войны на фронте работали сотни операторов кинохроники, создание кинолетописи было приоритетным государственным направлением, в стране выпускались масштабные фильмы о значимых сражениях. Один из них — «Разгром немецко-фашистских войск под Москвой» — даже заметили на Западе и вручили «Оскар». Сегодня никакой подобной работы у нас не ведется, если не считать подвижничества немногочисленных энтузиастов.

По словам еще одного кинодокументалиста Владислава Рыткова, создавшего в этом же жанре фильм «Я иду домой» о боях за Артёмовск, сегодня сделано все, чтобы на передке ничего не снималось. Формально условия для этого вроде бы есть, но в реальности все оказывается иначе, отмечает он.

«Получив все согласования, отправляешься на передок с офицером пресс-службы, который и сам не рвется в бой, и тебя не пускает. Основная отговорка: „Вы там погибнете!“ — а что, разве солдаты не погибают каждый день? Так подпишите со мной контракт, снимите с себя ответственность, если она есть! Многие режиссеры и операторы хотят работать на передовой, и, если бы могли, про СВО были бы сняты выдающиеся фильмы“.

Жители разрушенного Артёмовска, которых Рытков показал в своем фильме, чувствуют, что в сущности их трагедия остается известной только им и тем, кто рядом с ними. «То, что у нас происходило, мир не знает и не хочет знать. Это геноцид обыкновенный. Убивали на улице, везде, — говорит одна из женщин. — Приезжали немцы. Им говорили, что у нас происходит, но им это не переводили. Так что они понятия не имеют, что у нас происходит».

Зато мир знает украинскую версию происходившего в Буче, да и в Мариуполе — пропагандистский фильм украинского корреспондента Associated Press «20 дней в Мариуполе» получил даже «Оскар». Но речь не только про мир, но и про Россию. Как человек, регулярно следящий за военными новостями, могу сказать, что они не дают представления об этом геноциде.

Мы проигрываем информационную войну. Но те, кто мог бы помочь довести такие фильмы до массового российского зрителя, относятся к теме войны на Украине специфическим образом. Вот, что они говорят: «Зачем это нужно? Никто не будет смотреть. Токсичная тема! Будет хейт подписчиков платформ. Кто будет смотреть два часа про СВО, вы что? Это неформат. Снимите „финал“: у вас грустный финал какой-то… может, после победы?»

В случае художественных фильмов проблемы, связанные с подобным отношением, возникают уже на этапе съемок. Когда подбирали артистов для сериала «Ополченческий роман» об ополченцах Донбасса, девять из десяти актеров, которым предлагалось участвовать в съемках, отказывались. Авторы объясняют это тем, что они боялись испортить репутацию в абсолютно либеральной, насквозь антивоенной среде своего сообщества: 95% продюсеров и режиссеров вне военной темы — половине она просто неприятна, другую радикально возмущает происходящее.

И это имеет место через три с лишним года полномасштабных военных действий. Белоус рассказывает о выпускниках ВГИКа — Всероссийского государственного института кинематографии, — которые хотят снимать дипломную работу в зоне боев. Их сразу предупреждают: если туда поедешь — ты экзамен не сдашь, завалят.

Фильм «У края бездны», судя по зрительским отзывам, оказался способен изменять это странное отношение к войне. Он стал первым фильмом Фадеева и Белоуса, сумевшим привлечь к себе настоящее внимание. Наверняка здесь сыграло роль повышение мастерства авторов, которые, несмотря на трудности, продолжали свою деятельность в течение десяти лет. Но, возможно, что-то медленно начинает меняться и в обществе.

Авторы приводят ряд зрительских отзывов.

«Вы мне вскрыли мозг, вы меня перепрошили. Все это время я относился к этому полностью равнодушно, старался выкинуть это из своей жизни. Не замечал. А теперь понимаю, насколько я ошибался все эти годы».

«Я хотел построить дом, у меня была мечта. Но теперь не будет у меня дома уже. Я все деньги на протезы ребятам перевел».

«Вы нас не пытались убедить, но вы убедили».

В чем именно так трудно убедить нашего зрителя? Очевидно, в том, что на самом деле реальность отличается от картинки, которую нам транслирует официоз. В том, что мы столкнулись с настоящим экзистенциальным врагом и угрозой самому существованию России, а не стали невольными свидетелями некоей политически мотивированной военной кампании, за которую только политики и отвечают. Фадеев описывает это так: «Это страшно на самом деле. С той стороны [Украины — И. Р.] дети готовы убивать. Их учат собирать и управлять дронами. А наши дети говорят: „Это не наша война, наши политики начали ее, пусть они ее закончат, мы очень мирные люди, мы хотим жить в мире“. То есть они не понимают, что там готовятся их убить и все делают для этого… Украина мобилизуется, а мы как бы демобилизуем себя. В этом весь ужас. Мы говорим, что войны нет, и убираем ее».

Действительно, коренной политический вопрос сегодня — в этом «убирании войны». Почему обществу так сложно принять реальную картину происходящего, признать, что мы столкнулись с экзистенциальным врагом России? Потому что наличие этого врага не признавалось весь предыдущий период. Он ведь появился не с началом СВО, и даже не в результате майдана на Украине. Чтобы это понять, надо осмыслить крушение СССР как поражение в холодной войне — поражение в войне с кем-то, кто хотел этого нашего поражения и сегодня хочет, чтобы России не было на карте мира. Ответить на вопрос, в чем причины этого поражения. Это до сих пор не сделано. По многим, теперь уже очевидным признакам мы понимаем, что у врага этого нацистский, темный, оккультный оскал. Сатанинские капища и места поклонения темным языческим богам, которые оставляет после себя отступающая украинская армия, символика СС на нашивках батальона «Азов» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) не дают возможности интерпретировать идеологию врага как-то иначе. Однако наши российские идеологи и медийщики истинную суть воюющего против нас противника не хотят ни видеть, ни называть. Даже в описанных нами фильмах об СВО делается это очень робко. Да, солдат вражеской армии в них порой называют «немцами» и даже «нациками», но о том, что же это за враг, почему он на нас заточился и каковы его истинные цели, говорить как-то стесняются.

Интересно, что типичный сюжет художественных фильмов о войне, снимавшихся в последние годы — это история принципиальной трансформации отношения людей к происходящему. История людей, которые считали, что все это в лучшем случае не про них, а потом по стечению обстоятельств попали непосредственно в зону боевых действий и увидели, что враг есть, и что мирные люди на востоке Украины — свои люди, такие же, как все население России — оказались ввергнуты этим врагом в настоящий ад. Что это не выдумка политиков, что ситуация чудовищна и беспощадна.

Герои художественных фильмов «Свидетель», «Позывной „Пассажир“, „20/22“, очень современные люди: модный бельгийский скрипач, считающий, что его музыка несет идею мира, беспечный московский писатель-тусовщик, прозападные студенты факультета журналистики МГУ. Эти герои либо безразличны к событиям на Украине, либо, как студенты в фильме „20/22“ — настроены оппозиционно и дерутся с полицией на митинге под лозунгом „Нет войне“. И вот носители этих убеждений попадают в эпицентр событий. Скрипач оказывается в Киеве в день начала СВО и попадает в плен. Писатель-тусовщик и студент МГУ отправляются на Донбасс на поиски брата. Увидев преступления украинских военных и бедствия людей, музыкант пытается рассказать об этом европейским СМИ, противопоставив свое свидетельство истерической антироссийской пропаганде. Писатель на Донбассе переосмысливает свое творчество и жизнь и вступает в ополчение. Он признает, что писал романы и рассказы „ни о чем“ и видит контраст между своими знакомыми московскими тусовщиками и ополченцами. Студент-журналист становится героем батальона „Сомали“ и участвует в штурме Мариуполя. Его любимая девушка, которая стояла на непримиримо антивоенной позиции и из-за которой он оказался на том самом антивоенном митинге, подрался с полицией и был отчислен из МГУ, едет его разыскивать. Побывав в украинском застенке и в самой гуще жестоких боев, она с большим трудом находит возлюбленного и просит у него прощения, говоря, что теперь понимает, зачем он здесь.

Так же, как и в случае с документальными фильмами, авторам оказалось трудно добиться успеха у зрителей. Фильмы «Свидетель» и «Позывной „Пассажир“ провалились в прокате. „20/22“ привлек к себе больше внимания. Сказать, что этот фильм вызывает восхищение, никак нельзя. Он был создан при участии „Института развития интернета“ (ИРИ), который с 2019 года отвечает у нас за производство контента, направленного на „духовно-нравственное воспитание молодежи“, и с этой целью произвел уже целый ряд сериалов. Продукция ИРИ обычно достаточно двусмысленна, а иногда — крайне двусмысленна. Пожалуй, наиболее известным их детищем стал сериал „Слово пацана“, где романтизировались субкриминальные подростковые боевые группы, действовавшие в Казани в конце 80-х годов. Криминальное поведение героев сериала стало, к сожалению, образцом для подражания для многих современных подростков.

В фильме «20/22», как это типично для ИРИ, есть заявка на достоверность, соответствие реальным событиям. Одним из авторов сценария и актеров стал Ринат Есеналиев, бывший боец батальона «Сомали». Он играет командира низшего звена из батальона. Кроме того, в фильме задействованы в качестве камео настоящие журналисты, в частности, Семен Пегов.

Кстати, Есеналиев тоже рассказывает, что искать актеров для фильма было сложно: «Многие артисты не хотят играть в патриотическом кино, боясь впасть в немилость у „творческой элиты». Правда, в итоге достоверность, как это опять-таки типично для фильмов ИРИ, нарушается в некоторых очень важных деталях. Неожиданно командир «Азова» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) Павло, который воюет против России в Мариуполе, оказывается явно положительным героем с гуманистическими чертами. Конечно, бойцы его подразделения творят беспредел, но сам он в нем почти не участвует (а когда немного участвует, то лицо его закрыто балаклавой и зрителем он практически не опознается). Когда же Павло показан с открытым лицом, он достаточно мило общается с детьми, отпускает заложников и объясняет помилованному им пленному русскому бойцу, что защищает от России свою землю. Зверства же, характерные для «Азова» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) (зарубание мирного жителя топором, расстрел отпущенного пленного, расстрел заложницы), творятся под руководством одного из бойцов его подразделения, который показан как явно «поехавший крышей» (он объясняет свои действия тем, что ему их «нашептал» Перун, и выглядит явно неадекватно). В конце концов Павло вынужден этого «поехавшего» расстрелять. Когда тот гибнет, он по-братски прижимается к его поникшей голове, из чего становится ясно, что тот, пока не «съехал с катушек», был его хорошим товарищем. После этого Павло, видимо, все окончательно «осознав», снимает с руки браслет со свастиками и выбрасывает его. Вот такие «гуманисты», способные на честность, переживания и осознания, и командуют «Азовом» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), по мысли ИРИ. О том, что «Азов» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) — нацистская организация, в которой практикуется темный оккультизм и проводятся соответствующие посвящения, авторы фильма не знают. И, видимо, объясняют творимые «Азовом» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) зверства тем, что некоторые его бойцы «поехали крышей». Или они всё знают, но очень хотят все замазать патокой либерального миролюбия?

Однако этот фильм является важной вехой в ряду фильмов с сюжетом, который, пользуясь вышеприведенными словами из зрительского отзыва, можно назвать сюжетом об убеждении — когда в процессе принципиально меняется отношение героев к войне, они «просыпаются» от безразличия или отрицания. В «20/22» хорошо показано это первоначальное состояние отрицания войны, характерное для московской тусовки. Видимо, эта тема близко знакома авторам фильма.

В центре сюжета находится любовь героев — Алисы и Дани — друг к другу. Все начинается с того, что Алиса переезжает жить в скромную квартиру, которую Даня снял для себя и своей возлюбленной. До этого она жила в роскошном родительском доме, там же мы видим статуэтку ТЭФИ «За лучшую информационную программу», намекающая на то, что Алисе была обеспечена журналистская карьера. Она говорит, что, когда Даня появился в ее жизни, ей стало «плевать на все — на статус, на привычки, на деньги».

Однако когда речь заходит об убеждениях, все оказывается гораздо сложнее. Когда Даня пытается увести из тусовки Алису, которая ходила на антивоенный митинг и собирается «записывать кружочки друзьям из Киева, чтобы они видели, что не все тут людоеды и ватники», она за ним не идет. Друг Алисы (который перед этим реагирует на новость о начале войны фразой «Журналистам здесь больше нечего делать, пора валить из страны») успокаивает ее словами: «Люди, которые топят за величие Родины — это вообще особый контингент. У меня отец такой же… И рядом с ним счастливых людей нет…» Он дает Алисе совет «достать вату из башки» Дани, веско добавляя: «Мы же журфак!»

Между тем, Даня, отчисленный с журфака за участие в митинге, едет на Донбасс искать брата, и Алиса едет за ним с твердым намерением вернуть его назад. Буквально несколько дней, проведенных на войне, все для нее меняют — к моменту, когда Алиса найдет Даню, она будет уже другой. Пожалуй, такая быстрая перемена не реалистична, трудно поверить, что это может произойти так быстро и в шоковой ситуации. Но во всяком случае она имеет символическое значение, и в ней есть нечто убедительное — так, наверное, нам хотят показать, что ради любви человек способен поменять свои взгляды. Любовь Алисы становится еще сильнее. Говоря с обретенным окровавленным Даней на пороге полуразрушенного мариупольского дома, она сообщает ему, что ждет от него ребенка.

Актер Аристарх Венес, исполнитель главной роли, комментируя фильм, говорит, что «только во имя любви можно и ехать на Донбасс, и Родину защищать, как и семьи, меняя полностью свою жизнь».

Но любовь, во имя которой люди пошли на эту войну, полностью изменив свою жизнь — любовь даже более всеобъемлющая, чем между мужчиной и женщиной — несомненно, есть. Ее трудно показать в художественном фильме. Однако ее можно почувствовать по фильмам документальным, которые правдиво воссоздают военную ситуацию, как это сделал Фадеев в фильме «У края бездны».

Сам режиссер, кстати, утверждает, что такое воссоздание в любом случае является неполным. «Показать все как есть невозможно. Есть какая-то внутренняя цензура. То, о чем я говорю в фильме, — это гламурная версия войны. Но даже она шокирует людей, которые не представляют себе, что такое война. Реальность — еще страшнее и сложнее», — говорит он.

Сам Фадеев, кстати, прошел через эту трансформацию принятия войны. До 2013 года он работал, как сам рассказывает, в индустрии гламура, обслуживал «донецкую элитку», организовывая для нее «пространства и вечеринки» с точки зрения дизайна.

«У них были платья по 120 и шубы по 150 тысяч евро. И я для них креативил всякие штуки. Рекламная продукция, журнал, фотосессии в Италии — все это мы делали», — вспоминает режиссер.

Принятие войны — это не бесплатная операция. Речь здесь идет о крупных изменениях в человеке. Они-то и стоят на российской повестке дня, они и требуют того, чтобы людям было показано лицо войны.

(Продолжение следует.)