Перед тем, как перейти к судьбе китайского проекта нового Шелкового пути в Пакистане и оценке его перспектив, необходимо отметить несколько обстоятельств, которые создают в общей картине происходящего пессимистический и крайне тревожный фон.
Оранжевые процессы в Белуджистане
Обозначенные в предыдущих статьях проблемы в двух пограничных провинциях Пакистана за прошедшие недели продолжают усугубляться. Фактически ежедневно в Белуджистане и Хайбер-Пахтунхве происходят теракты. В них гибнут пограничники, военные, полицейские и мирные граждане. Естественно, силовики в ответ уничтожают террористов, однако нельзя сказать, что общий счет потерь складывается в пользу правительственных сил.
Часть 1: Пакистанский сепаратизм и стратегия хаоса. Пуштунский вопрос
Часть 2: Пакистанский сепаратизм и стратегия хаоса. Борьба белуджей за «независимость»
Главным направлением неустроенности оказывается именно Белуджистан, в котором непрерывные, иногда весьма крупные террористические инциденты успешно сопрягаются с массовыми гражданскими волнениями против власти.
Так, 11 марта в Белуджистане несколько десятков вооруженных людей захватили пассажирский поезд с 500 пассажирами, перебив вооруженную охрану. Ответственность практически сразу взяла на себя уже упомянутая в прошлой статье группировка «Армия освобождения Белуджистана». В ходе операции по освобождению заложников, согласно информации Межведомственной пресс-службы армии Пакистана (ISPR), военные ликвидировали 33 террористов. При этом в общей сложности погибли более 60 человек, из которых 18 были пограничниками и военнослужащими из числа казненных боевиками пассажиров поезда, а не штурмовых отрядов.
На этом фоне правозащитная организация «Белуджский комитет единения» (BYC) организует протест и требует выдать им тела ее активистов, которые были убиты в ходе гражданских протестов против насилия в адрес белуджей. И правительство соглашается на это, прося опознать погибших. Однако далее опознание по каким-то причинам затягивается, а отдавать тела назад представители организации не спешат. Тогда правительство решает «употребить власть» и отбирает тела у правозащитников.
В ответ BYC устраивает массовый протест сразу в нескольких городах Белуджистана с требованием выдать им тела, чтобы передать их родственникам, причем вопрос о принадлежности погибших начинает активно размываться, сплетаясь с уже выстроенным в предыдущий период нарративом оппозиции о том, что власть в Белуджистане без суда казнит невинных белуджей, творит над ними пытки и т. д.
Полиция арестовывает нескольких лидеров BYC под руководством правозащитницы Маранг Белудж, которые устроили сидячую забастовку в Кветте, однако затем их начинают постепенно выпускать обратно. При этом одну из руководителей BYC, активистку Самми Дин Белудж полиция арестовывает прямо со ступеней суда после того, как этот суд вынес постановление о ее освобождении.
Происходящее приобретает все более явные черты раскачки процесса по заветам идеолога «оранжевых» революций Джина Шарпа, причем этот состав густо замешивают на крови и смертях. А правительство своими метаниями от арестов до освобождений демонстрирует при этом слабость и нерешительность — ровно, как рекомендует методика Шарпа. Тем временем теракты следуют один за другим: гибнут представители силовых ведомств и граждане соседнего Пенджаба, которых, по местной традиции, отлавливают в рейсовых автобусах и расстреливают «борцы за независимость белуджей».
Неустроенность нон-стоп
В соседней Хайбер-Пахтунхве описанная нами ранее ситуация с вооруженным перекрытием дорог в округе Куррам до сих пор не получила окончательного разрешения, хотя прошло уже почти полгода с момента начала очередного обострения местного конфликта. Проблемы снабжения районов с населением в несколько миллионов человек никуда не деваются, несмотря на заявления властей о том, что «предпринимаются все возможные меры».
Проблемные точки на карте страны можно перечислять долго, пополняя их ежедневно все новыми эксцессами, поэтому здесь мы ограничимся общими цифрами. Согласно статистике, которую ведет Пакистанский институт изучения конфликтов и безопасности (PICSS), за февраль 2025 года в Пакистане зафиксировано 79 террористических атак, которые унесли жизни более 100 человек — и военных, и мирных граждан. То есть в среднем по стране весь февраль происходило почти три теракта ежедневно. По данным того же PICSS, в 2024 году в целом по стране жертвами терактов стали более 1000 человек. Впечатляющие цифры! Но больше впечатляют не они, а отношение к ним в самом Пакистане.
Коса терроризма находит на камень привычки населения приграничных с Афганистаном областей жить в подобных условиях постоянно. И там, где любое классическое демократическое государство уже потонуло бы в массовых протестах с требованиями обеспечить безопасность, граждане Пакистана просто продолжают строить быт. Протесты есть, но они носят совсем локальный характер и вообще не выдвигают политических требований. Поэтому если говорить о терроризме как таковом, то он вряд ли сможет стать ключевым фактором, угрожающим государственной целостности Пакистана.
Однако сам факт высокой толерантности общества к террористическим угрозам совсем не так хорош, как это может показаться на первый взгляд. Ведь почему люди массово протестуют? Очевидный ответ — потому что в конечном итоге выражают этим свои надежды на лучшее. То есть, в первую очередь, надежды на лучшее в общественном сознании должны вообще быть, а уже потом на их основе формируется массовый протест. Общественную энергию надежд, если говорить о классической демократии, политические партии собирают и используют в борьбе за власть. И этими же надеждами обосновывается необходимость государства — как инструмента их воплощения в жизнь.
А если общего протеста нет? Значит, в обществе нет надежды на лучшее, политическим партиям нечего собирать, а вся борьба за власть сводится в лучшем случае к решению неких клановых противоречий, а то и вовсе к удовлетворению собственных властных или финансовых аппетитов отдельных субъектов внутри страны — или за ее пределами. Как следствие, общественно-значимые задачи на политическом уровне по-настоящему не формулируются и не обсуждаются, подменяясь поверхностными лозунгами «за все хорошее». У политических субъектов нет достаточной опоры внутри страны, чтобы иметь возможность на эти задачи хотя бы замахнуться, а общество — массы простых людей — уже не рассматривают государство даже как инструмент улучшения своей жизни, а лишь как некую мало связанную с ними игру элит или вовсе аппарат угнетения. Мечты людей в такой обстановке превращаются в травмированное желание тягостного покоя, гибельное стремление остаться наедине со своими не решаемыми никем проблемами.
К фундаментальным проблемам Пакистана мы обратимся в следующей статье, а пока попробуем оценить сложившуюся в стране текущую ситуацию. И главным индикатором является экономика, на которую завязано очень многое — от жизни простых граждан день за днем до способности страны выносить бремя многолетней антитеррористической операции в приграничных с Афганистаном провинциях.
И нашим, и вашим
Еще со времен правительства Имрана Хана в Пакистане находили очень заманчивой перспективу «дружбы со всеми», то есть возможность получать помощь от западной структуры МВФ и при этом строить и развивать сотрудничество с Китаем в рамках комплекса проектов Китайско-пакистанского экономического коридора (КПЭК). Но становясь на этот путь, пакистанские власти то ли не обратили внимания, то ли пренебрегли тем фактом, что интересы Китая и Запада (в первую очередь, США) вступают в явный конфликт.
Ближе к концу правления Имрана Хана в Пакистане произошло несколько эксцессов, направленных против китайских граждан, которые вызывали временную приостановку активной фазы развития КПЭК. В это же время правительство Хана вело крайне трудный диалог с МВФ, который в обмен на помощь предлагал усилить независимость Государственного банка Пакистана и начать либерализацию в экономике. Сам Имран Хан был настроен против втягивания страны в сомнительные схемы, которые предлагал фонд.
Однако давление на премьер-министра нарастало, а валютные резервы Пакистана на рубеже 2021–2022 года стремительно сокращались, угрожая техническим дефолтом. В итоге Хан дал согласие на ряд условий МВФ, которое тут же стало еще одним клином, вбитым в основу его правительства. «Хан прогнулся!» — сказала оппозиция, и в марте 2022 года ему объявили вотум недоверия.
Сменившее его правительство очень смело заглотило весьма скромную наживку финансовой помощи МВФ. Вот уже три года страна сидит на его крючке, а сам фонд уверенно вываживает «рыбу» Пакистана в знакомый нам всем садок, сплетенный из трех компонентов: либерализации, приватизации и сокращения социальных программ.
Заигрывания с «зеленой энергетикой», которые в стране распространились на уровень государственной программы — не без участия МВФ и Всемирного банка — препятствуют преодолению энергетического голода строительством угольных электростанций. С последними, кстати, мог бы помочь (и активно помогал) Китай, но МВФ настаивает на «рыночном» механизме конкуренции в энергетике. Так что китайские инвесторы даже не могут получить выплаты за произведенную на их станциях в Пакистане электроэнергию в приоритетном порядке. Попытки федеральных властей создать подобный приоритет тут же натыкаются на жесткий окорот со стороны глобального кредитора, а средств при дырявом бюджете на всех энергетиков элементарно не хватает!
В итоге под разговоры о конкурентной борьбе в отрасли проблема обеспечения энергией не решается, а отмена субсидий на электроэнергию — все так же по условиям соглашений с МВФ — приводит к тому, что экспортные отрасли Пакистана теряют конкурентоспособность даже на региональном уровне.
Еще более странно выглядит решение правительства о приватизации энергосетей якобы для повышения их качества и надежности. Электроэнергия — особый ресурс, который нельзя по-крупному запасти: он должен расходоваться немедленно после производства. Кроме того, перебои на одной производящей станции должны компенсироваться с других, то есть подразумевается принцип единой ответственности по всей стране, который естественно противоречит принципу свободной конкуренции собственников. Впрочем, идея приватизации тоже проводилась при участии и под давлением МВФ.
После отмены субсидий на автомобильное топливо для населения и компаний в 2022–2023 годах (и это было ключевое требование МВФ) в стране резко выросли цены на все товары народного потребления, бросив значительную часть граждан в еще более глубокую нищету. Имеет место нехитрая связь. Основной в стране транспорт — автомобильный — как ни странно, зависит от цен на топливо, а цены на товары зависят от стоимости логистики.
Единственный крупный инфраструктурный проект — КПЭК, — который хоть как-то сопоставим по объему инвестиций с цифрами долгов и дыр в пакистанском бюджете, в этих условиях фактически стоит на месте. Не в последнюю очередь — из-за настойчивых рекомендаций МВФ, перечисленных выше. И вот, вместо предлагаемых Китаем десятков миллиардов долларов (общая стоимость КПЭК составляет $62 млрд (6,2 трлн руб.), из которых Китай уже вложил порядка $30 млрд) страна сидит на голодном пайке от МВФ. Он время от времени выделяет по $1 млрд — просто чтобы удержать валютные резервы Пакистана чуть выше грани дефолта. Так опытный «рыболов» — то есть кредитор — умело контролирует натяжение лески, чтобы «рыба» не сорвалась.
Все кредитные рейтинги Пакистана балансируют в зоне «C», то есть чисто спекулятивных государственных обязательств с высочайшими рисками невозврата. Это означает, что доступ к международным финансовым рынкам практически закрыт. Экономика Пакистана находится в состоянии глубокой стагнации и за прошедший со времени последних всеобщих выборов год никуда толком не сдвинулась. Имевшие место при Имране Хане 6–7% экономического роста к настоящему времени превратились в 2–3%. А ведь средние темпы роста экономики Пакистана за 70 с лишним лет, с 1952 по 2024 год, были лишь немногим хуже 5% в год!
Наконец, Пакистан совершенно не застрахован от новых стихийных катаклизмов — засухи или наводнения. По наблюдениям, на конец марта 2025 года уровень осадков в крупнейшей провинции Пенджаб, а также в целом по Пакистану оказался на 40% ниже нормы — это исторический минимум за все время. Управление по борьбе с ЧС Пакистана уже призвало проинформировать фермеров о возможных проблемах с водой в текущем сезоне. Кроме того, уровень воды на дамбах электростанций в реках Инд и Кабул также оказывается критически низким для того, чтобы вообще генерировать энергию.
Так узел взаимосвязанных проблем стягивается все туже, а слабая центральная власть, состояние которой мы обсудили в предыдущих статьях, не способна принять никаких жестких решений в экономике, за исключением рекомендации затягивать пояса простым гражданам. Не может она и эффективно бороться с коррупцией, а равно пойти против воли международных кредиторов. Любые серьезные меры непременно ущемят интересы каких-либо влиятельных групп, партий или организаций в стране или за ее пределами, а отпадение этих групп или прекращение поддержки со стороны явно нарушит существующее в Пакистане шаткое политическое равновесие.
Кстати говоря, беспорядки в Пакистане приходятся как раз на те провинции, через которые тянутся экономические интересы Китая. Выходит, что экономические способы сдерживания КНР в регионе дополняются угрозами терроризма и сепаратизма. Даже с чисто житейской точки зрения трудно себе представить здравомыслящих китайских бизнесменов, посылающих свои товары по дорогам Пакистана, на которых любой конвой, даже с охраной из кадровых военных, может подвергнуться уничтожению или разграблению.
И все же остается еще один вопрос: только ли необходимостью остановки китайских интересов в регионе объясняется весь происходящий рост неустроенности и хаоса в приграничных пакистанских районах, или же у него есть и другие задачи? И если государство Пакистан десятки лет как-то выживало примерно в тех же условиях, есть ли теперь повод для реального беспокойства? Об этом поговорим в следующей статье.