Мы встретились с Призраком в шумном городском кафе. Не без труда нашли относительно укромный угол, где можно было спокойно поговорить. Уселись с «голым» горячим чаем, но допивали его уже остывшим — беседа вышла довольно насыщенной, продолжалась более часа.

Для читателей я должен немного описать своего собеседника. Это молодой парень среднего роста, спортивного телосложения, даже несколько худоват. Одет просто, в темных тонах, стрижка тоже совершенно обычная, на голове черная кепка с белой буквой Z. Если Вы встретите его в маршрутке или на улице — ни за что не догадаетесь, что это доброволец, недавно пришедший с войны.

Впрочем, это нормально, глупо верить в киношные штампы о «брутальных вояках», которых видно за версту. Как правило, чем выразительнее душа человека, чем масштабнее поступок, на который она сподвигла его — тем меньше он стремится выражать себя внешне, одеждой или манерами. Ему это просто ни к чему. Часто такие люди, напротив, не любят привлекать к себе общественное внимание и держатся очень скромно, почти незаметно.

Предыдущая беседа, тоже довольно объемная, состоялась с добровольцем Сварным — это мужчина уже очень зрелый, сформировавшийся еще в советское время (интервью можно прочесть в № 534 газеты «Суть времени"). Именно он и подбросил контакт Призрака — они воевали в одном подразделении под Балаклеей.

Читайте также: Разговор с героем нового времени

Интересно, что эти сослуживцы — дети столь разных эпох. Призрак не застал Союза даже младенцем, когда происходили знаменательные события в Цхинвале (теперь многим ясно, что это был один из первых всполохов того огня, что сейчас разгорелся пожаром) ему было 12 лет. Разность поколений отразилась и в ответах на схожие вопросы о жизни и войне — за ними угадываются две непохожих судьбы. Однако в ходе разговора понимаешь — это родственные души.

Что их объединило, что скрепило две разрубленных перестроечной смутой эпохи? Ответ прост — наша Родина. Она выжила, хоть и была всерьез ранена, она по-прежнему призывает своих сыновей.

В ходе обеих бесед выяснился интересный факт: и Призрак, и Сварной услышали ее зов задолго до СВО, еще в 2014 году. Тогда часть России, вдруг оказавшаяся в 1991 году за столбами новых границ, попала в беду. Они это ощутили — не холодно считали информацию «горячих» новостей, а пустили родную боль в сердце. И начали действовать.

Но давайте к делу. Представьте себя в кафе — вокруг звон чашек, многоголосый гул разговоров. Который, однако, чем дальше у нас заходит беседа, тем становится тише. Через некоторое время я буквально кожей ощущаю тишину и чужое (но не чуждое) пристальное внимание. Понимаю — многие в округе к нам прислушиваются. Что ж, есть к чему.

ИА Красная Весна: Призрак, расскажи сперва о себе. Сколько тебе лет, откуда, на кого учился. Опыт работы, служил ли в армии — это тоже важно для нашей темы.

Призрак: Мне 27 лет, сам я из Астраханской области, в Волжском (город на север от Волгограда — прим. ИА Красная Весна) только недавно живу, с 2016 года. Учился. По образованию повар, хотя семья военная. В армии «срочку» не смог послужить, в то время были проблемы со здоровьем, сейчас все нормально. Начиная с 2017 года был добровольцем в Донбассе.

ИА Красная Весна: Ого, неожиданно. Расскажи об этом поподробнее. Получается, тебе тогда был всего 21 год?

Призрак: 21 год, да мне было, когда я стал добровольцем.

ИА Красная Весна: А в какое подразделение ополчения ты пошел? В ЛНР, ДНР?

Призрак: Донецкое. Тогда уже формировали Первый и Второй армейские корпуса. Я был в Первой гвардейской Славянской бригаде.

ИА Красная Весна: Какова была твоя военная специальность?

Призрак: Сперва радиотелефонист разведки. Я начинал с разведвзвода. Затем снайпер.

ИА Красная Весна: То есть ты, не имея за плечами срочной службы, ты просто пошел…

Призрак: Приехал со всеми документами, что я жив-здоров. На то время принимали практически всех. Так получилось, что я попал в разведку, потому что у ребят людей не хватало. Я как раз хотел идти на должность снайпера, у них снайпера не было. Командир тогда сказал, что «на снайпера будешь учиться, пока мы тебя впишем в любую штатную должность, а там уже на тебя посмотрят». Посмотрели — вроде нормально. Начинал радиотелефонистом, затем перешел на снайпера.

ИА Красная Весна: Насколько интенсивным был этот опыт? Долго ты там был?

Призрак: Не совсем долго, примерно три месяца, случились проблемы в семье — пришлось уехать. Но подготовка была очень плотной, учили практически всему. Вообще существовало правило — только через полгода тех, кто вновь прибывший, отправлять на позиции. А вышло так, что людей не хватало, и меня после недели-двух уже отправили на позиции. Уже там стояли, выполняли непосредственно боевые задачи. То есть усиление, ведение разведки, корректировка и всё остальное.

ИА Красная Весна: Ты занимался разведкой? Расскажи об этом, как всё происходило?

Призрак: Да, конкретно разведкой. Мы наблюдали, смотрели, где они стоят, какие передвижения, кто когда переправлялся, и фиксировали всё. Передавали информацию несколькими путями, для отчета в штаб в письменном виде, что когда где видели, какие колонны, что-то еще. Непосредственно по радиостанции — проводной связи еще не натянули тогда в окопы — мы передавали очень коротко. Мы не имели права на то время отвечать, были Минские договоренности, которые, кстати, не любят вспоминать ни в Донецке, ни в Луганске ребята. Мы очень-очень редко отвечали, а по нам постоянно был обстрел с тех позиций, которые мы, по крайней мере, фиксировали.

ИА Красная Весна: Получается, вы занимались просто обнаружением, но не подавляли?

Призрак: Да, просто обнаружением, не подавляли. Единственное, у нас были определенные условия, когда мы могли по ним стрелять — чтобы не долетало, чтобы вызывать огонь на себя, отвлекая от гражданской инфраструктуры. Вот, в основном делали именно таким образом.

ИА Красная Весна: Давай еще немного поговорим про этот опыт, потому что я не ожидал, честно говоря, такого начала разговора, думал, что ты с СВО начал свою военную работу. Расскажи, кто там служил, это были в основном местные ребята или приезжих с России тоже было немало?

Призрак: Смешанные были группы. У нас, например, большинство было из России добровольцев. То есть даже взять разведгруппу нашу, чуть больше отделения, 15 человек совместно с командиром — большинство были из России. Местных, конечно, тоже много. Были с 2014 года ребята, из тех, кто в тогда на блокпостах стоял. Один парень рассказывал, как, когда все началось, в 16 лет стоял с битой, блокпост охранял — вот он отучился на военной кафедре по ускоренному курсу и тоже с нами служил, сейчас до сих пор там. Были и новые, конечно, кто после института, кто откуда.

ИА Красная Весна: Интересно, а почему такой выбор совершил? 2017 год… Общество тогда уже подзабыло боль Донецка и Луганска. Откуда такой выбор?

Призрак: Ну, честно говоря, мне было заняться уже нечем. Отучился, получил профессию. Но двигаться по ней дальше — нет опыта. Официально на то время пока не хотели брать. Поэтому было принято решение ехать туда.

ИА Красная Весна: Может, знакомые были, которые позвали?

Призрак: Да, были. Меня смотивировал человек, который родился в Крыму, жил в Крыму какое-то время и учился со мной в школе. Да, он меня смотивировал, сказал: «Там берут всех, тем более, если тебе делать нечего, а семья военная — зачем тебе отступать от этих корней, почему ты не пойдешь?» Я всё что надо узнал, у всех знакомых, кто был в Донецке, Луганске ребят спрашивал. Группы в «ВК» смотрел, там много информации. Всё, решил. Просто взял, в России все анализы сдал и поехал туда. И вот так вот сразу приняли. Какая мотивация… Честно говоря, я еще в 14-м году готовился, тогда не получилось, но в 17-м успел.

ИА Красная Весна: Подожди, с 2014 года собирался? Когда произошел Майдан — ты как-то за этим следил? Насколько активно?

Призрак: Постоянно по телевизору следил за всеми событиями, начиная с ноября 2013 года, потихоньку отслеживал. Достаточно много новостей читал в интернете. Когда Майдан победил, стало понятно, что пришли к власти силы, которые нам будут враждебны. В дальнейшем это только подтвердилось. Крым мы забрали. Конечно, радостно было, что территория наша стала возвращаться, что мы ее вернули. А когда уже началась война в Донбассе, когда Киев объявил об «антитеррористической операции», когда в Мариуполе, Луганске, Славянске украинские военные начали на БТР, на БМП давить простых людей — ну уже абсолютно всё стало понятно.

С того момента, кстати, я и начал готовиться к заходу в Донбасс. А когда приехал друг, он сам с Симферополя — рассказывал о многих действиях, что творили майданщики непосредственно в Крыму, что потом в Донбассе творилось. Все пазлы сложились в одну картинку. Про тот же Корсунь-Шевченковский погром тоже видел, как простых людей там палками избивали и стекла заставляли есть. В общем, стало понятно, что будет очень хреново на территории Украины простым людям.

Так и произошло. Простые украинцы оттуда приезжали, говорили, что власть там творит, какой беспредел. Были даже те, кто поддерживал Майдан. Потом, когда их запихивали в АТО, они тоже рассказывали, что порядки стали хуже, чем при Януковиче, и они передумали за все это идти. А в Донецке были из Киева люди, были даже с Западной Украины, кто это не принял. С какого-то момента стало ясно, что придется нам, русским, россиянам, решать все эти проблемы.

ИА Красная Весна: Вернемся к твоему поступлению на службу. Получается, что ты специально хотел в зону боевых действий, а не просто в армию? Насколько я понимаю, в донбасских корпусах условия в плане оплаты, социального обеспечения были гораздо хуже, чем просто в Вооруженных силах России.

Призрак: Гораздо хуже. На то время мы получали зарплату 15 тысяч. Это рядовой состав. Офицеры, да, они 50 получали, но мы, даже если выходили на боевые — максимум 18. Если что-то еще сделаешь… У меня пределом было 21, потому что нам, скажем так, за вредность в разведке доплачивали еще сверху. Немного, но с учетом даже тех же самых цен, которые тогда были в Луганске… Да, это достаточно обычная зарплата, но за нее тоже люди дрались. Особенно местные, они никогда не хотели терять место. Потому что как-то надо было жить. Гражданским делать было практически нечего, работы нет, ничего нет. Всё разбомблено, практически никакой инфраструктуры нет. Женщины и дети, как могли, выживали.

ИА Красная Весна: С местными согласен, у них это один из основных путей устройства в жизни. Помимо того, что защита своей земли, еще и почти единственное место работы. А тебя, получается, именно война привела? То есть ты хотел именно воевать?

Призрак: Да, я хотел себя прочувствовать, себя попробовать. После командир не хотел отпускать, потому что достаточно хорошо себя проявил. Да, посмотрели, что не служил в армии, но начал заниматься, у всех узнавал, всё спрашивал. Ребята нормальные, сразу всё поняли.

ИА Красная Весна: Ты имеешь в виду занимался, готовился — еще пока был здесь?

Призрак: Да, и здесь готовился, занимался тактикой, постоянно изучал. Семья военная, материалов очень много было армейских. Перечитал много чего, документалки разные даже до сих пор смотрю. Постоянно какое-то накопление знаний было.

ИА Красная Весна: Я так понимаю, семья отнеслась с поддержкой к этому?

Призрак: Семья не особо к этому отнеслась. Потому что, во-первых, не знали — я не сказал о том, что туда еду. Какие бы с родителями отношения ни были, просто сказать «мам, пока, я на войну» — это очень тяжело. Поэтому сказал, что поехал работать в Москву. Собрал вещи. Батя, офицер, прошедший некоторые войны, по глазам сразу заметил, что явно не на работу в Москву собираюсь, но ничего не сказал. Всё очень хорошо понял.

ИА Красная Весна: Коротко о твоих взглядах. У тебя есть какие-либо политические или идейные взгляды?

Призрак: Я вообще нахожусь в Волжском отделении КПРФ. У меня да, коммунистические взгляды. Сейчас более-менее всё сглаживается на фоне специальной военной операции. Могу сказать так, что даже по разговорам, как среди молодых, так и среди старых, что в окопах, что здесь [на гражданке] — в основном сейчас больше левые взгляды начинают преобладать. Больше к социализму, больше к коммунизму, к тому, когда мы были более-менее едины.

ИА Красная Весна: Вернемся немного к периоду до СВО в Донбассе, раз ты был там, у тебя уникальный опыт. Скажи, по твоим ощущениям, ДНР — она осознавала грядущую грозу, была какая-то подготовка к большому шторму или нет?

Призрак: Была. Могу сказать таким образом. В 2017 году, как только попал, начали сразу обучать, как ходить в лесу, то есть всю тактику мы проходили. На то время крайне сложной была обстановка в Донецкой Народной Республике… 300 тысяч человек с той стороны, а общее количество донецких и луганских подразделений, не считая резервистов — в лучшем случае 25–35 тысяч. То есть преимущество 10:1.

С той стороны авиация, по артиллерии очень серьезный перевес. У нас стояла простая задача, нам командир ее четко объяснял: «Надо продержаться до того времени, пока не придут российские войска». То есть сказали четко — если попрут, мы уже знаем, что российская армия войдет, нам только просто надо продержаться до этого времени. Даже тот поселок, в котором мы были, это был как раз декабрь 2017 года, мы приехали как раз на позиции, и была информация, что должен был быть прорыв. Банальный вопрос командиру — а что мы будем делать, если прорвутся? Да ничего, говорит. Вот прямо здесь закрепляемся и ждем, всё.

ИА Красная Весна: Еще вопрос такой. В России у ряда граждан есть ощущение, что был некий мир, была некая мирная ситуация, потом «бабах», мы начали войну, и всё сломалось — сломался спокойный уклад жизни. Правда ли так было? Или была совершенно другая какая-то картина? Ты вот был в зоне боевых действий. Обострения какие-то, ситуации, похожие на канун СВО в 2022 году, уже были?

Призрак: Напряженность была постоянно. Даже не то чтобы на передовой позиции, передовая, понятно. Позиционная война — в любом случае постреляют, в любом случае ранят. Проведение разведки, разведки боем — это всегда происходило, никогда спокойно не было. Кого-то из диверсантов ловили. Когда миссия ОБСЕ проезжала, сразу прятались в укрытия. Вот только они сказали, что всё, в поселке тихо, мирно — жди беды. Жди, что будут накидывать на этот поселок.

ИА Красная Весна: А почему? В чем логика? Они же, наоборот, должны продемонстрировать, что «Украина соблюдает Минские соглашения». Почему ВСУ начинали обстреливать?

Призрак: Логика очень простая. Они приехали, проверили — всё нормально, уехали. Затем обстрел, наша сторона заявляет об этом — но ОБСЕ уже зафиксировало, что тихо. И потом ставили вопрос — «А как так? У нас обстрелов не было. А вас обстреляли? Что такое? Значит, вы сами себя обстреляли». То есть исполняли такой трюк. Поэтому у нас был четкий приказ прятаться, не говорить, где мы, не говорить, что мы.

ИА Красная Весна: Скажи еще, в среде, в которой ты служил, люди каких возрастов? Кто это — зрелые мужики, молодые парни?

Призрак: Ну, если брать и тогда, и уже в СВО, то в основном контингент — это от 30 до 45. Молодые, как я, до 30, тоже часто попадаются — 24, 25 лет, самый младший у нас был 18 лет, самый старший это 69 примерно.

ИА Красная Весна: 69 лет?

Призрак: Да, 69 лет дядька, воевал со всеми на равных. Человек воюет с 1974 года, ему эти командировки…

ИА Красная Весна: Он, наверное, еще Афганистан прошел, и Чечню тоже.

Призрак: По-моему, был даже во Вьетнаме. Охранял советника нашего советского. Так что да, контингент разный, люди разные. Молодые стремятся, старикам приходится их немножечко ограничивать — всё-таки это не телевизор, не компьютерная игра, приходится объяснять, что немножечко всё другое. Ну, ребята втягиваются, ребята понимают, и когда начинают обучать, они уже как-то более серьезно к этому относятся. Тем более, если первый раз. Понятное дело, что всё играет, он молодой, гордый, но тем не менее.

ИА Красная Весна: Так, давай еще раз. То есть ты, парень, который не был в армии, сам, как мог, физически и образовательно подготовился, приехал туда, поступил на службу. Потом была учебка, и уже только затем непосредственно боевые действия?

Призрак: У нас учебка с боевыми совмещалась.

ИА Красная Весна: Даже так. Какой-то психологический слом — был? Или ты вошел в это довольно нормально?

Призрак: Я втянулся сразу практически. Трансформация небольшая была, да, но она проявилась уже после. Потому что, пробыв там месяца два-три, уже приходишь и воспринимаешь все абсолютно по-другому. То, что ты раньше считал нормальным — уже смотришь иногда на это искоса со стороны. Когда я только из Донецка приехал, 21 год мне, молодые вокруг гуляют, веселятся, а ты на всё это смотришь…

В Волгоград, Волжский приехал, помню, в первые несколько дней друзья пригласили в бар — сидел просто молча. Все хохочут, а ты сидишь, задумываешься такой: «Да блин… что же такое?» Я резко как-то отдалился от этого. То есть ты сидишь и думаешь, смотришь на время, к примеру, пять вечера, и думаешь: «Так, а через час на пост…» Встаешь уже — «так стоп, я ж дома, надо присесть». То есть такой вот переход. Ты втягиваешься очень быстро в военную обстановку.

Люди очень быстро привыкают, за неделю мужчина, которого до того готовили на полигоне, он приехал на боевые, скоро он уже другой. Уже сразу он оценивает везде опасность, у него психика иначе работает, слух, зрение. Он к этому привыкает, и очень сложно от этого отойти, потому что определенная напряженность нервов и мыслей от того, что постоянно опасность, — она только со временем проходит. Даже те, кто раньше воевал, а потом заново приехали, — они всё равно вот это по новому кругу проходят. По-разному, но проходят в любом случае.

Продолжение читайте во второй части интервью.