О непрерывном образовании говорят давно. Но в последнее время оно становится трендом в мировой системе. Поэтому о том, что непрерывное образование становится главной задачей, говорилось, например, и на VIII Петербургском международном образовательном форуме в 2018 году. Этот форум не случайно проводился в Петербурге на базе Российского государственного педагогического университета (РГПУ) имени А. И. Герцена. Педагогический университет, как неоднократно утверждалось в его стенах, непосредственно отвечает за политику в области образования. Поэтому не стоит пренебрежительно относиться к высказанным на этом форуме идеям, даже если на первый взгляд они кажутся нелепыми.

Несмотря на то, что истоки термина «непрерывное образование» можно встретить еще у древних философов, активно понятие непрерывного образования стало вводиться в оборот в 60–70-е годы XX столетия. В то время, хоть и в различных вариациях, это понятие предусматривало обучение человека в течение всей его жизни (например, профессиональное обу­чение, непрерывное повышение квалификации и так далее).

Но, как и во многих других относительно новых веяниях, в системе образования до настоящего времени не выработалось единой концепции непрерывного образования. И именно это позволяет нашим реформаторам (а на деле и международному сообществу разрушителей образования, частью которого являются наши реформаторы) наполнять термины порой совершенно неожиданным содержанием.

В СССР впервые понятие непрерывного образования в официальных документах появилось в 1986 году в Постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по коренному улучшению качества подготовки и использования специалистов с высшим образованием в народном хозяйстве». В этом постановлении в частности говорилось: «Требуется углублять фундаментальную подготовку студентов, вести преподавание всех дисциплин на уровне высших достижений современной науки. <…> Обеспечить непрерывное, на протяжении всего периода обучения, экономическое образование, а также правовую и экологическую подготовку студентов…» Такая трактовка не вызывает никаких вопросов ни у одного здравомыслящего человека.

Теперь же понятие непрерывного образования трактуется совершенно иначе. На уже упомянутом мною форуме, в рамках деловой его части, той части, которая предназначена сугубо для специалистов, на межрегиональной научно-практической конференции «Чему и как учить сегодня в школе. Системная инженерия» несколько выступлений было посвящено теме непрерывного образования как «мировому тренду».

В частности, профессор департамента государственного администрирования НИУ ВШЭ, доктор педагогических наук Олег Прикот, специализирующийся на вопросах системной инженерии, заявил, что «чем больше мы будем ориентировать человека на непрерывное образование, тем скорее закончится формальное образование».

Заметьте, непрерывное образование уже не считается неотъемлемой частью формального образования, а противопоставляется ему. Более того, Прикот усомнился в способности современной школы давать хорошее образование и предложил перейти к концепции «обучения в процессе развлечения». В новую систему ценностей, по его мнению, нужно входить «в рамках карнавала», а будущее — за обучением через интернет.

К этому мнению присоединилась и профессор кафедры философии образования Санкт-Петербургской академии постдипломного педагогического образования, доктор философии Елена Сергейчик, объяснив, что образование должно ориентироваться на формирующееся сетевое общество, что будущее — не за школой, а за сетевым образованием.

Что же вкладывает в понятие «непрерывное образование» Олег Прикот и почему противопоставляет его классической школе? Чтобы понять это, обратимся к его статье «Непрерывное образование: основы управленческих инноваций». В ней Прикот пишет: «Становление институтов непрерывного образования способствует „десколяризации“ образования и возрастанию конкурентной борьбы среди провайдеров образовательных услуг. Это — один из аспектов „освобождения от школ“, предсказанного более пятидесяти лет назад И. Илличем».

Итак, профессор утверждает, что непрерывное образование в первую очередь будет способствовать «десколяризации» — то есть исчезновению школ как института формального образования. И опирается он в этом вопросе на Ивана Иллича (1926–2002), американского социолога и философа радикально-либеральных взглядов.

Именно Иллич ввел термин «десколяризация» в работе «Освобождение от школ» (Deschooling Society), изданной в 1971 году. Эта работа появилась в СССР в самиздате.

В начале 70-х годов прошлого века идеи философа, стоящего на позициях антимодернизма, были очень популярны среди левых радикалов, экологов и феминисток благодаря призывам к разрушению традиционных социальных институтов как причины возникновения общества потребления. По его мнению, именно эти социальные институты — образование, здравоохранение, соцобеспечение — способствуют передаче из поколения в поколение вредных стереотипов поведения, мешающих свободному развитию личности.

Казалось бы, Иллич — радикальный, даже маргинальный, философ и не стоит обращать на него большого внимания. Но ведь почему-то именно его идеи взяты на вооружение сторонниками непрерывного образования. В России книга Иллича «Освобождение от школ» была издана в 2006 году при содействии профессора, доктора социологии, гражданина Великобритании Теодора Шанина.

Шанин с началом перестройки переехал в СССР, где стал заниматься, параллельно с работой в Манчестерском университете, распределением грантов Сороса через фонд «Культурная Инициатива». В 1995 году он был одним из организаторов частной Московской высшей школы социальных и экономических наук, которую впоследствии возглавил. В ноябре 2006 года в интервью Радио Свобода по случаю выхода книги Иллича он честно признался в том, что «мы ввели его в оборот в России — в российской педагогической культуре и вообще в культуре». То есть идеи Иллича внедряла некая группа, которую Шанин назвал «мы». Он пояснил, что после того, как интерес общества к радикальному философу стал стихать, сразу возникло некое сообщество, взявшее его под опеку. «Но это были уже не журналисты ежедневных газет, которые потеряли интерес и занялись чем-то другим, побежали к другим новостям. А это были люди, которые серьезно к этому относятся. И в этом смысле традиции этого дела, а также сеть людей, которые это принимают, этим занимаются, это дальше развивают, с этим спорят иногда и так далее, продолжается в большинстве ведущих университетов мира», — так охарактеризовал эту группу «мы» Шанин. Для того, чтобы понять, какие «традиции этого дела» имеет в виду профессор, следует сначала ознакомиться подробнее со взглядами Иллича.

Основная идея «Освобождения от школ» состоит в необходимости замены школьной системы образования сетевой и в ликвидации такой профессии, как учитель. Учиться, по мнению Иллича, должны только те, кто этого хочет, у тех, кто захочет сам передать свои навыки. Никакой дискриминации по наличию или отсутствию документа об образовании быть не должно. Самой целью обучения должны стать, в первую очередь, практические навыки, необходимые в жизни. Если ребенок пойдет работать в 12 лет, то это тоже будет называться учебой. В результате «десколяризации» должно сформироваться общество, в котором будет что-то вроде сетевой демократии — все общественные проблемы должны свободно обсуждаться в сети.

«Система должна использовать современные технологии, создающие возможность свободы высказывания, свободы собраний и свободы печати, действительно универсальные и, следовательно, полностью образовательные», — провозглашает разрушитель школ Иван Иллич. Он утверждает, что сетевые технологии являются универсальным средством самовыражения, а, следовательно, и образования. Здесь либерализм доведен до абсурда: из всего вытекает, что образование — это только свободное развитие, а никак не обучение и, тем более, не воспитание. Воспитание, по Илличу, в принципе недопустимо, ведь оно не только предполагает оценивание, угрожающее свободному развитию индивида. Оно еще способствует передаче навыков, которые в свою очередь содействуют передаче ценностей из поколения в поколение, а, следовательно, сохранению существующего общественного уклада. А это абсолютно неприемлемо для Иллича.

Для него новые образовательные технологии, они же свобода, есть не свобода обучения, а свобода подглядывания через замочную скважину за жизнью великих мира сего. Философ прямо говорит, что новые образовательные институты «ставят своей целью облегчить ученику доступ ко всем тайнам мира, позволить ему хотя бы заглянуть в окна центра управления или парламента, если уж он не может войти туда через дверь». Конечно, кто же пустит туда нашего Митрофанушку, ему остается только подглядывать! Разрушителю школ нужен мещанин, который удовольствуется примитивным развлечением, доступом к тайнам и скандалам.

Тем же, кто проявит желание учиться, будет предоставлено образование, но не на принципах «свободного обучения». Утверждение Иллича о том, что «если ребенку повезет, он встретится с критикой со стороны опытных старших, которые действительно заинтересованы в его продвижении», существенно противоречит прерогативе свободного развития личности, введенной философом ранее. Ведь он ради этой «свободы» призывал разрушать социальные институты, «служащие цели насильственного обучения». Двойные стандарты в данном случае покрывают двойное дно «десколяризации» — она для народа, но не для сильных мира сего. Элита должна получить настоящее образование, а не его суррогат. Существующая система образования не позволяет это сделать, так как провозглашает принцип всеобщего обязательного обучения, который постепенно стал нормой во всем мире после Великой Октябрьской социалистической революции.

Иллич в своей работе ставит задачу выявить те принципы образования, которые обеспечат возможность непрерывного обучения и обмена навыками вне такого социального института, как школа. По его мнению, существующая система образования нацелена на «пожизненное образовательное обслуживание», которое направлено на воспроизводство сложившегося потребительского общественного уклада. Но это не то непрерывное образование, которое нужно философу, отвергающему культ сферы услуг. Тем не менее, он готов поддержать и такое непрерывное образование — ведь оно само себя разрушает: «Разрушение школ произойдет неизбежно и неожиданно быстро. Его нельзя удержать, и сейчас необходимо всемерно содействовать тому, чтобы это произошло».

Иллич предлагает содействовать краху института школы с помощью образовательных сетей. Их могут начать использовать преподаватели, донося в обход школ знания народу (как будто все только и ждут, чтобы их кто-нибудь чему-нибудь научил). Или сами люди будут требовать доступа к образовательным сетям (а почему не к соцсетям, как сегодня?) Разрушитель школ предлагает пустить все на самотек, предоставив инициативу «свободному творчеству масс»? Действительно, это прямой путь к развалу и хаосу.

По мнению философа, именно школа как «репродуктивный орган потребительского общества» задает шаблоны поведения — навязывает индивидуумам мировоззрение, в котором прогресс и экономический рост являются благом, а не злом (как считают антимодернисты). Более того, вся несправедливость и все пороки общественного устройства обусловлены системой образования, предоставляющей обладателям дипломов большие социальные возможности. «Школа соединяет учение с распределением по социальным ролям», — настаивает Иллич, называя современное общество «зашколенным», состоящим из «дисциплинированных производителей и потребителей».

По его словам, справедливое устройство общества возможно будет только после отказа от идеи обязательного образования молодежи. Справедливость в его понимании заключается в том, что не надо будить несбыточные надежды у тех, кто не может равняться в возможностях обучения, с тем, что дано детям богачей. Фактически, здесь нам завуалированно предлагается возврат в новое Средневековье как альтернативу надвигающемуся разрушению планеты в результате истощения ее ресурсов безудержной гонкой потребления.

Иллич — крупнейший специалист по мышлению людей (когнитивистике) Средневековья, размышления о значении слов и понятий у него занимают одно из основных мест в статьях. Он неспроста говорит о социальных ролях и необязательности обучения в школе. Философ подспудно подводит читателя к мысли о том, что род человеческий не един, что необходимо создать условия, для того, чтобы это неравенство было естественным. Для обоснования своей идеи он обращается к проблеме бедности. В качестве первого шага он уверяет, что невозможно победить бедность, не уничтожив социальные институты, так как они стимулируют иждивенчество: «Бедные всегда были социально бессильны. Теперь они все больше полагаются на институты социального обеспечения, и это добавляет их беспомощности новое измерение: психологическое бессилие, неспособность себя прокормить».

Такие высказывания не являются простым перепевом на новый лад известной либеральной мантры о том, что народу необходимо дать удочку, а не рыбу. В них есть нечто новое — важность психологического аспекта. Это следующий шаг в умопостроениях. Философу гораздо важнее самой бедности ощущения бедняка. Ему важно ликвидировать не бедность как явление, а «бедность» как понятие. Логика здесь проста — если человек не будет осознавать свое состояние бедности, то у него не будет и стимула к улучшению своего благосостояния, а значит и к росту потребления. Тем самым будет достигнута главная цель — будут выкорчеваны основания общества потребления.

Для Иллича, стоящего, как мы видим, на гностических позициях, неважно, что при этом будет «выкорчеван» из единого до того рода человеческого целый социальный слой — бедняки.

Большое внимание философ придает также понятию «детство». Человек, по его мнению, должен обходиться без периода «детства» как периода, создающего «жестокий конфликт между самосознанием и ролью, навязанной обществом». Он приводит в качестве примера вредности такого понятия как «детство» сына латиноамериканского бедняка, которому «еще надо внушить, что он должен тосковать о детстве», а не работать, и сына обитателя трущоб Нью-Йорка, который «чувствует себя обделенным» из-за того, что вынужден работать. Зачем обрекать социальные низы на страдание из-за ощущения какой-то абстрактной обделенности? Гораздо спокойнее находиться в неведении. Чем раньше ребенок начнет работать, тем лучше для его самосознания. У него, как считает автор идеи десколяризации, так скорее начнется процесс реального обучения жизненным навыкам, а не абстрактным схемам. Зачем ему науки, если он не хочет или не может учиться? Ведь он, не дай бог, начнет думать, возмущаться несправедливостью устройства общества. Такой подход говорит о многом, он характеризует философа как антигуманиста, отрицающего, в том числе, и христианские принципы. И вот такого философа поднимают на щит современные реформаторы российского образования.

Стоит отметить, что Иллич получил высшее религиозное образование, он обу­чался в папском Грегорианском университете Ватикана. Он не может не знать выражения: «Во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл. 1:18). Его можно понимать по-разному, в зависимости от мировоззрения. Либо пессимистически — буквально. Либо как утверждение того, что истинное познание отнюдь не мирское, преходящее вместе с земною жизнью, а духовное. Архимандрит Иов (Гумеров) дает такое толкование: «Только соединившись с Христом, человек может обрести подлинную мудрость, которая не только не умножает печаль и скорбь, но дает блаженную радость познания новой жизни».

Можно ли обрести мудрость духовную, не приобщившись к культуре? Очевидно, что нет, она же не является врожденной, к ней приобщаются через обучение. Разрушитель школ отчуждает от духовной жизни «лишнюю», по его мнению, часть человечества.

Между тем, Иллич делает еще одну существенную оговорку, объясняющую сущность предлагаемой институциональной революции. Он говорит о том, что государство должно отказаться от контроля над системой образования: «Школа захватывает деньги, людей и добрую волю, предназначенные для образования, а кроме того, не дает другим социальным институтам брать на себя образовательные задачи». Какие же другие социальные институты имеются в виду?

Оказывается, под таким институтом понимается свободный рынок образования, на котором «смогут встретиться и успешно взаимодействовать учитель, свободный от жестких рамок учебного плана, и ученик, активно стремящийся овладеть данным материалом». Является ли рынок социальным институтом — большой вопрос. Главным же социальным институтом, который, по Илличу, должен заместить школы, являются образовательные сети, причем находящиеся «под личным контролем каждого учащегося». Тем самым соблюдается приоритет свободного развития и переворачивается сам принцип образования, предполагающий подчинение образовательных ресурсов целям обучения. Философ ставит телегу впереди лошади — он дает доступ к ресурсам, после чего ученик должен «сам определить свои собственные цели и в дальнейшем достичь их». Для Иллича очень важно, что именно сети будут способствовать «возникновению ценностей, по самой своей сути не поддающихся технократическому контролю».

Действительно, сегодня мы видим, что интернет очень сложно контролировать. А сети, отнюдь не образовательные, стали тем злом, которые, к ужасу неравнодушных родителей и педагогов, фактически убили у современных детей стремление к образованию, заменив его тягой к развлечениям, ставшим сегодня главной ценностью. Стоит вспомнить, что во время написания работы «Освобождение общества от школ» компьютерные технологии только начали развиваться, но ее автор уже тогда призывал переориентироваться на «человеческое удивление вместо институционально запроектированных ценностей». Возможности, предоставляемые интернет-технологиями и микропроцессорами, как мы видим, не перестают нас удивлять до сих пор. Только события, которые вызывают эту реакцию, далеко не всегда носят конструктивный характер. По «пророческому» мнению Иллича, высказанному 50 лет назад, поддерживать и развивать нужно «свободное от школы учение», способствующее «приходу Эры Досуга — в противоположность экономике с доминированием индустрии услуг».

Интернет, непрерывное образование и «Эра Досуга» неразрывно связаны и у идеологических противников Иллича, считающих, что будущее — за обществом услуг. Это можно увидеть, например, у таких пропагандистов идеи непрерывного обу­чения, как Гордон Драйден и Джаннетт Вос, издавших в начале 2000-х типичный для американских проповедников успешности опус «Революция в обучении. Научить мир учиться по-новому». В нем они видят интернет тем средством, которое решит проблему социального неравенства и бедности за счет неограниченных возможностей человека получать информацию и знания. Но для этого прежде необходимо изменить систему образования: «Нам необходима параллельная революция в области «пожизненного обучения», дополняющая информационную революцию, — чтобы все люди смогли воспользоваться плодами нынешней эпохи «потенциального изобилия». «Эра Досуга» своеобразным «последователям» Иллича видится как эпоха, когда человек лишь незначительную часть своего времени будет отдавать работе, основную же — путешествиям и хобби. Чем более человек будет инкорпорирован во всемирную информационную сеть, тем более он будет успешен, ведь «для того, чтобы большинство людей преуспели в жизни, необходимы, и как можно скорее, новые методы обучения». Методы уже определены — это информационная революция и «пожизненное обучение». В представлении адептов непрерывного образования впереди нас ждет эпоха успешных фрилансеров, которые смогут «продавать выпускаемую ими продукцию или услуги кому угодно, а также использовать базы данных при поиске клиентов или услуг. Семьи могут использовать такие возможности, чтобы обмениваться между собой всем, чем угодно — от домов на время отпуска до идей». Оптимизм Вос и Драйдена нашел бы одобрение у Иллича — ведь он призывал всячески содействовать губительным для школ нововведениям. Только Иллич честнее — он сразу оговаривает, что досуг будет не у всех.

Интернет уже сегодня для многих является средством, пожирающим весь досуг. В этом смысле «Эра Досуга», конечно, уже наступила, разделив общество на тех, кто постоянно «пропадает» в соцсетях, и тех, кто из сетей извлекает выгоду. Мы видим и то, что интернет может быть средством образования, причем только для тех, кто этого не только хочет, но и умеет пользоваться им как инструментом для обучения, а не для развлечения. Но пока это, все-таки, побочный эффект интернета, он не замещает собой классическое образование.

Если же идея непрерывного сетевого обучения в том виде, который провозглашает Иллич, восторжествует, мы получим социум, разделенный на просвещенное меньшинство и становящееся все более ненужным примитивное большинство, которое должно пропасть в угаре развлечений.

«Непрерывное образование» является красивой оберткой, под которой скрывается псевдогуманистическое содержание. Уже сейчас полным ходом идут и разрушительная «десколяризация», и деградация тех, для кого интернет стал наркотиком, создающим иллюзию жизни. И под это разрушение подводится идеологическая база.

За разрушение традиционного образования и сетевое обучение выступают единым фронтом антимодернисты и сторонники общества услуг. Упоминавшийся выше профессор Прикот утверждает, что «логика развития системы непрерывного образования подобна нелинейной логике „карнавала“, обоснованной М. М. Бахтиным». Если учесть, что логика карнавала — это, прежде всего, логика разрушения, ниспровержения привычных представлений, то станет ясно, что нашим школам уготована незавидная участь. За благими намерениями продвижения в сетевое общество «Эры Досуга» через непрерывное образование вымощена дорога в ад нового Средневековья.

Мы видим, что гностические идеи Иллича с помощью некоей группы поддержки, которой эти взгляды близки и ценны, оказались введены в научный и педагогический дискурс. Эти идеи сегодня не просто циркулируют внутри какой-то малой части интеллектуального сообщества. Они все чаще и все более открыто звучат в концептуальных работах, посвященных «развитию» образования в России. И не просто звучат в теоретических работах, а предлагаются к внедрению в практику.