Если обобщить сказанное в предыдущих статьях про ситуацию в Пакистане, всё свидетельствует о том, что страна входит в крайне опасный и турбулентный период своего существования. И подходит к нему далеко не в лучшей форме: стагнация в экономике с нерешенными крупными стратегическими проблемами, фундаментальные климатические угрозы, длящийся без конца политический кризис, поднимающие голову экстремисты и сепаратисты, растущие перспективы этнических и религиозных конфликтов внутри страны.
Верхушкой этого айсберга оказывается еще одна перспектива — конфликт с Афганистаном, который, если верить многократным заявлениям властей Пакистана (почему им, собственно, не верить?), является главной силой, стоящей за действиями сепаратистов и экстремистов в провинциях Белуджистан и Хайбер-Пахтунхва.
В конце предыдущей статьи был сформулирован вопрос о том, в какой мере нынешний назревающий конфликт с Афганистаном для Пакистана опаснее, чем, например, длящийся десятилетиями конфликт с Индией? В этой, заключительной части, мы попробуем дать ответ на этот вопрос, а также рассмотреть возможные перспективы развития ситуации в регионе на ближайшее будущее.
Скрытые и явные угрозы
На первый взгляд конфликт с Индией опаснее, ибо он дважды приводил Пакистан к потере территорий. В 1947-48 году первая Индо-пакистанская война привела к установлению контроля Индии над княжеством Джамму и Кашмир с подавляющей долей исламского населения, на которое претендовал Пакистан. В начале 70-х годов прошлого века очередная война с Индией привела Пакистан к отторжению Бангладеш, которая тогда называлась провинцией Восточный Пакистан. В то же время пограничные споры с Афганистаном, которые также длятся с самого основания Пакистана, не привели пока к потере его территорий на севере.
Однако нужно принимать во внимание и другие существенные факторы. Так, область Джамму и Кашмир никогда по существу в Пакистан не входила, за исключением небольшой ее части, которая сейчас называется Азад Кашмир и является отдельным субъектом Пакистана. Да и Индия, имея Кашмир под формальным контролем, не может полноценно включить его в свой состав или даже как-то изменить его статус в свою пользу. В итоге с повестки так и не снят вопрос референдума о самоопределении жителей Кашмира, поставленный ООН еще в 1949 году, а Индии приходится держать в этой области 800-тысячный полувоенный контингент, жестко расправляясь с инакомыслием и борьбой за независимость. Вот только, как говорится, воз и ныне там.
Отпадение Бангладеш, в свою очередь, не было вызвано исключительно военными неудачами Пакистана. На то имелись более глубокие причины: территориальная разобщенность Пакистана и Бангладеш, а также глубокий культурный конфликт. При создании Пакистана в 1947 году Мухаммед Али Джинна навязал Бангладеш чуждый для ее населения язык урду, а его последователи в дальнейшем взяли крайне жесткий курс на подавление традиций и сопротивления местного населения Восточного Пакистана. В итоге конфликт с Индией просто оформил результаты войны за независимость Бангладеш в 1971 году, которая и сама стремилась к отделению, заплатив за него большую и кровавую цену.
Многие эксперты и исследователи во всем мире отмечают, что трудно встретить в Пакистане большее единодушие народных масс и элиты, чем по вопросу противодействия Индии. Поэтому для Индии было бы крайне странным пытаться взять под контроль еще какие-то части территории Пакистана, чтобы получить там новый очаг единодушной партизанской войны со стороны местного населения. Да и предпосылок для обострения конфликта с Индией сейчас в Пакистане не просматривается. Лидер нынешней правящей партии «Пакистанская мусульманская лига — Наваз» (ПМЛ-Н) Наваз Шариф совсем недавно делал заявления о том, что сам якобы всегда стремился к миру с Индией и налаживанию сотрудничества с этим «естественным партнером» Пакистана.
Таким образом, явная индийская угроза оказывается на поверку совсем не столь опасной по сравнению с тем, как к ней относятся в самом Пакистане.
Ситуация с Афганистаном выглядит иначе. Следует начать с того, что, хотя Пакистан и не терял безвозвратно территории на севере страны, временная потеря контроля над племенными районами Хайбер-Пахтунхвы у Пакистана случалась в конце 2000-х годов и продолжалась вплоть до 2017 года. Об этом говорилось в первой статье этого цикла. Там же мы отмечали, что переход территории под контроль представителей «Талибана» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) отнюдь не встретил сильного сопротивления со стороны местных жителей.
Часть 1: Пакистанский сепаратизм и стратегия хаоса. Пуштунский вопрос
То есть можно сказать, что пуштунские экстремистские движения, по меньшей мере, не воспринимаются населением северного Пакистана как радикальное зло, а как зло знакомое. В отличие от индийцев, у них с населением нет противоречий с точки зрения религии и ценностей. А значит, стоит только Пакистану ослабить контроль над этими территориями, пуштунские экстремистские движения (и местные, и действующие из Афганистана) спокойно договариваются с местными кланами и устанавливают свои шариатские правила.
На этом фоне необходимо рассмотреть вопрос о том, как пакистанские пуштуны относятся к действиям властей, направленным на высылку афганских беженцев, а также репрессиям против Имрана Хана и его партии «Движение за справедливость» (ПДС).
Снова о пуштунах
Принудительная депортация афганских беженцев является одним из главных проявлений масштабного кланового конфликта внутри Пакистана. Нынешнее правительство партии «Пакистанская мусульманская лига — Наваз» (ПМЛ-Н), как отмечалось в третьей части, контролируется пенджабским кланом Шарифов, а притесняемые ныне Имран Хан и его партия «Движение за справедливость» (ПДС) опираются на пуштунскую провинцию Хайбер-Пахтунхва.
Часть 3: Пакистанский сепаратизм и стратегия хаоса. Феодальные междоусобицы
Сам Имран Хан (полное имя — Имран Ахмед Хан Ниязи) происходит из одного из крупнейших пуштунских племен, ниязай. Это племя имеет немалое влияние в стране: среди соплеменников бывшего премьер-министра были высокопоставленные пакистанские военные, крупные политики, как в Пакистане, так и в Афганистане, ученые, писатели и поэты. Следует упомянуть, что один из лидеров движения «Талибан» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) мулла Абдул Манан Ниязи, погибший в мае 2021 года, был выходцем из того же племени.
Любопытно, что в определенный момент в СМИ возникла кампания против Имрана Хана (который тогда еще был премьер-министром), в которой он получил прозвище «Талибан (организация, деятельность которой запрещена в РФ) Хан» за свое мягкое отношение к исламистам. Кампания была настолько серьезной, что Имрану Хану пришлось самому выступать публично с опровержением этого прозвища.
Значительная часть депортируемых сейчас афганцев, естественно, принадлежит к пуштунам. При этом многие прожили в Пакистане не год и не два, а десятки лет! Как же должны отнестись к депортации своих соплеменников пакистанские пуштуны, для которых право на убежище и обязанность защищать своего гостя (нанавата), даже ценой собственной жизни, является краеугольным принципом кодекса чести (пуштунвалай)?
Естественно, политика властей Пакистана встречает, мягко говоря, резкое неприятие по обе стороны пакистано-афганской границы. И вот, главный министр провинции Хайбер-Пахтунхва Али Амин Гандапур, этнический пуштун, в марте 2025 года публично высказывает отношение к этой политике правительства.
«Политика центральной власти в отношении афганских беженцев является ошибочной <…> Подход, принятый ранее, нарушает права человека <…> Не должно быть никаких проблем у тех афганцев, которые не имеют судимости и готовы остаться в Пакистане <…> Я всегда поднимал свой голос в поддержку законопослушных афганцев», — говорит официальное лицо, глава провинциального правительства.
А месяцем ранее, в конце января, Малик Джехан Алам Юсуфзай, новый глава Всемирного совета юсуфзай (WYJ), еще одного крупнейшего пуштунского племени, в ходе своей инаугурационной речи приносит клятву работать для «объединения всех пуштунов». Обстоятельства высказывания гарантируют, что это не просто личное мнение отдельного человека, а программное заявление.
Таким образом, клановый конфликт задевает интересы и честь всех пуштунов, среди которых есть влиятельные силы, стремящиеся к их объединению. Под чьей рукой? И могут ли они объединяться, покинув территории в Пакистане, на которых они жили и живут столетиями? Вопрос риторический, особенно учитывая отношение местных к законам и нормам, принятым в Пакистане на официальном уровне.
А тем временем правительство Пакистана вновь начинает говорить о необходимости сближения с Афганистаном. Однако оба ключевых вопроса — поддержка белуджских сепаратистов и пакистанских талибов (организация, деятельность которой запрещена в РФ) из Афганистана, а также депортация миллионов афганских беженцев из Пакистана — остаются за пределами нового этапа переговоров! И это на фоне того, что теракты в Белуджистане и Хайбер-Пахтунхве продолжаются.
Дойдут ли афгано-пакистанские противоречия до открытого конфликта — вопрос еще открытый, однако можно с уверенностью говорить о том, что колебания проводимой Пакистаном линии от конфронтации с Афганистаном до сближения не могут способствовать налаживанию отношений. Вместо этого такая непоследовательность дискредитирует идею сближения и вытесняет этот путь из поля будущего диалога.
Выводы и прогнозы
На известной карте Большого Ближнего Востока, которую предложил полковник Ральф Петерс в статье «Кровавые границы», от Пакистана отделен Свободный Белуджистан, а пуштунские территории включены в состав Афганистана. По странному ли стечению обстоятельств, или нет, но происходящее в провинциях Пакистана укладывается в реализацию именно этого геополитического сценария.
С момента формирования новой власти в Пакистане прошел год, за который не было решено ни одной из фундаментальных проблем страны — ни политической, ни экономической. И нет серьезных предпосылок того, что какая-то сила в стране имеет программу выхода из сложившегося кризиса. Если добавить к этому перечисленные во вступлении угрозы, то клановое и племенное обособление различных областей Пакистана совсем не выглядит невозможным. То есть в ближайшие годы страна, обладающая ядерным оружием и баллистическими ракетами, вполне может потерять значительные территории.
Да, у Пакистана мощная механизированная армия, однако конфликт на Украине показал, как сильно меняются способы ведения войны при массовом использовании дешевых дронов. Если учесть, что север Пакистана — это не равнина, а горные районы с узкими ущельями, то совсем легко представить, как дешевые и относительно простые в производстве БПЛА превратят эти ущелья в кладбища для совершенно беспомощных колонн военной техники.
В нынешнем ослабленном состоянии Пакистан вряд ли сможет потянуть даже средний по длительности конфликт с 40-миллионным Афганистаном — хотя бы с финансовой точки зрения. А он вполне может стать таковым ввиду невозможности быстро наступать колоннами бронетехники.
Если предположить, что карта Петерса в отношении Афганистана и Пакистана в ближайшей перспективе хотя бы частью станет реальной, то это вбивает гигантский клин нестабильности и исламистской архаизации между Ближним Востоком и Юго-Восточной Азией. И одновременно ставит крест на планах Китая по реализации инициативы «Один пояс — один путь» в этом регионе.
Если же Китай, или Индия, или Иран не захотят получить у себя под боком такой отравленный «подарок», то их военные могут столкнуться ровно с той же проблемой выкапывания десятков миллионов исламистов, вооруженных БПЛА, из горных районов Афганистана, северного Пакистана и Белуджистана.
Здесь же возникает проблема с ядерным оружием Пакистана, который всё слабее контролирует свои северные территории. Ведь если «обычные» местные жители, как мы уже описывали ранее, рассматривают конвои под охраной военных как объекты для нападения и разграбления, то почему не предположить, что такими же объектами станут ядерные хранилища Пакистана? Ядерное оружие — очень «жирный» куш, да и покупатели на него явно найдутся!
Наконец, следует обратить внимание на другой сценарий, при котором новоиспеченное исламистское «море» решит выплеснуться на север, где от России его отделяет уже не столь прочный и дружественный по отношению к нам пояс государств. Конечно, вряд ли эти процессы будут протекать мгновенно, однако и расслабляться по этому поводу для нас было бы крайне недальновидно.