Харьковские события — следствие чего-то большего, и этому большему должно быть дано точное имя, говорит политолог, философ, лидер движения «Суть времени» Сергей Кургинян в очередном выпуске передачи «Предназначение». Он указывает, что на примере трагических событий под Харьковом (что бы ни произошло там — проявление слабости, хитроумный план, идиотизм или нечто иное) мы имеем дело с системным сбоем, имя которому — невозможность нормального функционирования прозападной российской системы в условиях радикального антизападного поворота.

Политолог считает, что разговоры о том, что наша система универсальна, не выдерживают проверки реальностью. Он убежден, что нужно исправлять систему, чтобы она не рухнула в одночасье, ибо после этого никакие исправления уже не помогут. При этом нельзя ни допустить перестроечный хаос, когда система под предлогом ее исправления была просто-напросто обрушена, ни упрямствовать в попытках решить нынешние задачи при сохранении системы в прежнем виде.

Кургинян констатирует, что наше общество, настроенное на расслабуху, отличается не только от украинского, проутюженного нацистской бандеровской идеологией, но и от западного, которое тамошние власти жестко настраивают на трудности и лишения для «борьбы против Путина». А мы в труднейшем конфликте используем «ограниченный контингент», который, по сути, ограничен лишь желанием сохранить праздник в Москве и опору на обывателя.

Кто-то скажет, что не в контингенте дело, что харьковский эксцесс породила интрига. Но что тогда породило интригу, задает вопрос политолог. Он подчеркивает, что прозападная система, в которой внешнее управление было признано вполне допустимым — сохранена: на тех же местах всё те же люди, у которых сохранились прежние канальчики взаимодействия с Западом. А кроме системы есть общество, в отношении которого принята установка на недопустимость каких-либо больших нагрузок.

Кургинян отмечает, что в элите России, безусловно, есть люди, главное желание которых сейчас –– снизить нагрузки на систему и замириться с Западом. Но это не только аморально, но и невозможно с сугубо прагматической точки зрения. И такая невозможность будет становиться все более очевидной, подчеркнивает он.

По словам Кургиняна, для того, чтобы менять реальность, ее нужно понимать, а не просто регистрировать, глядя в телевизор или интернет. А для этого нужны средства понимания. Философ считает, что одно из таких средств — понятие «производительные силы». Он предлагает, задействуя данное средство, понять суть происходивших в России постсоветских рыночных реформ. И цитирует интервью одного из тогдашних ключевых реформаторов — Чубайса. В этом интервью Чубайс откровенно признается, что им и его командой производилось сознательное уничтожение той производительной силы, которую теперь называют «настоящим креативным классом».

Политолог поясняет, что несомненность, обнаруженная с помощью взятого средства понимания и не связанная ни с какой идеологией, состоит в том, что в условиях десоветизации нами были разрушены с производительные силы, с огромным трудом созданные в советскую эпоху. Никакой оккупации не было — за это слово прячутся, чтобы скрыть массовое умопомешательство, уверен Кургинян. Кто-то считает, что процесс приватизации обратим, задает вопрос политолог. Кто-то полагает, что можно, получить назад производственные объекты и инфраструктуру в разрушенном состоянии, призвать туда ученых, рабочих и в одночасье всё исправить?

Политолог считает, что в недавнем нашем прошлом произошло нечто, не имеющее прецедентов в мировой истории — вторичная деиндустриализация, осуществленная под странную идею освобождения от «совка». И если произошедшее, его авторы и двигатели, в частности — Ельцин, получили общественную поддержку, то каково общество, поддержавшее подобное «Кащенко»?

Кургинян подчеркивает, что лишение самих себя своих же производительных сил — лишь часть той трагедии, которая произошла со страной и народом. Он убежден, что понимание и переживание масштабов произошедшего тогда — невероятно нужно нашему обществу сегодня, что без такого понимания ни выстаивание, ни движение в будущее невозможны.