Кургинян назвал время начала более крупной войны, чем на Украине. Программа «Право знать!» на ТВЦ
Израильско-палестинский котел на Ближнем Востоке стремительно разогревается. Израиль осуществил беспрецедентные военно-террористические провокации против Ливана. Иран прилагает усилия, чтобы не дать втянуть себя в конфликт, но его всячески принуждают сделать это.
По словам политолога, философа и лидера движения «Суть времени» Сергея Кургиняна, эти две эскалации — в Израиле и на Украине — в сущности, являются единым достаточно закрытым стратегическим планом западной элиты. Реализация этого плана обернется для мира крупной войной, которая, по прогнозу Кургиняна, может начаться уже в 2029–2030 годах. Подготовка к этой войне европейскими странами уже началась.
Почему израильский терроризм открыл совершенно новый этап мировой технологической гонки? По какой причине руководство Ирана не желает втягиваться в войну с Израилем? Чем опасна «ковтунизация» — создание неверного образа Украины в российских СМИ? На эти вопросы ответил Сергей Кургинян в передаче «Право знать» с Дмитрием Куликовым.
Политолог подчеркивает, что никакого движения ХАМАС самого по себе не существует. Это движение представляет собой филиал радикальной организации «Братья-мусульмане» (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Более того, к созданию ХАМАС в свое время приложили руку англичане. Поэтому большой вопрос, будет ли ХАМАС действовать против американцев или же он действует в сложном сопряжении с ними.
Кургинян отмечает, что израильская армия не сумела быстрым технологическим ударом окончательно раздавить ХАМАС, который проявил гораздо большую жизнеспособность, чем можно было ожидать. Комментируя теракт Израиля против граждан Ливана, политолог говорит, что ящик Пандоры легко открыть, но что с ним делать дальше? Либо спецслужбы Израиля использовали слабо опознаваемую взрывчатку, но тогда в скором времени ее будут использовать все против всех. Либо же речь идет о некоем импульсе, который высвобождает накопленную энергию устройства, и это вызывает взрыв. Но тогда всё находится под угрозой взрыва: системы управления атомными станциями и самолетами, все устройства, даже абсолютно невинные, у которых нет никаких закладок.
Лидер движения «Суть времени» констатирует, что мы вошли в абсолютно новый этап. На этом этапе технологическая гонка подводит черту под тридцатилетним тезисом российской элиты: «Продадим нефть и газ, а всё остальное купим». Теперь надо иметь всё свое — но это легко сказать и трудно осуществить. Это потребует колоссальных финансовых вложений и перестройки всей системы жизни, перевода ее на новый уровень.
Политолог указывает, что иранская элита сейчас в существенной степени состоит из людей, которые пережили ирано-иракскую войну и меньше всего хотят повторения чего-нибудь в этом духе. Она не хочет воевать, хотя это не значит, что не может. Кроме того, в Иране напряженно ждут, чем закончатся выборы в Америке. Иранцы понимают, что Трамп будет проводить жесткую антииранскую политику, а им это даром не нужно. Они понимают, что серьезное включение Ирана в ближневосточный конфликт может «завалить» команду американских демократов, которые, в отличие от Трампа, способны строить диалог с Ираном.
По мнению лидера движения «Суть времени», Китаю или Ирану совсем не нужен приход Трампа. В России есть люди, которые говорят: «Сейчас Трамп замирится с Россией». Но это полная утопия! Если Трамп пойдет против того, что сам он называет «глубинным государством», ему не жить.
Глубинному государству нужна крупная война, убежден Кургинян. Мы же видим, как растут военные бюджеты стран НАТО, как строятся новые заводы. А чего хочет Россия? Мы не хотим ни ядерной войны, ни апокалипсиса. Мы хотим выстоять, но для этого нам надо изменить очень многое. При этом в разных слоях российской политической элиты происходит конфликт между инстинктом выживания и неврозом благополучия (то есть желанием вернуть всё, как было).
Россия, приведенная в рыночное межеумочное состояние, тем не менее бросила вызов мировому злу. Это сделала именно она, а не другие страны, говорит Кургинян. В этом есть огромные риски, но в этом есть и некое специфическое счастье.