Современное идейное наполнение межэтнических отношений на Западе. Мультикультурализм
В предыдущей части статьи мы рассмотрели основные вехи в строительстве расовых теорий, перейдем теперь ко дню сегодняшнему. Безусловно, существование различных ультранационалистических группировок, базирующих свою идеологию на трудах «классиков» расовой теории, достаточно велико, однако ставить на развитии данной тематики точку пока рано. Современная идеологема «включающего общества» и основанная на ней сегодняшняя европейская практика уже дали некие очевидные плоды. Казалось бы, явление абсолютно новое, но в то же время оно отражает что-то знакомое до боли.
Таким новым, и в то же время парадоксально связанным с очень старыми наработками явлением стала парадигма мультикультурализма — ныне ведущая идея Запада на поле регулирования межэтнических, межконфессиональных, межкультурных отношений. Сама тема мультикультурализма как таковая уже рассматривалась мною в статье «Гремучая смесь для Европы» («Суть времени», № 150), поэтому раскрывать ее целиком излишне, а вот кратко напомнить всё же стоит.
Мультикультурализм распространился по западному миру в 80-х годах XX века и по сей день занимает позиции одного из главных регуляторов жизни западного общества. Поначалу сама идея мультикультурализма казалась вполне хорошим решением, однако уже к рубежу первого десятилетия XXI века разговоры о ее несостоятельности начали вести не только интеллектуалы, но и главы европейских государств. Всё это постоянно дополнялось различным крупными эксцессами — такими как теракт в редакции «Шарли Эбдо» и теракт Брейвика в Норвегии, усиливающими противоречия в обществе и обнажающими несостоятельность мультикультурализма.
Но главной темой, проблематизировавшей мультикультурализм по-крупному, стал приток беженцев с Ближнего Востока в европейские государства. Неприязнь к приезжим стала возрастать, а вместе с этим резко начали набирать очки партии правого популистского толка. Дополнили картину новые эксцессы — ноябрьские теракты в Париже и вызывающие уличные безобразия в Кёльне на Новый год. Что, без сомнения, повысило популярность правых настроений среди европейцев.
В итоге, на первый взгляд, картинка довольно ясная: есть беженцы и поддерживающие их мультикультуралисты, есть правые и их сторонники. Третьего варианта Европе пока никто не предлагает: истеблишмент и правительства не хотят отказываться от мультикультурализма, а население тянут в правую сторону, как политические силы, так и сама нагнетаемая обстановка.
Но даже если принять на вооружение эту гипотезу о фашизации Европы, возникает вопрос, каким образом и при помощи каких концепций старые расовые теории могут вернуться с запыленных полок в руки европейским политикам и гражданам и стать зловещим оружием в деле построения новой мировой парадигмы существования? Ведь приемы и лозунги (преимущественно антикоммунистические и антисемитские) 20-х — 30-х годов, хорошо работавшие в мононациональных государствах, уже не имеют ни силы, ни легитимации в мультикультурном обществе единой Европы. Что там какие-то «свои» евреи и чужие коммунисты в далеком СССР, по сравнению с сотнями тысяч мусульман-беженцев! Чтобы найти ответ на этот вопрос, стоит вернуться к уже рассмотренным произведениям расовых теоретиков.
Концепция «хаоса народов»
Одной из центральных концепций, на которых построена вся теория Чемберлена, является концепция «хаоса народов». Чемберлен называет долгий период со времен постцезаревского Рима (к тому моменту уже переставшего быть республикой, которой Чемберлен так восхищался) и вплоть до появления Великой хартии вольностей (Magna Charta), которую он считает неким вступлением германцев в исторический процесс — «периодом хаоса народов». И придает произошедшим на этом этапе изменениям кардинальное значение. Розенберг также принимает концепцию «хаоса народов», попутно благодаря Чемберлена за ее создание.
Если рассматривать эту концепцию, то суть вкратце в том, что со времен Римской империи, которая старательно расширялась, захватывая и подчиняя сопредельные территории, ее население стало состоять не только из потомственных римлян, чьи роды ведутся от самого начала римского государства, но и из многочисленных народов порабощенных территорий, а также приезжих. В результате получилось не строгое национальное государство, а огромная империя, состоящая из множества народов, со своими культурами, традициями, языками, которые, после выдачи гражданских прав всем свободным жителям Римской империи (не только патрициям, но и плебеям) смогли напрямую влиять на жизнь империи, вплоть до управления государством. Само собой, в такой ситуации начинается частичная ассимиляция прибывающих народностей, что с точки зрения расовой чистоты Чемберлена удовлетворить не может. И он, уже по смыслу повторяя тезис Гобино о гибели цивилизаций через вырождение, констатирует это как причину гибели Римской империи.
У Рима, согласно этой концепции, эстафетную палочку перехватывают Католическая Церковь и сам институт папства, который осуществляет уже идеологическую экспансию в Европу. Параллели между Римской империей и Католической Церковью Чемберлен проводит таким образом: если Римская империя держалась за определенный каркас гражданственности и государственности, в каком-то смысле преемственный республике (хоть и утративший, по мнению Чемберлена, свое истинное содержание), то Римская Католическая Церковь перенесла этот каркас из плоскости государственной в плоскость религиозную и идеологическую. А широкая идеологическая экспансия позволяет проводить аналогии с римской экспансией военной.
Сам же этот расовый беспорядок, по мнению Чемберлена, переламливается принятием Великой хартии вольностей, которая знаменует собой подвижки по выходу из беспрекословного подчинения папской власти. Здесь уже в дело как раз и вступают германцы, чьей характерной чертой является способность и стремление к упорядочиванию всякого хаоса.
Но сам Чемберлен не может рассматривать данный процесс как чисто исторический и неизбежный, тем более, что он называет «хаос народов» вещью рукотворной (а не исторически объективной):
«Их родословная ведет к бессчетному числу отпущенных на свободу рабов из Африки и Азии, к мешанине различных италийских народов, к расселившимся повсюду среди них солдатским колониям из Бог знает каких стран, короче говоря, к искусственно созданному империей хаосу народов». Здесь Чемберлен говорит об итальянцах, но в данном случае важна именно подчеркнутая им мысль об искусственности «хаоса народов».
Поэтому, помимо исторических изысков и манипуляции с примерами исторических личностей (как уже упоминалось, Чемберлен отыгрывает тождество: «выдающиеся качества = наличие германской крови» в обе стороны, Розенберг с ним соглашается), которые мы оставим на совести автора, Чемберлен вводит и некое духовное обоснование сложившимся обстоятельствам.
Вводится концепция противостояния универсализма и национализма. Национализм, с точки зрения Чемберлена, как раз и символизирует германский дух с его концепцией «внешняя ограниченность, внутренняя безграничность», универсализм же — строго наоборот — это «внешняя безграничность, внутренняя ограниченность». Грубо говоря, пример империи, которая расширяется как государство и при этом требует от граждан отказа от каких-либо личных амбиций в пользу общего — это и есть образец универсализма, который Чемберлен считает скверной. А национализм декларирует ограничение государственной экспансии, но при этом гарантирует неограниченную свободу личности. В какой-то степени это является, в том числе, и ответом на расовый фатализм Гобино, который, как уже говорилось, провозглашает неизбежное расширение более развитых цивилизаций с их последующей ассимиляцией и вырождением.
Соответственно, любой универсализм является врагом германского духа, и только национализм гарантирует и порядок, и пышный расцвет искусства, и прогресс.
«В этой борьбе речь идет не о национальном светском государстве в противоположность универсальному церковному государству, но там, где мы встречаем универсализм, его неизбежным коррелятом будут антинационализм и антииндивидуализм. Совсем необязательно, чтобы это был сознательный универсализм, достаточно одной идеи, направленной на абсолютное, внешне безграничное. Так, например, последовательный социализм ведет к абсолютному государству. <...>
Действительно, социализм означает опасность для отдельных национальных государств, а также для принципа индивидуализма, но не для идеи государства. Он честно объявляет себя сторонником идеи интернационализма, но провозглашает суть не в растворении, но в сказочно осуществленной, заимствованной у машин, организации. В двух случаях наблюдается родство с Римом. Действительно, он представляет ту же католическую идею, что и Церковь, хоть и с другого конца».
И в рамках такого постулата неважно, что именно является проявлением антигерманизма и универсализма: Римская империя, Римская Католическая Церковь, социализм, интернационализм... Или, может, даже Евросоюз?
Недаром большинство правых партий в Европе также являются так называемыми евроскептиками, то есть противниками евроинтеграции и сторонниками национальных государств. Параллель в чем-то шаткая, но в целом текущую ситуацию с мультикультурализмом и потоком беженцев в Европу можно довольно легко уместить в рамки концепции «хаоса народов». Учитывая подчеркнутую рукотворность «хаоса» в построениях Чемберлена, имеет смысл даже рассматривать мультикультурализм как средство осмысленного создания «хаоса народов», к которому будет на втором шаге предложено «противоядие» в виде трудов уже известных расовых теоретиков и практиков. Не исключено, что концепция «хаоса народов» окажется как раз тем самым соусом, под которым блюдо нацистского реванша может быть слопано европейцами.
Или, быть может, сам мультикультурализм не так уж и плох, а просто неудачно сложились обстоятельства? Этот вопрос тоже стоит рассмотреть далее.
Обратная сторона мультикультурализма
Здесь стоит вернуться к самой сущности мультикультурализма и задаться вопросом: так ли он кристально чист на самом деле?
Вопрос далеко не праздный, поэтому необходимо зафиксировать, что сам по себе мультикультурализм гарантирует равенство людей разных культур, этносов, мировоззрений и религий (назовем их обобщенно «Другие»), но при этом не имеет никакой идеологической надстройки.
Если отжать воду благих деклараций, то в сухом итоге мы имеем систему, в которой подчеркивается равенство «Других» de jure, но de facto это юридическое равенство обосновывается неравенством фундаментальным. Проще говоря, «Другие» имеют равные права с исторически устоявшимся населением только за счет того, что они «Другие». В итоге, система межкультурных отношений, построенная на этом факторе, не может не вызывать реакцию со стороны исторически сложившегося населения национальных государств. В связи с этим складываются двойные стандарты: с одной стороны, равенство и мир на бумаге, с другой — скрытый рост ксенофобии и национализма в обществе, который уже проявляется вполне открыто, что особенно видно на примере ситуации с беженцами и реакцией в виде погромов и поджогов. Подобные мысли высказывает и Славой Жижек в своей статье «Либеральный мультикультурализм скрывает старое варварство» (в его статье термин «Другой» имеет примерно то же значение, что и здесь):
«Иными словами, мультикультурализм — это дезавуированная, превращенная самореференциальная форма расизма, «расизм с определенного расстояния» — он «уважает» идентичность Другого, рассматривая Другого как замкнутое «подлинное» сообщество, по отношению к которому он, мультикультуралист, поддерживает дистанцию, отражающую его привилегированную всеобщую позицию. Мультикультурализм — это расизм, который освобождается от всякого положительного содержания (мультикультуралист — это не открытый расист, он не противопоставляет Другому особенные ценности своей культуры), но тем не менее сохраняет эту позицию как привилегированное пустое место всеобщности, с которого он может давать оценку совершенно иным особым культурам — уважение мультикультуралиста к особости Другого и есть форма утверждения собственного превосходства».
В итоге, как уже говорилось ранее, Европа оказывается в вилке между выбором из двух зол, которые по факту «оба хуже»: либо фашизм старого образца, уже знакомый нам по первой половине XX века и призванный собрать обломки, доставшиеся от взрыва, порожденного мультикультурализмом; либо фашизм мягкий, в виде мультикультурализма, который будет вызревать и действовать за ширмой юридического и медийного благолепия. Всё это невольно наводит на мысли о мультикультурализме как о грандиозной задумке, предваряющей возвращение фашистов на мировую арену, который если уж и провалится (а он, в каком-то смысле и обязан провалиться), то всё равно все останутся в выигрыше. И какой выбор ни делай из этих двух вариантов, всё равно эти две ниточки рано или поздно приведут в один центр. В каком-то смысле это также пересекается с мыслями Славоя Жижека, высказанными им в книге «Интерпассивность. Желание: Влечение. Мульткультурализм», которыми хотелось бы закончить эту часть статьи:
«...сегодняшний правый интеллектуал — это плут, конформист, который обращается к факту существования данного порядка как к доводу в его пользу и высмеивает левых за их «утопические» планы, которые обязательно ведут к тоталитарной или анархической катастрофе, тогда как левый интеллектуал — это дурак, придворный шут, который публично разоблачает ложь существующего порядка, но в каком-то смысле социально-политическая действенность его речи приостановлена. После падения социализма плут стал неоконсервативным защитником свободного рынка, который безжалостно отвергает все формы социальной солидарности как вредную сентиментальность, тогда как дурак — это мультикультуралистский «радикальный» социальный критик, который со своими смехотворными процедурами, нацеленными на «ниспровержение» существующего порядка, в действительности дополняет его».
Заключение
Сама расовая теория как идея фундаментального человеческого неравенства, помимо разделения рас на угодные и неугодные, таит в себе и второе дно. У каждого из рассмотренных авторов неоднократно противопоставляются аристократия и чернь, невзирая на их «единокровное» происхождение. Таким образом, народ, заглотивший наживку расизма и ксенофобии, садится на крючок умелых аристократов и даже в своем государстве с расовой чистотой остается рабом, а не становится господином.
Конечно же, особое внимание в вопросе мультикультурализма и расовых теорий уделяется именно Европе как геополитическому субъекту, собственно для которого эти расовые теории писались и где мы сейчас наблюдаем процесс постепенной фашизации.
Может возникнуть вопрос: а какое нам дело до процессов в Европе, если мы живем в России, которой эти расовые теории чужды и овладевают умами лишь полумаргинальной несмышленой молодежи? Ответом может послужить один из трендов в высказываниях западных СМИ, которые можно объединить в группу «Образ России как фашистского государства». Западные СМИ ловко проводят параллели между российским обществом, где очевидна устойчивая приверженность большинства выработанным отечественной культурой ценностям, и европейскими правыми партиями. (Которые, по удачному стечению обстоятельств, еще и выступают в поддержку России на мировой арене.)
«Сличение» идет по таким параметрам, как поддержка традиционных семейных ценностей, неприятие ЛГБТ, отсутствие мультикультурализма и т. д. Делается же это не в последнюю очередь для того, чтобы невольно втиснуть и Россию как образ в ту самую «вилку выбора из двух зол», чтобы выбор казался безальтернативным.
Однако Россия как раз и является примером альтернативного выбора, примером того, как можно жить в одном государстве, сохранять традиционные ценности, уважать культуру других этносов, при этом не скатываясь ни в «домостроевский» фундаментализм, ни в безрассудную оргию ЛГБТ и постмодернистской бессмыслицы.
И именно многовековой опыт России (в понимании расширительном — как Российской Империи и Советского Союза) сводит на нет все концепции расовых теорий. Этот опыт является бесценным. Можно сказать, что именно в эпоху СССР была реализована парадигма симфонии народов, проживавших на одной территории и делающих общее дело — строящих великое будущее, при этом не изобретающих никаких расовых теорий, планов господства и не вынашивающих агрессивных планов в отношении соседних государств. Данный опыт с каждым днем становится всё актуальнее в условиях протекающего краха Модерна, смыслового исчерпания и набирающей обороты фашизации западного мира.
Только переосмысление отечественного опыта и дополнение его новым содержанием поможет нам ответить на этот поистине грандиозный вызов Истории.