Продолжение. Начало в № 483, 486–489
Рассматривая под разными углами понятие «глубинное государство», мы видим, как его элементы тянутся из дней давно минувших в современную актуальную политику. Это в полной мере относится и к поддержке бандеровцев на Украине со стороны США, и к поставившей весь мир на уши коронавирусной истерии. Центральным элементом «глубинного государства» является так называемая вращающаяся дверь между частным сектором, особенно крупными инвестиционными банками, и государственной властью. Внутри этого «глубинного государства» отдельного рассмотрения заслуживает феномен благотворительных, или «филантропических», фондов крупных корпораций и их роль в попытках фашистского переустройства американского общества.
Как мы помним, вскоре после образования сверхкрупных состояний промышленных и финансовых кланов во время так называемого позолоченного века, наступившего после окончания американской гражданской войны, новые американские олигархи стали образовывать именные благотворительные фонды. Первым широко известным примером был Эндрю Карнеги. В начале XX века за ним среди прочих последовали Джон Рокфеллер и Генри Форд.
Тогда, как и сейчас, эти фонды позволяют породившим их корпорациям через списывание благотворительных расходов частично уходить от налогообложения. На более крупном уровне филантропия позволяет проводящей ее структуре без лишних проволочек быстро сосредоточить крупный объем средств под ту или иную цель. В наши дни эта особенность оказалась весьма кстати для раскручивания истерии вокруг коронавируса. И эта истерия ― отнюдь не первый и не последний экскурс американской корпоративной филантропии в медико-биологическую область. Достаточно вспомнить о растущем интересе к возможностям редактирования человеческого генома.
А в начале ХХ века такой актуальной медико-биологической темой для США и других стран Запада была евгеника. Евгеника, если называть вещи своими именами, пытается применить на человеке принципы искусственной селекции, используемые для выведения элитных пород животных. У этой системы есть две составные части: меры по стимуляции рождаемости среди людей с желательными качествами ― позитивная евгеника, и меры по ограничению рождаемости у людей с нежелательными свойствами, то есть отрицательная евгеника.
По факту сторонники евгеники в США большую часть своего внимания стали уделять именно отрицательной евгенике. Это отлично легло на более старые представления американских элитариев о неполноценности негров, индейцев, латиносов, а также жителей южной и восточной Европы.
Отцом евгеники как дисциплины считается британский антрополог и биолог сэр Фрэнсис Гальтон, двоюродный брат Чарльза Дарвина. Основным же популяризатором евгеники и классической генетики в предвоенных США был гарвардский профессор зоологии Чарльз Девенпорт. В 1904 году он стал директором финансируемой фондом Карнеги Лаборатории в Колд-Спринг-Харбор. При лаборатории им был создан Офис по евгеническим записям (Eugenics Record Office), собиравший широкий спектр данных биологического и социального характера по американским жителям.
Центр Девенпорта генерировал большой объем псевдонаучной литературы, стремящейся доказать статистически, что расовые меньшинства и новые иммигранты в США являются умственно и нравственно неполноценными. Особый упор эти «исследования» делали на якобы дефективности детей от смешанных браков по отношению к представителям одной расы.
Эти псевдонаучные установки служили основой для конкретного законодательства, запрещавшего браки между представителями разных рас, ограничивавшего иммиграцию из стран, населенных «дефективными» расами, а также вводившего насильственную стерилизацию для «неполноценных». Некоторые подобные законы были отменены только в 1960-е годы, вместе с законами Джима Кроу, ограничивавшими избирательные права чернокожих.
Примечательно, что в американской внутренней политике остается влиятельной организация, основанная в качестве центра для отрицательной евгеники ― Planned Parenthood. Сейчас Planned Parenthood наиболее известна в качестве организации, как предоставляющей доступ к абортам, так и активно агитирующей за расширение доступа к аборту, а также за смену пола детьми в предпубертатный период. Изначально же его основательница ― Маргарет Сангер ― открытым текстом заявляла, что ее главная цель ― снижение рождаемости у умственно и физически «неполноценных», особенно расовых меньшинств. Эта американская организация сыграла ключевую роль в создании Международной федерации планирования семьи, представленной в России ассоциацией «Планирование семьи».
Стоит отметить, что в период между мировыми войнами на Западе возникла своего рода одержимость менделевской генетикой. В законах Менделя видели возможность объяснить чуть ли не все явления, связанные с унаследованием признаков у живых существ, в том числе и людей. Этот монизм, стремившийся дать универсальное объяснение устройства мироздания, опираясь на одно начало, по своей природе и настрою был сродни стремлению ученых примерно того же периода, тоже пытавшихся в других областях вывести одно главное начало, на которое могла бы опереться ни много ни мало целая научная дисциплина. В качестве таких примеров можно привести сосредоточенность раннего Фрейда на принципе эроса в качестве основного фактора, определяющего человеческое поведение, или споры в области иммунологии, пытавшиеся определить главенство гуморального иммунитета над клеточным или клеточного иммунитета над гуморальным.
Со временем практически во всех направлениях научного познания этот монизм показал свою несостоятельность. Но до того как это произошло, западная одержимость генетикой, опиравшаяся на концептуальный фундамент евгеники, успела привести как к конкретным человеческим, так и к широким политическим последствиям.
Считая, что чуть ли не все свойства людей определяются генетически, сторонники евгеники проталкивали свои подходы (а это в первую очередь ограничение рождаемости среди «неполноценных») для решения проблем даже в областях инфекционных заболеваний. Например, в Соединенных Штатах в период между мировыми войнами считалось, что генетика является решающим фактором, влияющим на заболеваемость и смертность от туберкулеза. Соответственно, в качестве меры по борьбе с распространением туберкулеза предлагалось ограничение рождаемости среди наиболее бедных слоев населения (их неспособность вытянуть себя из бедности тоже считалась генетически заданной).
Столь «оригинальный» подход к борьбе с инфекционными заболеваниями активно продвигался не только в США, но и в странах Западной Европы. И делалось это в рамках более общей концепции «расовой гигиены».
В общей сложности 27 американских штатов ввели у себя законы, предусматривавшие принудительную стерилизацию «неполноценных». Насильственной стерилизации было подвергнуто более 60 тыс. американцев, пока эти законы, спустя десятилетия, не были наконец отменены. При этом Лаборатория в Колд-Спринг-Харбор активно участвовала в составлении этих законов таким образом, чтобы их не находили противоречащими Конституции. Соратник Девенпорта Гарри Лофлин хвастался, что разработанный им «образцовый закон о стерилизации» затем послужил основой для аналогичного закона в фашистской Германии.
Американские сторонники евгеники наводили связи с гитлеровской Германией и другими способами, в том числе и через финансирование нацистских исследований по евгенике со стороны филантропических фондов наподобие Фонда Рокфеллера.
Ярким исключением из тенденции по борьбе с инфекционными заболеваниями посредством стерилизаций был Советский Союз, где силы были брошены прежде всего на создание передовой санитарно-эпидемиологической службы и системы общественного здравоохранения, боровшейся с настоящими, а не мнимыми причинами распространения инфекционных заболеваний.
Т. Д. Лысенко ошибочно приписывается цитата, в которой генетика именуется «продажной девкой империализма». На самом деле эти слова впервые прозвучали в пьесе А. А. Хазина «Волшебники живут рядом». Но тем не менее эта формулировка вошла в общественное сознание в качестве доказательства того, что в СССР якобы душилась научная мысль. Если же эту цитату рассматривать по существу, то получается, что, как говорится, в каждой шутке есть доля шутки, остальное ― правда. По факту получилось, что идеологически извращенное приложение принципов генетики к вопросам общественного здоровья послужило ключевым мостом для общения США и нацистской Германии.
При обсуждении американской евгеники важно понимать, что речь идет отнюдь не о делах давно минувших дней. В XXI веке евгеника обрела новую актуальность через постепенное снятие табу с темы редактирования генома человека.
Переломной точкой для снятия этого табу опять стала борьба с инфекционными заболеваниями. Ведь главным новшеством крайне двусмысленной кампании по борьбе с коронавирусом стало массовое применение генетических вакцин, вносящих в организм чужеродный генетический материал для производства белка-шипа. Новшеством стали также беспрецедентные меры по принуждению большого числа людей к привитию генетическими вакцинами, что делает вероятным повторение таких мер в будущем.
Следующий шаг, который уже обсуждается на разных научных площадках с «филантропической» составляющей ― это редактирование генов у эмбрионов до рождения. Приемлемость такого вмешательства обосновывается в первую очередь возможностью избавить «редактируемого» ребенка от угрозы быть зараженным ВИЧ или другим общественно значимым инфекционным заболеванием.
Разросшиеся теперь до огромных негосударственных исследовательских центров «филантропические» фонды приобрели такой вес по причине отказа американского государства активно заниматься вопросами социального благополучия. В новых обстоятельствах, связанных с перераспределением реальных возможностей от государства в пользу транснациональных корпораций, национальные государства испытывают растущее давление на себя в связи с ресурсным дефицитом, что повышает риск окончательного ухода государства из социальной сферы. В свою очередь такая тенденция открывает социальную сферу для вмешательств со стороны корпоративной благотворительности с более чем двусмысленными целями, в том числе и связанными с вполне созвучной фашистам евгеникой. Таким образом, разговор о ней относится не к прошлому, а к будущему.
(Продолжение следует.)
Лев Коровин