Essent.press
Юрий Бардахчиев, Сергей Кузьмичев

Как сражались с вермахтом в Польше

Пётр Бернштейн. Подразделение красноармейцев проходит маршем через деревню в Польше. 1944
Пётр Бернштейн. Подразделение красноармейцев проходит маршем через деревню в Польше. 1944

Отношения России и Польши всегда были, мягко сказать, не безоблачными. Всякое было в истории двух стран — и поляки брали Москву в Смутное время, и Суворов брал Варшаву. Но, не заглядывая так далеко в историю, посмотрим на советско-польские отношения, сложившиеся к середине ХХ века, тем более что сейчас, на фоне известных возмутительных высказываний по поводу освобождения Польши, нелишне освежить в памяти события именно этого исторического периода.

Вот только сразу оговорим следующее: возможно, поляки и правы в своей ненависти к «проклятому русскому царизму», который их, так сказать, гнобил, лишив Польшу государственности (заметим, при этом «гноблении» Польша имела массу особых прав и привилегий, которых не имели сами русские). Но ведь желанную независимость Польше дала Страна Советов по Декрету Совнаркома от 10 декабря 1917 года, принятому по настоянию Ленина, — почему же поляки не только никакой благодарности к СССР не испытывали, но и перенесли на него всю ненависть к царизму? Или для них дело было не в государственном строе, а в самих русских и наличии у них государства? В существовании рядом огромной державы и народа, не желающего с ней расстаться? Вопросы, вопросы…

Как только в ноябре 1918 года к власти в независимой Польше пришел Юзеф Пилсудский, он тут же объявил о построении «Второй Речи Посполитой». Казалось бы, что плохого в идее воссоздания польского государства эпохи его самого большого расцвета (1772 год)? Но в идею вкладывался вполне определенный смысл, а именно территориальные претензии к России (частям Украины и Белоруссии).

Не откладывая дела в долгий ящик, уже летом 1919 года поляки начали так называемую советско-польскую войну: в августе они заняли Минск, в мае вошли в Киев. В это время положение Советской власти было неустойчиво — шла Гражданская война, на юге наступали белогвардейцы, второй фронт был совсем ни к чему. Тем не менее части Красной Армии смогли освободить захваченные территории. Но они зачем-то пошли дальше — в августе 1920 года войска Тухачевского стояли на подступах к Варшаве. Конечно, это была авантюра — сил для взятия Варшавы не хватило, пришлось бежать, бросая всё, включая собственных солдат (тысячи их погибли потом — фактически были уничтожены поляками в концлагерях). В результате поляки победили, хотя сами же в эту свою странную победу не верили, иначе не назвали бы ее «чудом на Висле».

По итогам войны в 1921 году был подписан грабительский Рижский мирный договор, согласно которому Польша получила территории Западной Белоруссии и Западной Украины (те, которые Красная Армия позже, в 1939 году, вернула себе), а в качестве контрибуции — 30 миллионов золотых рублей, имущества на 18 миллионов золотых рублей плюс все научные и культурные ценности, захваченные российским царским правительством с 1772 года. То есть, казалось бы, Польша получила полную сатисфакцию.

Однако мирный договор был, но мира все равно не было — на границе постоянно шли столкновения, а то и серьезные бои. Дело в том, во-первых, что не была проведена демаркация советско-польской границы, а во-вторых, в Польше обосновалось внушительное число российских белоэмигрантов, которые, при подстрекательстве и поддержке польской разведки, разбойничали на этих территориях напропалую. Все попытки Москвы наладить нормальные отношения поляками игнорировались. К 1927 году отношения еще более обострились — в Варшаве произошло знаковое убийство советского полпреда Петра Войкова. И дипломаты, и разведчики передавали, что польская армия готовится к вторжению в СССР.

Впрочем, сами напасть поляки, видимо, побоялись (Красная Армия после Гражданской войны серьезно окрепла), зато стали подыгрывать Германии после прихода к власти Гитлера. В 1934 году Польша подписала с Германией пакт о ненападении, а затем приняла участие в аннексии Чехословакии (за что Черчилль назвал Польшу «шакалом»). Что касается СССР, то отношения были разорваны, польское правительство считало себя в состоянии войны с нашей страной. В январе 1939 года польский министр иностранных дел Юзеф Бек уговаривался с Риббентропом: «Польша претендует на Советскую Украину и на выход к Черному морю».

Однако альянс с Германией не сложился. В марте 1939 года Гитлер сделал Польше предложение: согласиться на включение в состав Германии вольного города Данцига с окрестностями (эти территории представляли собой так называемый Данцигский коридор, который соединял Германию и Восточную Пруссию). Польша, которая управляла Данцигом по мандату Лиги наций отказалась (в исторической перспективе, неразумно) и тогда Гитлер разорвал Договор о ненападении и 1 сентября 1939 года атаковал свою бывшую союзницу.

Вот так и вышло, что Польша, вместе с Гитлером отхватившая кусок от Чехословакии и жаждавшая отхватить куски еще и от СССР, в одну минуту вдруг стала «невинной жертвой гитлеровского нацизма».

К концу войны, когда войска 1-го Украинского фронта под командованием маршала Ивана Конева в июле 1944 года форсировали Западный Буг и вступили на польскую территорию, Польша нашла для своей роли «оскорбленной невинности» еще более трогательные краски.

Сбежавшее в Лондон польское правительство Сикорского дало команду действовавшей на территории Польши Армии Крайовой поднять антигерманское восстание в Варшаве — в надежде овладеть столицей до того, как туда войдет Красная Армия. При этом оно прекрасно понимало, что немецких войск в Варшаве много — и уж совершенно достаточно для того, чтобы уничтожить и подразделения Армии Крайовой, и примкнувших к восстанию горожан.

Результатом этого «ясновельможного» гонора (или полного безумия) стали разгром восстания и гибель 22 тысяч ополченцев и около 200 тысяч гражданского населения. А также не затихающая до сих пор тема обвинений в адрес Красной Армии и руководства СССР, якобы спокойно взиравших, как нацисты и их пособники топят восставшую Варшаву в крови.

Мы не будем посвящать эту статью опровержению данного мифа, просто опишем существовавшую на тот момент диспозицию сил.

Жители Москвы еще были под впечатлением «парада» пленных немцев, показательно прогнанных по улицам советской столицы, в белорусских лесах гнили сотни тысяч недавно уничтоженных «сверхчеловеков», а обочины дорог Белоруссии были сплошь забиты сожженной немецкой техникой, когда к началу августа 1944 года, на последних аккордах операции «Багратион», Красная Армия освободила Люблин и начала бои за плацдармы на западном берегу Вислы.

С севера на юг по западному берегу Вислы были захвачены три плацдарма: Магнушевский, Пулавский и Сандомирский. Именно отсюда должен был быть нанесен следующий удар по гитлеровской Германии. Сила этого удара напрямую зависела от размера плацдармов. Поэтому обе стороны прилагали все силы: Красная Армия расширяла «стартовые площадки» будущего наступления, а немцы старались ей противодействовать, пытаясь ликвидировать плацдармы.

В ходе летнего наступления 1944 года наши войска, прежде чем выйти к Висле, прошли с боями 600 километров. Даже если не говорить о понесенных потерях (а их необходимо было восполнить), солдаты и офицеры были измотаны физически и нуждались в элементарном восстановлении сил.

Вот отрывки из фронтовых донесений того времени.

«Почти во всех наступающих дивизиях, корпусах и армиях в пути к фронту отстало много средств усиления, артиллерии, боеприпасов и тыловых учреждений. Растяжка тылов достигла 400–500 км…» (Из директивы маршала Жукова от 19 июля 1944 года войскам 1-го и 2-го Белорусских фронтов.)

«Положение с бензином очень тяжелое. В войсках нет даже одной баковой заправки… В частях начались перебои по доставке боеприпасов и продовольствия…» (Из донесения Военного совета 2-го Белорусского фронта от 18 июля 1944 года.)

«В ходе последних боев значительно изменился состав воинских частей… Основным контингентом является пополнение. Количество военнослужащих-рядовых, находящихся на фронте с 1942 г. и тем более с 1941 г. — исчисляется единицами… Весь личный состав стрелковых рот — это бойцы пополнения, призванные в районах Восточной и Западной Белоруссии…» (Из донесения Военного совета 48-й армии 1-го Белорусского фронта от 25 августа 1944 года.)

О качестве этого пополнения докладывал командир 2-го батальона 391-го стрелкового полка капитан Самохвалов:

«С этими бойцами надо работать и работать. Они совершенно не имеют боевой закалки, не привыкли к военной дисциплине, не были в боях, и у них мало настоящего солдатского духа. Многие из них все три года только лишь спасались от немцев, околачивались в разных местах. Работать с ними надо долго и упорно, а то могут подвести во время боя…»

Со всеми этими проблемами без перехода к жесткой обороне, без закрепления на достигнутых рубежах, без отдыха и обучения личного состава армия справиться не могла. Настоятельно требовался перерыв в военных действиях.

А тут — восстание «аковцев» в Варшаве.

Тем не менее, надеясь помочь восставшим, Ставка в конце августа приказала 1-му и 2-му Белорусским фронтам пробиться к Варшаве. Но сил хватило лишь продвинуться к варшавскому предместью Прага. И вследствие всех описанных выше проблем с боеприпасами, горючим и слабой подготовкой личного состава, и вследствие того, что опять подкузьмили союзники: как раз в это время Западный фронт перестал активно воевать и замер… до декабря (об этом мы подробно писали в предыдущей статье). «Благодарные» немцы тут же перебросили освободившиеся танковые резервы в район Варшавы и к озеру Балатон.

Река Висла для немецких планов обороны имела не меньшее значение, чем Днепр осенью 1943 года. И так же, как Киев в 1943 году, так и Варшаву в 1944-м планировалось брать обходящими ударами с плацдармов.

Сражения за эти три плацдарма и шли как раз тогда, когда в Варшаве начиналось восстание.

Например, Магнушевский плацдарм, самый близкий к Варшаве, был захвачен дивизиями 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова с 31 июля на 1 августа. По мере его расширения в бой были введены три дивизии Войска Польского (будем справедливы — не все поляки вели себя как «аковцы» и армия Андерса). Бои на Магнушевском плацдарме без всякого преувеличения стали символом советско-польского боевого содружества. На гербе расположенного там городка Студзяны с тех пор изображен советский танк Т-34-85.

Сразу же последовало сильное противодействие немецкой штурмовой и бомбардировочной авиации. Советские ВВС занимались прикрытием переправ, наносили удары по подходящим к плацдармам немецким войскам и отвлекаться на прикрытие Варшавы от ударов люфтваффе попросту не могли, даже если бы и захотели. Их действия осложнялись еще и тем, что наземная инфраструктура советских ВВС на польской земле еще только начинала создаваться, тогда как летчики люфтваффе действовали с хорошо подготовленных аэродромов.

Дополнительные сложности войскам Чуйкова доставили брошенные в 1940 году французской армией (и захваченные немцами) дальнобойные 280-мм железнодорожные артиллерийские орудия, постоянно разрушавшие переправы через реку, срывая подвоз боеприпасов и подход подкреплений.

Кроме того, немцы применили в боях за плацдармы довольно экзотическое средство, которое в донесениях советских войск было названо «германская сплавная мина». Эти плавающие боеприпасы сбрасывались в реку выше по течению, и воды Вислы несли их к переправам и паромам. Торчавший из мины длинный штырь-взрыватель при контакте с мостом, паромом или лодкой инициировал подрыв мощного заряда взрывчатки.

Для ликвидации Магнушевского плацдарма немцы, помимо пехотных соединений, привлекли 19-ю танковую дивизию и парашютно-танковую дивизию «Герман Геринг».

В боях за самый обширный Сандомирский плацдарм немцы, помимо обычных, впервые применили новейшие тяжелые танки Pz-VIB, более известные как «Королевские тигры». Ими был укомплектован 501-й батальон тяжелых танков. Правда, надежды на новое «чудо-оружие» не оправдались: немцы не только не добились особого успеха, но и бросили при ночной контратаке немногих советских танков несколько исправных «Королевских тигров», два из которых впоследствии были доставлены в Москву для изучения. Один из них и теперь можно увидеть в подмосковном музее бронетанковой техники.

С нашей стороны никаких технических новинок в боях не применялось. Если не считать таковыми огромный боевой опыт и профессионализм советских солдат и офицеров. Так, планировавшийся немцами массированный танковый удар был обречен еще до своего начала, поскольку советская разведгруппа захватила в их ближнем тылу штабную машину с офицерами и документами и оперативно доставила эту информацию командованию.

Вот об опыте и мастерстве советских бойцов хочется сказать особо. На четвертом году войны Красная Армия достигла пика своей эффективности.

Например, бойцы истребительно-противотанковых полков, отражавших атаки немецких танков, умудрялись делать это почти без людских потерь. Расчеты были натренированы так, что возле орудия никогда не находилось более одного человека — загнав снаряд в казенник орудия, заряжающий сразу нырял в окопчик. Подбежавший к орудию наводчик стрелял и тут же исчезал в укрытии. Даже уничтожив орудие, немецкие танкисты не могли поразить его боевой расчет. Благодаря такому отработанному методу истребительно-противотанковые полки за время боев на плацдармах по два-три раза меняли свои пушки на новые, почти не неся потерь в людях.

Профессионализм пехотных подразделений был уже таким, что командиры дивизий даже не требовали пополнять их до штатной численности. Советская стрелковая дивизия численностью в пять тысяч опытных бойцов выполняла поставленные перед ней боевые задачи не менее эффективно, чем укомплектованная по штату до девяти тысяч человек.

Этими людьми управляли не менее блестящие командиры. Никто не стремился «прошибать стены головой». Например, при захвате Пулавского плацдарма было несколько случаев «обратного» форсирования Вислы. Пехотинцы переправлялись на западный берег реки и, если встречали сильное противодействие немцев, без особых проблем возвращались на восточный берег для того, чтобы тут же «проверить немцев на прочность» на соседнем участке. Найдя слабое место, они взламывали немецкую оборону и успешно выполняли свою задачу.

Именно виртуозные действия наших бойцов достаточно быстро заставили «арийских сверхчеловеков» отказаться от намерений уничтожить плацдармы. Немцы начали строительство укреплений по их периметру, надеясь теперь хотя бы удержать оборону и отразить будущее советское наступление.

Да, конечно, параллельно с этим немцы подавили Варшавское восстание, участники которого капитулировали и сложили оружие 2 октября 1944 года.

Но не сами ли гордые поляки, заварившие это восстание ради бессмысленного «приоритета», отказались согласовывать свои действия с командованием Красной Армии?

А Красной Армии что было важнее тогда — полноценно подготовить следующий удар по Германии или удовлетворить капризы явно недружественной нашей стране Армии Крайовой?

Но и сегодня, спустя 75 лет, вновь и вновь политические деятели нынешней Польши воспроизводят обвинения в адрес тех солдат и офицеров Красной Армии, которые очистили их землю от фашизма.

Предъявляют претензии и требуют компенсации за ущерб при изгнании гитлеровцев.

Оскверняют и разрушают памятники павшим воинам.

И стоило ли «освобождение» такой страны 600 тысяч жизней советских солдат? Впрочем, это вопрос, конечно, риторический.

То, что было сделано — было сделано правильно. А сегодняшней России надо сделать так, чтобы ни поляки, ни иные «переписыватели истории» не могли замарать память бойцов и командиров Красной Армии 1944 года.

Юрий Бардахчиев, Сергей Кузьмичев
Свежие статьи