Непростая работа у вышибалы — в его руках имя заведения. Определить, когда посетителю (а среди них попадаются и весьма статусные) «уже хорошо», а когда — «еще нет», — это как настраивать скрипку. Уже ми или еще не дотянул (перетянул)?

Выросшему в средней полосе, Ивану нравились летние московские ночи. Их запахи (может, в них есть что-то и от Москвы древней?) примиряли с диковатыми запахами парфюма. Работа нравилась: денег нормально, мороки в меру. И он уже собирался покупать собственное жилье.

В его селе ровесники строили дачи и коттеджи. Кто-то из них служил по контракту. Кто-то пил. А он как с 13 лет занимался сельским клубом, любя его и оберегая порядок, так дальше и пошло: клуб в маленьком городке неподалеку, в областном центре, на окраине Москвы, на Садовом кольце.

В тот вечер его внимание привлек парень с гораздо более здоровым видом, чем у большинства посетителей. Он был одет в довольно модную рубашку и джинсы, брит наголо, казался вполне обеспеченным. И как-то в нем было больше сока, чем в остальных.

Он крутил головой и живо рассматривал людей, будто хватал глазами. Стоял, ходил — а словно танцевал. И казалось, что танцуют у него даже не руки или ноги, а мускулы. И дышал он громче всех, это дыхание было слышно даже через музыку, которая лупила.

Процентов 50, может 60, публики всегда были завсегдатаи клуба, остальные — новенькие. Они и представляли главную опасность. От «старичков» было понятно, что ждать: где у них ми, а где — ми бемоль. Новенький — это «зверь», к которому надо еще присмотреться.

В месте, где Иван вырос, не так просто было сохранить кости целыми. Это ему удавалось благодаря чуйке, развивавшейся лет с четырех. Она и прежде всего она помогала ему в работе.

В вежливости, даже некой доброте при общении с посетителями ему не было равных.

Взвинченным и раздерганным богемщикам Иван буквально представал отцом.

«Брат, пойди воздухом подыши, мой тебе совет». «Парень, хватит тебе уже — давай провожу».

Иван был в этом клубе словно живой в царстве мертвых. Какой-то Теркин на том свете.

Каждый следующий раз посетители с благодарностью с ним здоровались, давали чаевые.

Новенький в тот вечер надолго обосновался за стойкой. Он гонял стакан из одной руки в другую. С ходу зацепился языками с одним заметным человеком. Они пообщались, и новенький вышел покурить.

Иван всегда присматривался, кто сколько пьет. И, самое главное, задумывался, почему.

Кому-то работа «не в жилу», у кого-то — личное, у кого-то просто душа болит. Кто-то пьет от нечего делать. Кто-то — от избытка душевных сил. Для секьюрити эти наблюдения были важны, поскольку, как он считал, от того, что именно, как и почему у человека болит, и зависит, что именно от него ждать.

Новенький принял бутылки полторы водки и стакана четыре виски. Делал он это спокойно, без нервов. С уверенностью, но не сказать, чтобы очень привычно.

Иван обычно рассматривал людей, оставаясь незамеченным, а тут был уставший и долго не отводил взгляд от новенького. Тот уже был, как Ивану показалось, в некоторой «кондиции» и напрягся.

— Ты чего? — спросил новенький вышибалу.

— Отдыхаю, — ответил Иван. Но не было в его голосе нот, многие годы успокаивавших посетителей.

— Не особо что-то отдыхаешь, — заметил новенький.

Злясь на других, люди обычно злятся на себя. Так же происходило сейчас с Иваном.

— А чё? — резко ответил охранник, но тут же вспомнил про «держать марку», про скорую покупку квартиры, в которой еще предстоит сделать ремонт.

Новенький подошел к нему:

— Ты чё меня исследуешь?

Секьюрити вдруг понял: первый раз за долгое время он встретил человека, который разбирается в людях лучше, чем он. В его селе могли быть такие парни. В маленьком городке, где он работал после, — тоже могли, особенно владельцы заведений, которым надо было эти заведения держать на плаву. А в Москве эти люди были бы уже, скорее всего, из числа тех, кто приехал откуда-то, как и он.

— Я за то, чтобы у всех вечер прошел хорошо, — мягко проговорил Иван.

Новенький без понимания смотрел на него. Это непонимание вскоре сменилось искренностью и открытостью, для Москвы совсем нетипичными. «Ну зачем ты со мной так себя ведешь», — словно говорил новенький.

В армии Иван видел ребят, прошедших горячие точки, и заподозрил в собеседнике что-то подобное.

— Служил? — спросил вышибала.

— Служил.

— А сейчас где?

— В Москве. С тобой разговариваю.

«Приехать откуда-то из Мариуполя и прийти в этот клуб — странное, наверное, впечатление», — подумал Иван.

— Хорошая погода, — становясь спокойнее, говорил он.

— Неплохая, да.

— В телефонах у всех — спецоперация, а тут…

— А что тут? Это их выбор, — спокойно ответил новенький.

— И правда.

— Ты там был?

— Собираюсь.

На крыльцо клуба высыпали согнувшиеся пополам девушки. Их пары можно было принять за лошадей. Они чуть не снесли Ивана и новенького. Вместе с ними двери выплюнули каких-то молодых людей.

— Нью-Йорк! Нью-Йорк! — вопил один из них. Парень, видимо, действительно, каким-то образом видел сейчас этот город.

Собеседники отошли от «бесноватых».

— Зоопарк, — отрезал Иван.

— Да пусть себе люди отдыхают.

Важно было то, как парень сказал это. Услышав от него эту фразу, Иван внезапно понял, что кобылы и те, кто с ними, честнее его. Они ведь не копят на квартиру, делая вид, что ни при чем.

— Ладно, — сказал себе под нос Иван и побрел в клуб. Он уже не производил необходимого для вышибалы впечатления уверенности и ощутимой решительности.

— Подожди. Давай еще по одной выкурим, — своим сочным голосом сказал новенький.

На нем повисла кобыла, и ему пришлось вежливо объяснять ей, что та ведет себя не так, как следовало бы.

— Девушка, хотите воды? — обратился к ней Иван, но голос его опять был без привычной внушающей силы.

Новенький тем временем увидел подскочившее такси, подхватил кобылу и усадил на заднее сиденье.

— Что за тип был за стойкой? — спросил новенький.

— Серьезный, — буркнул Иван.

— Что именно?

— Ювелирка.

— Ясно. Хороший парень.

— Что же в нем хорошего?

— Не врет.

— Ты собрался… туда? — понял и почему-то сразу решил спросить Иван.

— Да. Матери помочь надо было со здоровьем.

— Ясно. Один только вопрос. Скажи: зачем ты сюда бухать-то приперся?

— Я в Москве первый раз. Увидел: «Клуб Чайковский». Музыку хотел послушать.

— Ну и как?

— Ну на «Щелкунчика» непохоже. А бухло нормальное.

— Понятно.

Из дверей клуба в танце, совсем неказистом, высыпала еще группа людей.

— Я Су-135, — крутился вокруг себя худющий парень, пока не достиг столба автобусной остановки.

— Во дебилы! — сказал Иван.

— Полегче, парень, — вставил новенький.

Иван тут понял, насколько он преувеличил его хмель.

Новенький продолжил:

— Ладно, мне пора. Ты, кстати, если надоест, присоединяйся. И подмигнул.

Они обменялись телефонами.

Иван вдыхал воздух Москвы. С каждым вдохом, казалось ему, он вбирает в себя запахи далеких земель, куда веками отправлялись бойцы и путешественники, а затем приносили обратно.

Из клуба лупила музыка с зацикленным фрагментом Чайковского.

Новенький пошел куда-то в сторону метро, открывавшегося через два часа. Дорогу ему освещал июньский рассвет.

Иван с какой-то злостью играл ключами в руке, посматривал на двери клуба, на теряющих человеческий облик выходящих посетителей, на дорогу.

«Су-135, черт! Вот пойду с этим парнем, останетесь здесь без бати!»

Он полюбил деньги, и это заставляло его относиться к кобылам и прочим, как к детям. Его, сельского парня, — к конченой богеме.

Иван бросил сигарету, не потушив ее, и пошел догонять новенького. За спиной оставались крики отдыхающих. Он плюнул на смену.

Юрий Высоков