«Предназначение». Выпуск № 7. 1 сентября 2022 года (окончание)
Нельзя взять и просто «переломить регресс». Для этого нужно, чтобы силы, осознавшие необходимость контррегресса, то есть коренного перелома, оказались мощнее сил, которым этот регресс и выгоден, и по-человечески глубоко созвучен.
Представители таких сил говорят:
«Это для вас регресс, а для нас это такая упоительная жизнь, какой никогда не было. Да, она упоительна только для нас. Ну и что? А разве низы не хотят того же самого регресса? Полно! Они им упиваются на свой манер. Да, у них нет наших возможностей. Но какие-то возможности у них есть. И никто их не напрягает, не требует, чтобы они завязали с пьянством и развратом, разболтанностью, нежеланием интенсивно трудиться, чтобы перестали предаваться современным утехам, наркотическим и иным. Никто не напрягает обитателей гетто, сформированного регрессом. И поэтому у нас с этим гетто есть определенное взаимопонимание.
Гетто на нас рычит, но нас терпит. А мы это гетто формируем. Мы помогаем ему разлагаться дальше. Публике нужны низкопробные развлечения? Ну так мы их ей даем! А она радуется. В результате она еще больше опрощается? Ну и пусть опрощается. Кроме того, уже сформирован этот запрос на опрощение. Он же, миль пардон, носит теперь по сути рыночный характер. И что, вы хотите, чтобы мы посягнули на эту рыночность?
Вот мы показываем передачу, содействующую дальнейшему опрощению населения, и население радуется. У передачи высокий рейтинг. А вы что, хотите, чтобы было, как на канале «Культура»? Публика хочет, чтобы мы ей подбрасывали всяческое упрощение. Она ведь, между прочим, еще и электорат. И мы что, должны перечить электорату? Вы чего от нас хотите? Чтобы мы проиграли выборы?»
Отвечаю:
«Я не хочу, чтобы вы проиграли выборы. Я хочу, чтобы мы все, и вы в том числе, не проиграли войну. Я хочу, чтобы вы не довели Россию до ручки, до полного истощения. И чтобы в этом состоянии она не стала легкой добычей самых разных своих соседей. Не только, между прочим, американцев.
Поэтому выборы надо выигрывать, а регресса не допускать. И, главное, не считать его своей политической и социальной опорой. На регресс долговременно и в условиях внешнеполитического неблагополучия опереться невозможно. Как невозможно опереться на обывателя в момент, когда надо всем миром выстаивать, всем миром приносить жертвы на алтарь сохранения народа и государства.
Кроме того, вы почему-то считаете лишь себя самих собственниками регресса. Между тем настоящий его собственник — это Запад, который вам объявил войну на уничтожение. Запад рассматривает регресс как свою единственную надежду на окончательную победу над Россией. Запад, по-прежнему находясь в доле с нашим отечественным элитным коллективным регрессором, наваривает на регрессе колоссальные средства. Но даже эти средства вторичны по отношению к проблеме будущего господства над миром.
Что же касается запроса на регресс со стороны втянутого в него народа, то история учит, чем кончается потакание подобному запросу. Сначала древнеримское «хлеба и зрелищ». Потом упадок, апатия, разложение верхов и низов, ускорение и усугубление регресса.
А потом невозможность защитить Рим, поскольку разложенное общество, впавшее в регрессивное безумие, уже не способно нести на своих плечах крест государственности. И далее — кровавое господство варваров.
Разве не о том же самом говорит опыт Древней Руси перед приходом татаро-монгольского воинства? Или опыт Смуты? Или смерть очень многих древних цивилизаций, уставших от самих себя, поддавшихся соблазну прозябания, утонувших в бесчинствах, разврате, завороженных бессмысленностью своего никчемного существования.
Хотите повторить этот опыт? Начнете его повторять — вас не спасет никакое ядерное оружие. В лучшем случае вы коллективными усилиями соорудите вполне для кого-то желанную ядерную пустыню. А в худшем — эти ваши технические достижения, оторвавшись от того, что именуется надстройкой, превратятся в реликты умершей цивилизации. Такие же, как египетские пирамиды, только гораздо более вредные для здоровья оставшегося одичавшего народонаселения».
Это ведь только в упрощенном до предела марксизме говорилось, что производственные отношения, то бишь отношения между людьми, складывающиеся в процессе общественного производства, а также в процессе движения общественного продукта от производства до потребления — это базис, который полностью определяет так называемую надстройку. То есть политику, идеологию, религию, мораль, культуру.
Между прочим, сегодняшние одичавшие марксисты зачастую вообще считают, что базис — это производительные силы, а не производственные отношения. Но это так, заметка на полях. К вопросу о степени одичания.
Или вот заметка… Очень трепетно отношусь ко всему, что связано с православием. И вдруг — это было еще на заре нашего движения — какая-то группа, говорящая, что они многое разделяют в идеологии «Сути времени», обнаруживает у меня антиправославные тенденции. Я думаю — а ну как я действительно что-то задел у людей, глубоко знающих православие. Начинаю дополнительно читать православную литературу, потом еду разговаривать с этими людьми. Они говорят что-то странное. Я, думая, что нарвался на криптокатоликов, спрашиваю: «Скажите быстро, от кого исходит Дух Святой?» (вопрос о так называемом филиокве — только ли от Отца исходит Дух Святой или от Отца и Сына).
Мне отвечают, что Дух Святой исходит… от святого. И говорят, что на то он и Святой, этот дух, чтобы исходить от святого. Всё понятно? Это к вопросу о регрессе.
Конечно, я привожу частную зарисовку, но как вы нащупаете общую тенденцию, пренебрегая частностями?
Вы обсуждаете в молодежной аудитории пушкинскую поэзию и спрашиваете собравшихся, кого имел в виду Пушкин, говоря:
Другой от нас умчался гений,
Другой властитель наших дум.
Никто не знает. Тогда вы спрашиваете, знает ли кто-то, кто такой Байрон? Не знает почти никто.
Мне попалась плохая аудитория? А как быть с тем, что на давнишней встрече с руководством Государственного института кинематографии тогдашний ректор мне говорил: «Мы уже не осмеливаемся спросить абитуриентов, как звали чеховских трех сестер. Потому что знаем, что никто не ответит. И мы создали свой ликбез, в котором на протяжении трех лет пытаемся преодолеть дикость, насаждаемую средней школой. Может, миссия ВГИКа теперь в этом?»
Что я мог ответить? Только одно — что именно наша творческая интеллигенция и соорудила этот регресс.
Куда ни бросишь взгляд, везде видишь именно регресс, причем глубокий, откровенный, вызывающий. Провинция была немного нравственнее Москвы до массового появления смартфонов. После него насажденный в Москве разврат распространился в провинции с невероятной скоростью. Знаю не понаслышке.
Когда тебе некое марксистское сообщество говорит, что базис — это производительные силы, а не производственные отношения, ты сначала изумляешься, а потом понимаешь, что это вклад всё в ту же копилку регресса. Многоликого и всепроникающего.
Если же от бреда, будто базис — это производительные силы, перейти к нормальной хрестоматии, согласно которой базис — это производственные отношения, то наталкиваешься на чуть менее грубое, но тоже непонимание действительного соотношения между очень важными элементами человеческого бытия.
Не могу об этом не сказать, поскольку именно непонимание соотношения между этими элементами и фактически почти полное выкидывание главного элемента, позволяющего в чем-то разобраться по-настоящему, привело к краху позднесоветской идеологии. А значит, и к регрессу, который мы сейчас обсуждаем.
Упертые марксисты говорили, что надстройка, идеологическая в том числе, — это нечто вторичное по отношению, не к производительным силам, так к производственным отношениям. И что поэтому особо зацикливаться на идеологии не следует. Она-де, мол, вторична по отношению к чему-то более материалистическому. Ну, например, по отношению к собственности, ко всему, что связано с обращением потоков материальных ценностей, осуществляемом в том или ином обществе.
А как же быть с духовным производством, о котором сказано и в Манифесте Коммунистической партии (мол, история идей доказывает, что «духовное производство преобразуется вместе с материальным», что со временем меняется характер и материального, и духовного производства), и в других произведениях классиков? В той же «Немецкой идеологии», например.
Что такое духовное производство? Это надстройка?
Полно! Ни Маркс, ни его последователи духовное производство надстройкой не называли. И никто его не называл чем-то вторичным, надстроенным над более важным.
Духовное производство — это коллективная деятельность по созданию идей, ценностей и принципов, она же — производство сознания в особой общественной форме.
Такое духовное производство лежит в основе таких видов освоения действительности, как наука, искусство и религия. На позднем этапе об этом уже заговорили даже советские идеологи, заявив, что идеологические отношения — это отношения духовного производства. И что производство идей, наряду с производством вещей, лежит в основе различия двух сфер общественной жизни.
Нам говорят высокие должностные лица: «Да не заморачивайтесь вы по поводу идеологии.
Во-первых, у нас с ней всё в порядке.
А во-вторых, она нам как бы и не нужна. Ее заменяет нормальная жизнь».
А как же быть с этим самым духовным производством, которое находится сейчас в столь же регрессивном состоянии, как и материальное производство? Его проблемы мы не должны рассматривать?
Да, проживем без этого — и… И будем спрашивать, какое у нас будущее? И почему это нам интеллигенция втыкает нож в спину? Почему у нас столько добровольцев, а не во много раз больше? И что нам делать с демографией?
Мне не хотелось бы придавать особое значение недавнему демографическому исследованию Высшей школы экономики, в котором говорится, что нынешние демографические тенденции погубят Россию за пару-тройку десятилетий, а раз так, то никакое ядерное оружие ей не поможет. Я слишком хорошо знаю, насколько идеологически ангажированы все исследования Высшей школы экономики и что это за идеологический ангажемент.
Но о неблагоприятных тенденциях в демографии говорят отнюдь не только либералы из ВШЭ.
Многие демографы — как отечественные, так и зарубежные, — настаивают на ограниченном воздействии материального фактора на протекающие в обществе демографические процессы.
Проведенные исследования показывают, что не только материнский капитал, но и прямой рост благосостояния населения, если он лишен всего того, что обеспечивается правильным духовным производством, способны только ухудшить демографию, а не улучшить ее.
И что решающими в данном случае являются не количественные материальные показатели, а то, что рождается с помощью правильного духовного производства. То есть солидарность, справедливость, открытость перспективы, отсутствие скучного, унылого прозябания.
Почему определенные животные не размножаются в неволе? Не потому же, что их плохо кормят, что их ущемляют по части тех или иных материальных показателей! Не поэтому перестают размножаться даже животные. А от обреченки, скуки, бесперспективности, необходимости адаптироваться к условиям крайней несвободы и так далее. Что уж говорить о людях.
Конечно, надо поддерживать материально семьи с детьми. Но эти люди должны знать, что дети получат от жизни что-то значимое, существенное. Что их будущее — не растление, не прозябание, не потребительская скука. Счастье, надежда, упование на совершенно новые человеческие возможности — всё это важно для общества в целом и для его демографии.
Как можно, отрицая это, скорбеть по поводу губительных демографических процессов?
Как можно не испытывать крайнего беспокойства по поводу будущего, уготованного нам существующими регрессивными процессами?
Скажут: «А причем тут регресс? Если регресс приведет нас назад в традиционное общество, так рождаемость повысится! И вообще, дикари рожают больше детей, чем те, кто живет в так называемой продвинутой современности».
Но, во-первых, регресс, возвращающий в предшествующие уклады, — специфичен. Такие уклады можно назвать больными, поврежденными. И в этом их отличие от укладов, которые не созданы заново в результате травмы, а органично существуют и накапливают энергию для саморазвития.
Люди, жившие в нерегрессивном аграрном обществе, не были сброшены туда из более сложного уклада. Они существовали в том укладе, который был, и который был сложнее предыдущих. И в их паруса дул ветер истории. Их аграрный уклад постепенно усложнялся, накапливая в себе новые возможности.
Люди, вписанные в нормальный аграрный уклад, были здоровыми, сражались за сохранение определенного качества жизни, трудились, не покладая рук, их материальное и духовное производство были неразрывно связаны. И это была правильная связь одного с другим. Их не развращали, не накачивали наркотиками.
Семьи с большим числом детей нужны были им в том числе и для выживания. Они не ставили под сомнение высшие цели человеческого существования. И уж как минимум они не ощущали себя людьми, которые катятся вниз.
То, что предложено сейчас, устроено совсем иначе. Можно сказать, конечно, что на определенных российских территориях стал преобладать даже не аграрный уклад, а уклад по преимуществу собирательский или охотничий. И что там живут от продажи грибов, ягод или занимаясь охотой и рыболовством.
Но ведь им никто не отключил не только телевизор, но даже и интернет. Их собирательство, охота и рыбная ловля вполне сочетаются с поездками соседей на заработки в столичный мегаполис. Они болеют всеми духовными болезнями этого мегаполиса. Они помнят о своем прошлом, в котором им предлагался некий другой уклад жизни. Помнят, что их дети тогда могли поступать из поселковой школы в самые продвинутые вузы. И что учеба в этих вузах давала детям возможность подниматься по социальной и духовной лестнице.
Вторичный регрессивный уклад таких возможностей не предоставляет. Он всегда близок по типу существования к тому или иному гетто. А поскольку в этом гетто нет насыщенной духовной жизни, пусть даже и традиционной, то рассчитывать на обеспечение этим гетто положительных демографических тенденций не приходится. И такого обеспечения не происходит на практике.
Беспокойство по поводу нашего будущего не просто правомочно. Лишь если это беспокойство станет достаточно накаленным и конструктивным, мы сможем преодолеть регресс. Но никогда при этом нельзя забывать ни про местных регрессоров (борющихся за сохранение регресса, потому что это отвечает и их интересам, и их месту в обществе), ни про международного врага, заинтересованного в регрессе еще поболее, чем местные интересанты.
Разве дело сводится только к очень важному вопросу о мировоззренческой установке выпускников журналистского или других факультетов наших ведущих вузов?
Оставим в стороне данные социологических центров, давно потерявших способность фиксировать реальные тенденции и подменяющих эту способность выполнением заказов по принципу «что изволите-с»? Есть ведь и другие центры. Да, они проводят работы, в том числе и существенно закрытые. И они-то их проводят достаточно добросовестно. И чаще всего их руководители настроены вполне патриотически.
О чем говорят сведения этих центров?
Они говорят о том, что в Российской Федерации примерно десять миллионов граждан имеют устойчивую мировоззренческую ориентацию на сугубо западные, преимущественно американские, ценности.
Эти граждане добросовестно работают, обладают материальными возможностями, заботятся о своих детях, стремятся проводить отдых за границей, обладают достаточно высокими профессиональными характеристиками, а, главное, они совершенно не стремятся вступать в конфронтацию с властью, которая, по их мнению, является и бесконечно тупорылой, и оборзелой, и психически нездоровой.
Эти десять миллионов наших сограждан считают, что это всё надо перетерпеть, что не надо уезжать за границу, что надо просто жить сообразно своему мировоззрению и наращивать свои возможности, делая карьеру.
Эти десять миллионов продвигаются по карьерной лестнице с помощью кого? С помощью власти. Которая при этом растерянно говорит, что ей втыкают нож в спину, а также вопрошает о том, каково ее будущее.
Именно власть, то есть политическая система, ориентированная на регресс, на подключенность к западным терминалам, на подражание тому, что именуется западным способом существования, на движение в западном мегатренде, предоставляет этим десяти миллионам всё новые и новые возможности.
Раньше это делалось в некоей логике, ибо осуществлялся курс на вхождение в западную цивилизацию, и эти десять миллионов были «солью земли русской».
Теперь это делается по инерции, а также сообразно действительным ценностям представителей власти.
Политическая система разнообразными способами спонсирует эти десять миллионов. Если даже речь идет не о прямом денежном спонсорстве, это ничего не меняет. Хотя, впрочем, есть и прямое спонсорство.
А есть и поощрение, основанное на том, что «вы для нас свои, а эти патриоты — чужие. Поэтому мы вас будем кооптировать в систему, а патриотических гадов — не будем. Да вы и лучше образованны, у вас своих возможностей достаточно. У нас общие знакомые, родственники… Мы отдыхаем сходным образом… Ну так вы помалкивайте о том, какие идиоты заварили кашу со спецоперацией, и не очень распинайтесь по поводу своей любви к Западу. То есть делайте то же, что и мы. А мы вас будем поддерживать и продвигать. Нам с вами гораздо легче договариваться. Как там у Киплинга? «Мы с тобой одной крови — ты и я».
Такой подход системы к 10-миллионному сообществу, являющемуся могильщиком этой системы, постепенно, но неумолимо превращает 10 миллионов в 15 и 20 миллионов, наделяет эти миллионы большей социальной, а через это и политической дееспособностью.
Система поощряет данную социальную интрузию (ее иногда называют внутренней эмиграцией) к саморазвитию, она кооптирует в нее молодежь. Причем именно ту молодежь, которая еще больше, чем те, кто уже дооформился в виде этой внутренней эмиграции, ориентирована на западные ценности. И в еще меньшей степени готова к жертвенности, патриотизму и прочей квазисовковой ахинее.
Никакой острой конфронтации между властью и этими — сначала десятью, а потом пятнадцатью, двадцатью — миллионами не будет.
Будет постепенное заполнение определенных социальных ниш — управленческих, массмедийных, культурных, научных, производственных — людьми, которые власть ненавидят и презирают.
Людьми, которые ориентируются только на западные ценности.
Людьми, которые считают себя правильными помощниками Запада в деле конструктивной колонизации России.
Какое будущее готовит России такая социальная интрузия, то есть такое вторжение в общественное тело некоего совершенно особого сгустка — немалого, активного и дееспособного?
Мне возразят, что в России проживают более 83 миллионов людей трудоспособного возраста. И что 10 миллионов инакомыслящих граждан погоду сделать не могут. Тем более, если они не заточены на острую политическую конфронтацию.
В чем-то я соглашусь с такой оценкой десятимиллионной социальной интрузии. А в чем-то нет. Потому что тут всё зависит от того, что происходит с оставшейся частью населения.
Насколько она включена в регресс.
Насколько привержена потребительско-обывательским тенденциям, несовместимым с необходимостью выстаивать в очень серьезных условиях.
Давайте разберем и обсудим всё это далее.
(Продолжение следует.)