Газета «Искра», перевернувшая, трансформировавшая революционную среду в России, безусловно была неосуществима без Ленина, его политических и интеллектуальных возможностей, без его энергии и работоспособности. Это отмечают многие, кто с ним работал тогда.

Однако огромную роль в деле оформления партии сыграли и «агенты „Искры“» — революционеры, которые взяли на себя тяжелую и опасную работу по доставке и распространению газеты в России, по организации работы революционных ячеек на местах в соответствии с принципами «Искры». Эти агенты были не просто «почтальонами», доставлявшими газету и другие материалы. Они же были главными проводниками идей «Искры», агитаторами и организаторами.

Одним из наиболее ценных агентов «Искры» был Виктор Павлович Ногин. Настоящий рабочий интеллигент, довершивший свое образование во время сидения в царских тюрьмах, он был в числе тех, за кем особенно охотилась царская охранка. По подсчетам самого Ногина, он сидел в 50 тюрьмах и других местах заключения, семь раз находился в ссылке, откуда обычно сбегал. Не раз бывал за границей: как в эмиграции, так и в качестве представителя государства, после революции заключая многомиллионные контракты от имени Страны Советов.

Начало самостоятельной жизни Ногина отмечено одной «странностью» — первой из череды таких в его жизни. Сын приказчика мануфактурной фирмы и белошвейки, то есть выходец не из самых низов, в 1893 году он, после окончания технического училища, поступает на работу в контору Богородско-Глуховской текстильной мануфактуры. Ему 15 лет и есть все шансы устроиться на непыльной (а основное текстильное производство было очень вредным, в том числе из-за хлопковой пыли) работе. Но вместо работы конторским мальчиком он идет в красильню. То есть на одно из самых вредных и неприятных производств, где приходилось иметь дело с агрессивными и опасными химическими веществами.

Проработав там три года, он уезжает в Петербург, чтобы продолжить работу подмастерьем в красильне. В автобиографии Ногин пишет про эти годы скупо, просто перечисляя факты смены работы. Только про увольнение с текстильного производства в столице он пишет, что это произошло «после столкновения с директором фабрики Паля».

Порядки на этой фабрике Ногин описал в своей первой книге, которую посвятил, помимо товарищей, «министру финансов, министру внутренних дел, фабричным инспекторам и хозяину фабрики — К. Я. Палю». В книге он рассказал о нечеловеческих условиях труда и жизни рабочих, о том, как их штрафует и обсчитывает руководство фабрики, как заставляют питаться тем негодным товаром, который продается втридорога в заводской лавке. Последний прием широко использовался хозяевами фабрик по всей России, о чем пишет и Ногин, в предисловии указывая, что «наши фабрики все устроены по палевскому образцу». Несмотря на молодость, у него уже был достаточный кругозор для таких обобщений.

Интересно, что книга Ногина была издана за рубежом в 1899 году «Союзом Борьбы за освобождение рабочего класса», то есть союзом, образованным при объединении кружков, в которые вошла группа Ю. О. Мартова и В. И. Ленина.

Через год Ногин уже член нелегального рабочего кружка и организатор забастовок. Он входит в группу «Рабочее знамя», которая сумела даже издать нелегально три номера собственной газеты с таким названием. 16 декабря 1898 года Ногина арестовывают после стачки, которая организовывалась при его участии. Год он проводит в «Доме предварительного заключения», где занимается самообразованием. «Год „там“ принес мне большую пользу, я много прочитал и понял, получил ясное представление о вещах, интересовавших меня, также научился ценить людей», — вспоминал Ногин про тот период.

Очевидно, что к этому времени он уже определился с целями в жизни и вполне отчетливо видит свой дальнейший путь. «Можно видеть, что жизнь на Руси пошла быстрей и что борьба направляется на главного врага, и если не масса стала сознательнее, то многие лица увидали, что им следует делать… Стыдно теперь сидеть сложа руки и „выжидать“, забиваться в какой-нибудь медвежий угол и исполнять „волю предержащих“. Хочется жить и работать», — пишет Ногин своему брату Сергею.

После завершения следствия Ногина ссылают на три года в Полтаву. Там он встречается с Мартовым и участвует в деятельности нелегальных кружков и даже сам их организовывает.

Первую свою ссылку он не стал отбывать до конца. 6 августа 1900 года бежит в Англию, охваченный идеей участвовать в издании общерусской нелегальной газеты. Через некоторое время царская охранка пишет о нем уже как об одном из руководителей РСДРП. «Принадлежит к „верхам“ РСДРП и является одним из наиболее доверенных и авторитетных представителей заграничного партийного центра», — говорится в материалах царских спецслужб.

Из Англии Ногин переписывается с Лениным, который пишет, что давно ищет с ним встречи и предлагает ему участвовать в работе по распространению «Искры».

В мае 1901 года Ногин и его товарищ по «Рабочему знамени» Сергей Андропов встречаются с Лениным в Мюнхене и выезжают в Россию для нелегальной работы по распространению «Искры». В июле 1901 года Ногин приезжает в Москву с чемоданом с двойным дном, в котором везет газету «Искра», журнал «Заря» и другую литературу. Там он встречается с другим агентом — Николаем Бауманом. С ним и другими искровцами — Бубновым, Бабушкиным они создают московский центр «Искры», а в сентябре Ногин уже переезжает в Петербург.

Нельзя сказать, что работа на этом этапе шла гладко. По пути в столицу Ногин со своим давним товарищем Сергеем Андроповым и Сергеем Цедербаумом, видимо, разочарованные провалом одной из попыток доставить «Искру» в Россию, предлагают план по изданию местной, районной газеты. Ленин пишет им большое письмо, убеждая, что нельзя останавливаться после первой неудачи, отговаривая от этого плана и убеждая продолжать работу по изданию общерусской газеты. Объяснившись в начале письма, что план ему совсем не нравится, и заранее извинившись за возможную резкость, он пишет:

«Это что-то невероятное! После целого года отчаянных усилий удается только-только начать группировать для этой громадной и самой насущной задачи штаб руководителей и организаторов в России (этот штаб еще страшно мал, ибо у нас, кроме упомянутых трех лиц, еще 2–3 человека, а для общерусского органа требуется не один десяток таких энергичных сотрудников, понимая это слово не только в литературном смысле), и вдруг опять рассыпать храмину и возвращаться к старому кустарничеству! Более самоубийственной тактики для „Искры“ я не могу себе и представить!»

При этом Ленин проявляет себя как мастер компромисса. Понимая желание агентов вести более самостоятельную работу, он предлагает вести ее в рамках «Искры»: «Если СПБ. закупал 400 экземпляров „Южного Рабочего“, то группа „Социалист“ бралась распространить 1000 экземпляров „Искры“. Пусть устроят распространение такого количества экземпляров, пусть устроят, чтобы в ней был обстоятельный петербургский отдел (в случае надобности он составит особое приложение), и тогда будет достигнута та же задача, которая перед Вами заслонила все прочие задачи завоевания Питера».

В итоге Ленину удается убедить товарищей сконцентрироваться на распространении «Искры», и работа продолжается дальше по ленинскому плану. К моменту, когда Андропов и Ногин отправились в Петербург, готовился к изданию уже 7-й номер «Искры».

2 сентября Ногин попадает в Петербург, где создает первый отдел «Искры». Уже 29 сентября он пишет по этому поводу редакции газеты: «На прошлой неделе, отыскавши двух преданных нам лиц, я составил с ними группу, назвав ее СПб. отдел „Искры“».

Но уже 2 октября его арестовывают, установив из перехваченных писем его личность по почерку. Одновременно с ним арестовывают и всю искровскую группу. Ногин, вероятно, предвидел возможный провал. В своем письме в адрес редакции «Искры» он писал в незашифрованной части послания: «Я думаю через недельку двинуться отсюда с разными подарками (нелегальной литературой — примечание по первоисточнику) и, уж что греха таить, с довольно тяжелой головой от столичного веселья».

Ногин вместе с Андроповым и Цедербаумом («Яков») попадают в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. И снова Ногин не теряет времени даром, все 11 месяцев заключения читая труды по истории рабочего движения, философии, уча английский язык и отдыхая за чтением произведений Чехова и Салтыкова-Щедрина.

Спустя год Ногина отправляют в ссылку в Енисейскую губернию. 27 апреля 1903 года он снова бежит за границу, в Женеву, и возвращается в Россию с новым заданием: готовить сбор делегатов на II съезд РСДРП. Сперва Ногин отправляется в Москву, потом в Екатеринослав, где вместе с другими революционерами-искровцами (искровская организация насчитывала в городе 35 человек) налаживает подпольную работу и организует стачки на предприятиях. Им удается организовать первую общегородскую стачку, сигналом к которой послужил гудок железнодорожных мастерских. Стачка была прекращена только на четвертый день по команде стачечного комитета. К осени того же года искровская организация насчитывала уже 350 членов, причем под влиянием Ногина и его товарищей организация занимала сторону большевиков.

В октябре, после ареста товарищей пытаясь скрыться от слежки, Ногин перебирается в Ростов-на-Дону, а в декабре — снова в Москву. Его опять выслеживают и он уезжает из Москвы — в Николаев. В Николаеве Ногин за полгода проделывает огромную работу, организовывая нелегальные кружки и подпольную типографию, выпускавшую прокламации по два-три раза в неделю.

Но 8 марта 1904 года его снова арестовывают. В тюрьме Ногин, помимо самообразования, учит других, ведя различные кружки — от древней истории до космографии. После неудачного побега его переводят в воронежскую тюрьму, затем в тюрьму Ломжи, откуда он отправляется в ссылку на Кольский полуостров. Из ссылки Ногин бежит всего через восемь дней. Маршрут привычный: Женева, встреча с Лениным — и обратно в Россию, с новым заданием.

В октябре 1905 года, после амнистии, он появляется в Петербурге, где возглавляет уже военную организацию партии, формирует и обучает боевые дружины.

Затем он едет в Москву, где следует новый арест. Три месяца тюрьмы, высылка за пределы Московской губернии, и в феврале 1906 года Ногин прибывает в Баку. Снова напряженная работа по организации кружков и союзов, издание газет, попытка объединить всех рабочих бакинских нефтяных промыслов. Спасаясь от ареста, Ногин вынужден бежать, и бежит он в Москву, куда ему запрещено возвращаться. Там он работает над объединением профсоюзов под эгидой большевиков — и ему удается это сделать. Ногин встает во главе Центрального бюро профсоюзов.

1 октября 1907 года Ногин снова арестован, на конференции профсоюзов. Три месяца заключения — и его снова высылают из Москвы. Петербург — Москва — новый арест в августе 1908 года. Четыре месяца тюрьмы, ссылка в Тобольскую губернию, новый побег, возврат на место ссылки, еще один побег. На этот раз Ногин остается в России и целый год работает в Москве, выезжая за рубеж, в Париж.

Бесполезно в коротком очерке пытаться перечислять все аресты, ссылки и побеги Ногина. Его относительно частые аресты могут быть объяснены как его активностью, так и тем, что он и его товарищи были на особом счету у охранки. Именно «Искру» и искровцев охранка считала главными врагами, об этом было решено еще в 1902 году на совещании под председательством директора департамента полиции С. Э. Зволянского.

Против большевиков широко практиковалось использование провокаторов, имевших огромные по тем временам оклады, 200–700 рублей. Последний раз Ногина арестовывают в 1911 году и отправляют в ссылку в Верхоянск. Там в суровейших условиях он проведет три года, о которых потом напишет книгу «На полюсе холода».

В 1914 году заканчивается срок ссылки, и Ногин едет в Саратов. Там работает контролером в городской управе и участвует в нелегальной большевистской деятельности. В 1916-м переезжает в Москву, где работает во Всероссийском союзе городов и занимается восстановлением партийного подполья.

В феврале 1917-го, после второй русской революции, Ногин вместе с товарищами создает Московский совет рабочих депутатов. 17 сентября он его возглавил. Это стало решающим шагом ко взятию большевиками власти. «Получив большинство в обоих столичных Советах рабочих и солдатских депутатов, большевики могут и должны взять государственную власть в свои руки», — написал Ленин.

Ногин вместе с другими лидерами большевиков — Зиновьевым, Каменевым, Рыковым — оппонировали Ленину, который считал, что всю власть в стране необходимо передать Советам. Ногин доказывал, что в том состоянии, в котором находились Советы тогда, на них опереться было нельзя. Это точка зрения взяла верх, и вопрос снова был поднят только в октябре. Ногин изменил свое мнение, но не полностью. Он заявлял, что страна до сих пор не развалилась только благодаря Советам, однако сомневался, что за два месяца страна, прежде не готовая, по его оценке, к социализму, теперь поменялась.

«Тогда мы находили, что еще стоим перед переходом к социалистической революции. Неужели, товарищи, наша страна за два месяца сделала такой прыжок, что она уже подготовлена к социализму?» — сравнивал он апрельское положение вещей с июльским. Ногин также скептически относился к возможности мировой революции (и был, как показало время, прав).

Тем не менее в итоге победила точка зрения Ленина, и в конце октября большевики взяли власть в Петрограде практически без боя. В Москве же большевики действовали не так решительно, пытаясь избежать кровопролития и убеждая своих противников сложить оружие. Обернулось это трагедией: расстрелом кремлевского гарнизона и кровопролитными боями в Москве. Вероятно, это были не единственные факторы, которые повлияли на иное развитие октябрьско-ноябрьских событий в Москве, нежели в Петрограде. В частности, наличие двух отдельных советов: Совета рабочих депутатов (где власть имели большевики) и Совета солдатских депутатов (в котором главную роль играли эсеры).

Так или иначе, большевики, включая Ногина, проявили в Москве необычайное миролюбие, и этот опыт показал, что противная сторона расценивает такую позицию как слабость. Это был важный урок революции.

26 октября II Всероссийский съезд советов утвердил состав нового правительства, в который вошел и Ногин, как комиссар по делам торговли и промышленности. Однако 1 (14) ноября он с несколькими другими комиссарами выходит из правительства и ЦК РСДРП, несогласный с мнением большинства, отвергавшего уступки другим партиям ради формирования коалиционного правительства. Ленин, ранее сам призывавший эсеров и меньшевиков брать власть в свои руки и убедившийся в их нежелании это делать, теперь был уверен, что введя их в состав правительства, большевики подвергнут риску революцию и упадут в глазах масс. «Мы взяли власть, мы должны нести и ответственность», — такова была позиция Ленина.

Кроме того, соглашение с эсерами и меньшевиками означало бы отказ от первых декретов Советской власти — о мире и о земле. Ленин понимал, что такой отказ невозможен — и страна поддержала его, осудив уход наркомов из правительства.

Так или иначе, Ногин с этого момента перешел в оппозицию к основной линии партии, однако не был отодвинут от работы.

Партия направляет его на ту деятельность, которую он хорошо знал: организацию рабочей кооперации, а затем — текстильной промышленности. На этом посту Ногин проявляет себя как талантливый руководитель с отличной деловой хваткой. Ему предстояло заново запустить промышленность, которая не могла существовать без сырья из отколовшихся регионов страны — хлопка. В результате, если к 1917 году текстильная промышленность насчитывала 7 млн веретен, то в 1920-м, через три года, в работе оставалось только 350 тысяч веретен. Проблема была и в нехватке топлива.

Ногин блестяще справляется с задачей. Он налаживает поставки запчастей и техники для текстильной промышленности из Англии (где он в свое время работал на фабрике), хлопка из Туркестана, одновременно поднимая хлопковое хозяйство республики.

Интересно, что в период, когда решалась судьба туркестанской командировки, Ногин был «нарасхват»: Наркомат внешней торговли хотел командировать его для закупок хлеба в Аргентину, Профинтерн требовал к себе.

Под руководством Ногина образуется Всероссийский текстильный синдикат (ВТС), объединивший множество текстильных трестов и позволивший им эффективно торговать, захватывая рынок и успешно конкурируя на нем. Выигрывали от этого и потребители, которым товар в итоге доставался дешевле, так как синдикат фактически устранял множество посредников между производителем и покупателем.

В условиях НЭПа Ногин оказался одним из самых успешных руководителей, создав гигантское социалистическое предприятие, ведавшее закупками, производством и сбытом. От этого выигрывали все, включая крестьян — производителей сырья, для которых ВТС поднял закупочные цены. Одновременно снижались накладные и другие расходы, приводя к удешевлению себестоимости товаров. Через три года, к 1923 году, текстильная промышленность вышла на дореволюционный уровень.

Производство было не единственным, чем занимался Ногин в рамках своей работы. Он также стремился всемерно наладить жизнь рабочих. Любопытно воспоминание американского журналиста, который побывал в России и оставил свои воспоминания об экскурсии в детский сад при текстильном производстве, которую для него организовал Ногин.

«В яслях при фабриках я видел детей работниц не свыше семи лет, чистеньких, как в американских госпиталях, их кормят трижды в день и дают медицинскую помощь за счет синдиката», — описал увиденное удивленный американец в статье в газете The Nation (нация).

Одним из последних крупных дел Ногина стала организация закупок хлопка в США (растущей промышленности требовалось всё больше сырья). В своей последней заграничной командировке он снова проявил себя как человек с замечательной деловой хваткой, добившись поставок хлопка из США на значительно более выгодных условиях, чем раньше, когда сырье шло через европейских перекупщиков.

К тому времени он был уже серьезно болен, но постоянно откладывал лечение, полностью отдаваясь работе. Когда же дело дошло до операции, Ногин ее не пережил. 22 мая 1924 года в 5 часов 15 минут утра Виктор Павлович Ногин скончался после операции в возрасте 46 лет.

Его похоронили 25 мая на Красной площади, письма и некрологи по поводу его смерти писали не только в СССР, но и за рубежом. А текстильщики, для которых он так много сделал, выпустили посвященную его памяти книгу, которую так и назвали: «Текстильщики памяти Ногина». В ней собраны воспоминания людей, с которыми ему приходилось работать и общаться, а также воспоминания самого Ногина.

Американский журналист Клинтон Жильберт, которого мы уже цитировали, расспрашивал Виктора Павловича, как он рассчитывает обеспечить будущее своих детей на случай, если они лишатся родителей. «Я всю жизнь отдал революции, и правительство взяло бы на себя заботу о моих детях, — ответил журналисту Ногин и спокойно продолжил. — Сознание при смертном часе, что жизнь ушла на приобретение капитала, меня бы угнетало до крайности».

После его смерти город Богородск, в котором Виктор Павлович начинал свою трудовую деятельность, был переименован в Ногинск.