Читая ленинскую «Искру», не перестаешь удивляться тому, насколько правдивы и актуальны были материалы, напечатанные в ней. Редакторы газеты на страницах каждого номера отвечали на запрос времени, оперативно реагируя на события в стране и мире. Но еще большее удивление вызывает невероятная актуальность статей «Искры» для нашего времени.

В современном обезумевшем мире — мире, в котором перемешаны добро и зло и дискредитированы любые человеческие нормы — «Искра» как будто показывает нам, послесоветским поколениям, несовершенство нашей действительности и нас самих в этой действительности.

Передовица девятого номера газеты была названа Лениным «Борьба с голодающими». Название емко характеризовало суть политики тогдашних властей. В статье Ленин обличает явную антинародность правительственного курса.

Подробно разбирая распоряжение министра внутренних дел Д. И. Сипягина губернаторам, Ленин показывает, что оно направлено исключительно на то, чтобы принять все меры «сокращения пособия голодающим». Да, не увеличения, а именно сокращения! Местный крупный землевладелец, саркастически отмечал Ленин, «поймет лучше всех глубокую мысль министра о „деморализующем“ действии пособий, которые даются людям, „могущим обойтись“ и без них».

Министр потребовал, чтобы губернаторы определили, какие уезды являются действительно неблагополучными по урожаю. Для этого Сипягин дал четкие критерии того, когда не следует признавать уезд неблагополучным: «1) когда не более трети волостей пострадало; 2) когда недостаток хлеба обычен и хлеб покупается из года в год путем заработка; 3) когда недостает местных средств для выдачи пособий».

То есть в год сильнейшего промышленного кризиса и неурожая, когда уровень безработицы и голод зашкаливают, министр внутренних дел страны беспокоится о том, чтобы не преувеличены были размеры пособий, и действительно ли нуждающиеся нуждаются!

В итоге таких расчетов, пишет Ленин, «министр определяет нужду в помощи в четыре или пять раз меньше действительной надобности», а борьба царского правительства направлена не на голод, а на самих голодающих!

Таким образом, Ленин, с присущим ему гениальным умением выхватить главное и понятным, емким языком донести это главное до простого человека, — показывает на страницах «Искры» всю ложь власти.

Сегодня, в XXI веке, в современной России этой лжи не меньше, чем в царской России на рубеже XIX и XX веков. И в наши дни власть проводит политику «борьбы с голодающими». Примеров — неисчислимое множество.

Так, в 2019 году в рамках программы по снижению числа малоимущих в стране чиновники ряда регионов России представили федеральному центру причины, в результате которых можно было бы отменить выплату пособий малоимущим семьям. В Ивановской области, например, предложили лишить господдержки тех, кто имеет дополнительное жилье, которое не сдается в аренду, а также тех, кто на личном огороде выращивает овощи и фрукты «как дополнительный источник продуктов питания».

В Томской области предложили засчитывать урожай личного сада и огорода в доход семьи, учитываемый при расчете социальных выплат. Кроме того, взятые кредиты также предложено было засчитывать как уменьшающий размер пособия фактор.

В Татарстане тем, у кого есть две или более машины, снегоход или жилье в расчете не менее 40 кв. м на члена семьи, с 1 апреля 2019 года перестали выплачивать пособие на ребенка и пенсионерские выплаты на проезд в общественном транспорте.

Данные меры очень напоминают «борьбу с голодающими» из статьи Ленина, не правда ли? Власть, в рамках программы по снижению числа малоимущих, вместо оказания реальной помощи малоимущим (дабы им перестать быть таковыми) ищет всё новые и новые причины, чтобы отказать нуждающимся выплачивать положенные пособия.

И в сфере семьи подобных случаев борьбы государства с нуждающимися в помощи с его стороны не счесть. Например, насильственное отобрание детей из семьи, которая осталась без крыши над головой в результате пожара, или из-за стесненных жилищных условий и скромного дохода родителей. И здесь мы видим ту же «внимательную заботу» о простом человеке со стороны чиновников: вместо предоставления необходимого жилья, выделения дополнительных пособий на пропитание семьи — разлучение детей и родителей. Бедность — это повод для неправомерного вмешательства чиновников в семью и для изъятия из нее ребенка, а вовсе не для оказания семье всесторонней поддержки.

Есть и еще пример «борьбы государства с голодающими» — называемый иностранным словосочетанием «беби-бокс» и по сути являющийся альтернативой реальной помощи молодой матери. Государство вместо психологической и материальной поддержки предлагает женщине, находящейся в бедственном положении, — коробку, куда она от безысходности должна выбросить своего младенца!

А уж как позаботилась власть о пенсионерах! В результате пенсионной реформы пенсионеры от государства получили увеличение — нет, не размеров нищенских пенсий — возраста выхода на пенсию.

Так же участливо власти относятся и к больным. Пример — реформа в медицинской сфере, когда был упразднен (за ненадобностью, конечно) ненужный, раздутый и совершенно лишний коечный инфекционный фонд, а заодно и лечебно-профилактические учреждения как «экономически невыгодные». К чему это привело, когда в стране началась эпидемия, мы на себе прочувствовали и до сих пор продолжаем чувствовать. Уничтожив инфекционные больницы, власти, когда запахло жареным, начали переводить «под инфекцию» другие больницы: онкологические, хирургические, общей терапии, родильные дома — перекраивая и перекраивая Тришкин кафтан отечественного здравоохранения, и так уже изрядно обкромсанный предыдущими реформами. В результате люди, не больные COVID-19, были фактически оставлены без медицинской помощи, даже те, кто остро нуждался в лечении.

Вообще, удивительно, почему власти еще не додумались выпустить указания насчет того, как снизить число больных с помощью новых критериев болезни подобно критериям неблагополучия уездов, данных Сипягиным еще в далеком 1901 году… Очень удобно могло бы получиться. Откорректировать критерии болезни — и вот уже из больниц можно выписывать массу «симулянтов»!

Хотя и без этого мы сегодня наблюдаем планомерное, полномасштабное уничтожение медицинской помощи именно как помощи, то есть бескорыстного служения другим людям, и перевод ее в разряд услуг. А услуги ведь могут оказываться не всем, а лишь тем, кто способен за них заплатить. То есть и здесь развернута борьба государства с его гражданами.

И эта политика извлечения экономической выгоды из того, что по своей сути подобную выгоду приносить не может и не должно, привела при вспышке опасного инфекционного заболевания к катастрофе. Уничтоженные лечебные учреждения власти спешно начали отстраивать заново. А пока это делалось, расплачиваться приходилось всей стране. Было введено беспрецедентное ограничение личных свобод, когда людей заперли в своих домах на карантин, и даже для того, чтобы сходить в аптеку, надо было взять особое разрешение у властей, а несогласных наказывали арестами и штрафами. Кроме того, устанавливались надзор и слежка за всеми, могущими «представлять опасность» для общества. Сама эта опасность и ее степень определялись, конечно, власть имущими, которые в большинстве своем не обладали даже минимальной долей компетенции в данных вопросах.

Мы видим, что практически каждой сферы жизни коснулась эта людоедская политика «борьбы властей с голодающими», если слово «голодающие» понимать чуть более широко — как любых нуждающихся в помощи и поддержке.

В заключение хотелось бы привести слова Ленина из той же статьи девятого номера «Искры»: «Новый циркуляр характерен, как показатель всей безграничной наглости наших правителей. Назойливая полицейская опека залезает во все углы обывательской жизни, ломая всё на своем пути. Невинные вечеринки и представления отдаются под надзор разных „наблюдателей“ <…> Советуем русскому обывателю задуматься над очень серьезной задачей: при данной наглости правительства и данном смирении обывателей через сколько, примерно, лет мы дождемся распоряжения о том, чтобы всякий обыватель представлял все свои домашние счета на просмотр ближайшего постового городового?»

Не кажется ли вам, читатель, что то, о чем сказал Ленин на страницах «Искры», и от чего огромными усилиями его самого и его соратников удалось избавиться при построении Советского Союза, в наши дни уже давно пришло в каждый дом и в каждую семью?

Девятый номер газеты «Искра» можно скачать по ссылке.

БОРЬБА С ГОЛОДАЮЩИМИ

Какую удивительную заботливость о голодающих проявляет наше правительство! Какой длиннейший циркуляр (от 17 августа) выпустил министр внутренних дел к губернаторам пострадавших губерний! Это целое литературное произведение об‘емом больше обыкновенного печатного листа, изменяющее устами г. Сипягина всю политику правительства в продовольственном деле. Опубликованием этого произведения рассчитывали, очевидно, произвести впечатление на «общество»: вот, дескать как мы попечительны, как мы торопимся с мерами помощи, как мы заранее предусматриваем и организацию продовольственных учреждений и все виды и стороны их деятельности.

И нельзя не сознаться, что циркуляр министерства внутренних дел действительно производит впечатление и не только своей величиной, но также (если иметь терпение дочитать до конца) и своим содержанием. Откровенное изложение правительственной программы дает всегда в руки лучшее орудие для агитации против царского правительства, и, принося свою почтительную благодарность г. Сипягину, мы осмеливаемся рекомендовать и остальным гг. министрам почаще говорить о своей программе в циркулярах, публикуемых во всеобщее сведение.

Мы сказали: если иметь терпение дочитать циркуляр г. Сипягина до конца. Терпения на это надо не мало, ибо на три четверти… — какое! на девять десятых — циркуляр наполнен обычным казенным пустословием. Разжевывание вещей давным давно известных и сотни раз повторенных даже в «Своде законов», хождение кругом да около, расписывание подробностей китайского церемониала сношений между мандаринами, великолепный канцелярский стиль с периодами в 36 строк и с «речениями», от которых больно становится за родную русскую речь, — когда вчитываешься в эту прелесть, чувстуешь себя точно в русском полицейском участке, в котором от стен отдает затхлостью, отовсюду несет какой-то специфической вонью, чиновники уже по одному своему виду и обращению — олицетворение самой невыносимой волокиты, а виднеющиеся в окно надворные постройки живо напоминают о застенке.

Три главных пункта особенно обращают на себя внимание в новой правительственной программе: во-первых, усиление единоличной власти чиновников, попечение о том, чтобы дух казенщины и служебной дисциплины был укреплен и охранен от всякого дуновения свежего воздуха; во-вторых, определение норм пособия голодающим, т. е. указание, поскольку и как надо рассчитывать количество хлеба на «нуждающуюся» семью; в-третьих, выражение отчаянного ужаса по поводу того, что помогать голодающим бросаются «неблагонадежные» люди, способные возбуждать народ против правительства, и принятие заранее мер против этой «агитации». Остановимся поподробнее на каждом из этих пунктов.

Прошел всего год с тех пор, как правительство отняло у земств заведывание продовольственным делом и передало его в руки земских начальников и уездных с‘ездов (закон 12 июня 1900 г.)1 И вот, раньше еще, чем этот закон успел войти в действие, его уже отменяют простым циркуляром. Достаточно было нескольких сообщений губернаторов, чтобы разувериться в пригодности закона! Это как нельзя лучше показывает, какое значение имеют те законы, которые пекутся как блины в петербургских департаментах, без серьезного обсуждения людьми, действительно сведущими и способными высказать самостоятельное мнение, без серьезного намерения создать лучше удовлетворяющий своей цели порядок, просто по честолюбию какого-нибудь пройдохи-министра, желающего отличиться и поскорее высказать свою благонамеренность. Земство неблагонамеренно — отнять у него продовольственное дело!

Но не успели еще отнять, оказывается, что земские начальники, даже составленные из одних чиновников уездные с’езды как будто все еще слишком много рассуждают: из земских начальников попадались, вероятно, люди, которые имели глупость называть голод голодом, имели наивность думать, что надо бороться с голодом, а не с теми, кто хочет действительно помочь голодающим; в уездных с‘ездах некоторые чиновники, не состоящие в ведомстве министерства внутренних дел, обнаруживали, вероятно, такое же непонимание истинных задач «внутренней политики».

И вот по простому циркуляру министра создается новое «уездное центральное»… да, да, это не опечатка: «уездное центральное по продовольственной части управление», все назначение которого в том, чтобы не пропускать неблагонамеренных людей, неблагонамеренных мыслей, неблагоразумных поступков по продовольственному делу. Напр., министр находит неблагоразумным и запрещает «преждевременно» (т. е. не перед самой раздачей хлеба) составлять списки нуждающихся: это вызывает в населении «преувеличенные надежды»!

«Уездное центральное по продовольственной части управление» сосредоточивается в руках одного лица, а министерство рекомендует при этом уездного предводителя дворянства. И в самом деле: он настолько тесно связан с губернатором, он так много исполняет полицейских обязанностей, что наверное сумеет понять настоящий дух продовольственной политики. И притом он — местный крупный землевладелец, почтенный доверием всех помещиков. Такой человек уже наверное поймет лучше всех глубокую мысль министра о «деморализующем» действии пособий, которые даются людям, «могущим обойтись» и без них.

Что касается полномочий губернатора, то министр напоминает о них с самого начала и много раз повторяет, что губернатор за все ответственен, что губернатору все должны повиноваться, что губернатор должен уметь принимать «особые» меры и т. д. Если и до сих пор губернатор в русской провинции был настоящим сатрапом, от милости которого зависело существование любого учреждения и даже любого лица во «вверенной» губернии, то теперь создается уже настоящее «военное положение» в этом отношении. Необыкновенное усиление строгостей — по поводу помощи голодающим! Это совсем по-русски!

Но усиление строгости, увеличение надзора, все это требует увеличения расходов на чиновничью машину. И министр не позабыл об этом: гг. уездным предводителям дворянства или другим лицам, заведующим «уездным центральным по продовольственной части управлением» будет выдана в возмещение их расходов «особая сумма», «относительно размера коей, — добавляет циркуляр на своем „особом“ наречии, — ваше прев-во имеете войти ко мне с надлежащим представлением». Затем на «расходы по делопроизводству» уездных советов — по 1000 р. единовременно, на канцелярские средства губернских присутствий по 1000 — 1500 руб. Канцелярии всего больше будут работать, вся работа и будет состоять в канцелярщине — как же тут не позаботиться о канцелярских средствах? Прежде всего на канцелярии, а что останется, то голодающим.

Г. Сипягин проявляет удивительную настойчивость и изобретательность в изыскании мер сокращения пособия голодающим. Прежде всего он требует, чтобы губернаторы обсудили, какие уезды являются «неблагополучными по урожаю» (окончательно решать этот вопрос будет само министерство: даже губернаторам нельзя доверить, смогут ли они избежать «преувеличений»!). И вот преподаются указания, когда не следует признавать уезда неблагополучным: 1) когда не более трети волостей пострадало; 2) когда недостаток хлеба обычен и хлеб покупается из года в год путем заработка; 3) когда недостает местных средств для выдачи пособий. Мы видим уже здесь маленький образчик чиновничьего решения продовольственных вопросов: одну мерку на всех!

Как велико население в одной трети волостей, как сильно они пострадали, не упали ли обычные «заработки» в год сильнейшего промышленного кризиса, — это все праздные вопросы после решительных «предписаний» министерства! Но это только цветики, а ягодки дальше будут. Вся суть в том, кого считать нуждающимся и поскольку выдавать пособия. Г. Сипягин рекомендует следующий «приблизительный расчет», который «редко оказывается сколько-нибудь значительно преувеличенным» (мы больше всего боимся преувеличений; боимся преувеличенных надежд, боимся преувеличенных ссуд! И голод и безработица — все это одни «преувеличения»: таков ясный смысл всех министерских рассуждений).

Во-первых, по пробному умолоту определяется «средний сбор с десятины в каждом селении» и затем величина всего посева у каждого хозяина. Почему бы не определить также величины урожаев у хозяев разного достатка? У крестьянской бедноты урожаи ниже и определение «среднего» сбора именно нуждающимся-то и невыгодно. Во-вторых, считается ненуждающимся, у кого приходится не менее 48 пуд. хлеба в год на семью (считая по 12 пудов на трех взрослых и по 6 пуд. на двух детей). Это расчет самого прижимистого кулака: в обыкновенный год даже самые беднейшие крестьяне потребляют хлеба не по 48, а по 80 пуд. в год на семью в 5—6 человек, как это известно из описаний крестьянского хозяйства; средний же крестьянин потребляет в обыкновенный год 110 пуд. хлеба на семью в 5 чел. Значит, царское правительство наполовину понижает количество хлеба, необходимое в действительности на продовольствие.

В-третьих, «это количество» (т. е. 48 пуд. на семью), — гласит циркуляр, — «уменьшается наполовину в виду того, что рабочий элемент составляет около 50% населения». Правительство неуклонно настаивает на своем правиле, что рабочее население не должно получить ссуду, ибо оно-де может заработать. Но ведь уже раз министр предписал не считать неблагополучными те уезды, где есть обычные заработки. Зачем же второй раз исключать из пособия рабочее население? Ведь всем известно, что в настоящий год не только нет особых заработков, но и обычные-то заработки все упали по случаю кризиса. Ведь само правительство повысылало из городов в деревни десятки тысяч безработных рабочих! Ведь опыт прежних голодовок доказал, что исключение рабочего населения ведет только к разделу недостаточной ссуды между детьми и взрослыми! Нет, поговорка: «с одного вола двух шкур не дерут» была бы еще слишком лестна для министерства внутренних дел, которое в два приема исключает из числа нуждающихся всех способных к работе!

В-четвертых, и это вдвое уменьшенное количество совершенно недостаточного пособия уменьшается еще на 1/3—1/5—1/10 «во внимание к приблизительному числу состоятельных хозяев, имеющих запас от прошедшего года или же какой-либо материальный достаток»! Это уже третья шкура с одного и того же вола! Какой еще «достаток» или «запас» могут быть у крестьянина, собравшего не более 48 пуд. хлеба на семью? Всякие остальные заработки сочтены уже дважды, а, кроме того, ведь одним хлебом не может просуществовать даже русский крестьянин при всем нищенстве, до которого его довела политика правительства, гнет капитала и помещиков. Необходим расход и на топливо, и на ремонт дома, и на одежду, и на пищу, кроме хлеба. В обыкновенный год даже беднейшие крестьяне, как это известно из научных описаний крестьянского хозяйства, расходуют более половины своего дохода на другие нужды, кроме хлеба. Если принять во внимание все это, то окажется, что министр определяет нужду в помощи в четыре или в пять раз меньше действительной надобности. Это не борьба с голодом, а борьба с теми, кто хочет действительно помочь голодающим.

И циркуляр заканчивается прямым походом против частных благотворителей. Нередко обнаруживалось, — гремит г. Сипягин, — что иные благотворители стараются возбудить в населении «недовольство существующими порядками и ничем не оправдываемую требовательность по отношению к правительству», ведут «противоправительственную агитацию» и проч. Это — обвинения, в сущности, прямо лживые. Известно, что в 1891 г. были рассылаемы прокламации «крестьянских доброхотов», прокламации, справедливо указывавшие народу на его настоящего врага; были, вероятно, и другие попытки агитации на почве голода! Но не было ни одного факта, чтобы, прикрываясь благотворительностью, вели агитацию революционеры. Масса благотворителей — это несомненный факт — были только благотворителями, и если г. Сипягин ссылается на то, что из них многие — «лица с небезупречным политическим прошлым», то ведь кто у нас теперь с «безупречным прошлым»? Даже «высокопоставленные лица» отдавали очень часто в юности дань общедемократическому движению!

Мы, конечно, не хотим сказать, чтобы агитация против правительства на почве голода была недозволительна или хотя бы даже нежелательна. Наоборот, агитация необходима всегда и во время голода в особенности. Мы хотим сказать только, что г. Сипягин выдумывает небылицы, стараясь выставить свои страхи и опасения результатом опыта. Мы хотим сказать, что слова г. Сипягина доказывают только одну старую истину: полицейское правительство боится всякого соприкосновения с народом сколько-нибудь независимой и честной интеллигенции, боится всякого правдивого и смелого слова, прямо обращенного к народу, подозревает — и подозревает совершенно справедливо — что одна уже забота о действительном (а не мнимом) удовлетворении нужды будет равносильна агитации против правительства, ибо народ видит, что частные благотворители искренно хотят ему помочь, а чиновники царя мешают этому, урезывают помощь, уменьшают размеры нужды, затрудняют устройство столовых и т. д.

Теперь новый циркуляр требует прямо «подчинить контролю властей» все пожертвования и приглашения к пожертвованиям, всякие устройства столовых; требует, чтобы все приезжающие «представлялись» губернатору, выбирали себе помощников не иначе, как с его разрешения, давали ему же отчет в своей деятельности! Кто хочет помогать, подчиняйся полицейским чинам и полицейской системе всяческих урезок помощи и бессовестных сокращений пособий! Кто не хочет подчиняться этой гнусности — тот не смеет помогать: в этом вся суть политики правительства. Г. Сипягин кричит, что голодом «охотно пользуются неблагонадежные в политическом смысле лица для своих преступных целей под личиной помощи ближнему», а вслед за ним вся реакционная печать повторяет этот крик (напр. «Моск. Ведом.»). Какой ужас! Пользоваться народной нуждой для «политики»! На самом деле ужасно, наоборот, то, что в России всякая деятельность, даже самая далекая от политики, филантропическая (благотворительная) деятельность неизбежно ведет к столкновению независимых людей с полицейским произволом и с мерами «пресечения», «запрещения», «ограничения» и проч. и проч. Ужасно то, что правительство прикрывает соображениями высшей политики свое иудушкино стремление — отнять кусок у голодающего, урезать впятеро размер пособий, запретить всем, кроме полицейских чинов, подступаться к умирающим от голода!

И мы повторяем еще раз призыв, сделанный уже «Искрой»: открыть обличительную кампанию против продовольственной кампании полицейского правительства, разоблачать в бесцензурной свободной печати все безобразия местных сатрапов, всю корыстную тактику урезывания пособий, всю мизерность и недостаточность помощи, жалкое преуменьшение голода и позорную борьбу против тех, кто хочет помогать голодающим! Мы советуем всем, у кого есть хоть капля искреннего чувства к народному бедствию, позаботиться о распространении в народе знакомства с истинным смыслом и значением министерского циркуляра. Ведь только бесконечной темнотой народа и можно об’яснить себе, что подобные циркуляры не вызывают тотчас всеобщего возмущения. И пусть сознательные рабочие, которые всего ближе стоят и к крестьянству и к неразвитым городским массам, возьмут на себя почин в деле разоблачения правительства!

[Н. Ленин]